Геополитические проекты Г.А. Потемкина

Как президенту Коммерц-коллегии, Воронцову подчинялись все таможни Российской империи. Он контролировал поступление таможенных сборов в казну. На руководящие должности в крупнейших из них Александр Романович сам подобрал и расставил чиновников, лично ему обязанных своим продвижением. В 1780 г. во главе Петербургской таможни, которая давала три четверти таможенных сборов в стране, Воронцов поставил свою креатуру Г. Ю. Даля, а его помощником был утвержден, тоже по выбору президента, А. Н. Радищев, которому Воронцов начал покровительствовать {422}. Вторая по значению и сборам таможня находилась в Архангельске - старом порте, через который проходили большие потоки грузов из северных губерний России. В 1784 г. в Казенную палату Архангельска советником по таможенным делам был переведен из Вологды другой протеже Воронцова - родной брат А. Н. Радищева - Моисей. Александр Романович установил [95] новый порядок занятия должностей: на места отправлялись только те чиновники, которые прошли стажировку в Петербургской таможне и получили личную рекомендацию Даля {423}. Это позволяло исключить возможность попадания на таможни «чужих» ставленников. Излишне говорить, какой простор для коммерческой деятельности открывал подобный принцип.

Лишь одно обстоятельство портило прекрасно простроенную Воронцовым пирамиду. На юге России в результате присоединения новых земель образовался целый регион, выпадавший из-под бдительного контроля президента Коммерц-коллегии. Конечно, с чисто формальной точки зрения Новороссия, а затем Таврида тоже должны были в вопросах торговли подчиняться Александру Романовичу, но фактически этого не происходило. Постоянная военная угроза ставила наместничество Потемкина в особое положение: все управление, как военное, так и гражданское здесь сосредотачивал в руках генерал-губернатор. Кипучая административная деятельность светлейшего князя не оставляла простора для чужого вмешательства, тем более контроля чиновника, который по «невидимой субординации» стоял неимеримо ниже него - тайного мужа и соправителя самой императрицы. За годы своей службы Воронцов посетил с ревизиями 29 губерний, но не наместничество Григория Александровича.

Кроме того, Воронцов и Потемкин совершенно по-разному смотрели на суть налоговой системы. Александр Романович вел непримиримую борьбу с контрабандным провозом товаров через границы империи, с недоплатой русскими и иностранными купцами таможенных сборов. В годы его президентства эти сборы с пограничных губерний неуклонно возрастали и казна таким образом пополнялась {424}. Однако интересы казны и интересы развития торговли не всегда совпадают. На вверенных Потемкину землях с целью их скорейшего хозяйственного освоения налоги с поселенцев на 15-30 лет были отменены {425}. Наоборот, государство предоставляло им денежные займы, практически не возвращаемые, строило дома, снабжало землей, скотом и птицей {426}. Для развития торговли французские, итальянские и греческие коммерсанты, осваивавшие новый рынок, почти не платили таможенных сборов. В таких условиях легко было обвинять светлейшего князя в том, что новые земли не приносят никакого дохода, а выданные Потемкину деньги вылетают в трубу. Но именно такая политика позволила наместнику заселить и развить край в рекордно короткие сроки, а также заложить основы широкой торговли Крыма и Новороссии со всем Средиземноморским бассейном.

Государственный деятель, всеми средствами пополняющий казну, и государственный деятель, раздающий из нее деньги «голодранцам» вроде поселенных на необжитых землях казаков и рекрут, не могли питать друг к другу теплых чувств. Заявления светлейшего князя о том, что когда-нибудь Новороссия и Крым принесут большой доход, вызывали у сторонников Александра Романовича в лучшем случае усмешку. Именно из воронцовских кругов исходила известная эпиграмма на смерть Потемкина в 1791 г. - надпись на могильном камне: «Прохожий возблагодари Творца, / Что сей не разорил России до конца».

Практически все авторы, пишущие о путешествии Екатерины II на юг, согласны с мнением Е. И. Дружининой, что творцом легенды о «потемкинских деревнях», т. е. о том, что на юге императрице были показаны декорации вместо реальных городов и деревень, был саксонский дипломат Г. А. В. Гельбиг, приехавший в Россию к самом конце царствования Екатерины II и лично не участвовавший в поездке {427}. В. С. Лопатин справедливо указывает, что Гельбиг застал в Петербурге уже имевшиеся слухи, которые появились перед самой поездкой императрицы в Крым {428}. Гельбиг только собрал их воедино и представил европейской публике в своем памфлете «Потемкин Таврический». Одним из главных обвинений против Потемкина было то, что он якобы не построил флота, на отпущенные ему средства. Переписка С. Р. Воронцовых и графа А. А. Безбородко пестрит подобными замечаниями. Безбородко держал сторону светлейшего князя. 4 апреля 1788 г. он писал в Лондон Семену Романовичу: «Ваше сиятельство не верит, что флот наш на Черном море в 40 судах. Прилагаю записку оному» {429}. Одним из эпицентров для возникновения слухов о картонных избах и игрушечном флоте был дом Воронцова на Английской набережной.

К началу 1787 г. отношения Потемкина и Воронцова были безнадежно испорченны, оба уже успели не раз наступить друг другу на ноги на скользком придворном паркете. Предметом новых раздоров стал русско-польский союз. Австрийская партия возбуждала в столичном обществе и дипломатической среде слухи об обширных интригах светлейшего князя в Варшаве {430}, утверждали, будто Григорий Александрович больше служит Польше, чем России, что он желает получить в составе русской армии лично ему преданный польский корпус {431}, что Станислав-Август вскоре пожалует князю полунезависимое удельное владение {432}, и, наконец, что на чрезвьгааином сейме Потемкин будет выбран наследником польского престола {433}. Не в пользу светлейшего князя говорило и его происхождение из православной смоленской шляхты, представители которой до середины XVIII в. продолжали считать себя поляками. Отец Григория Александровича был лишь вторым человеком во всей губернии, взявшим в жены «великороссиянку», а не «польку» из своей среды {434}.