Россия накануне смутного времени

Отметим, что термин «заповедные годы» полностью отсутствует в изложении челобитной помещика Пестрикова, зато фигурирует в упомянутом вопроснике новгородского дьяка Семена Емельянова.

Наиболее точно вопросник из наказа Емельянова воспроизводится в книгах обыска поместья князя Б. И. Кропоткина. Его полный текст гласит: «Из-за княже Богдана княж Иванова сына Кропоткина крестьяне его в заповедные годы за детей боярских вышли ли, и будет вышли, и в котором году, и (хто) именем вышол, и с которые деревни, и за кого который крестьянин (вышол)?» [570]

Приведенный текст не оставляет сомнений в том, что именно наказ дьяка Емельянова, точно формулировавший вопросы и программу обыска, послужил тем источником, из которого термин «заповедные годы» попал в едровские грамоты 1588–1589 гг.

Вопросник Емельянова конца 80-х годов существенным образом отличался от обыскных вопросников начала 70-х годов по поводу своза и выхода крестьян.

Различие приведенных текстов имеет кардинальное значение. Если вопросник 70-х годов уделяет основное внимание выяснению таких обстоятельств, как соблюдение (или нарушение) норм выхода в Юрьев день, то вопросник конца 80-х годов полностью игнорирует эти нормы. Изменение вопросника было вызвано, очевидно, тем, что едровские помещики получили право возвращать крестьян, вышедших в заповедные годы, независимо от того, ушли ли они «по сроку» и с «отказом» или нарушили нормы Юрьева дня.

Определенно известно, что трое деревских помещиков: Непейцын, Кропоткин и Пестриков — добивались возвращения крестьян, но, чем закончились их тяжбы, неизвестно.

Однако имеется вполне аналогичное дело о возврате крестьян деревского помещика Д. И. Языкова. Языков затеял тяжбу в то же самое время, что и трое названных выше помещиков. После долгих проволочек Новгородская приказная изба 31 марта 1591 г. постановила беглых крестьян «вывести з женами и з детми и со всеми их животы за Дружину за Языкова… в деревню Язиху в старыи их дворы, где хто жил наперед того» [572]. Дело Языкова позволяет установить, что деревские помещики обладали реальной возможностью вернуть крестьян, ушедших от них в предыдущие годы. Подобное правило действовало не только в Деревской пятине, но и в других землях, например в Шелонской пятине.

Шелонский помещик В. Г. Скобельцын добился в 1591–1592 (7100) гг. возвращения четырех крестьян, свезенных из его поместья в дворцовую волость Вышгородского погоста. Скобельцын бил челом царю Федору, и тот «пожаловал» его и «велел тех крестьян отдать» [573]. Очевидно, в Шелонской пятине применялись те же меры по возвращению крестьян старым землевладельцам, что и в Деревской пятине.

Следует заметить, что в делах Языкова и Скобельцына термин «заповедные годы» не фигурирует. Этот факт нельзя рассматривать как случайный. В самом деле, в решении дела Языкова участвовал уже известный по делу Пестрикова новгородский дьяк С. Емельянов. По его распоряжению едровский губной староста В. Мусин, ездивший ранее в поместья И. Непейцына и Б. Кропоткина, обыскал поместье Языкова и установил, что крестьяне «выбежали» из него в 1586–1587 гг. Эти годы были в Едровском стане, бесспорно, заповедными. Но обширная документация судного дела Языкова, включая окончательное постановление суда, не содержит ни одной ссылки на нормы заповедных лет.

Пропуск термина «заповедные годы» в судных решениях служит аргументом против традиционного представления о том, что заповедный режим был введен специальным законодательным актом. Если бы норма заповедных лет стала формулой закона, судьи не преминули бы употребить ее в своих постановлениях.

Традиционная теория заповедных лет опирается на положение о том, что основное содержание заповедного указа сводится к формальной отмене права выхода крестьян в Юрьев день. Обращение к источнику, впервые четко сформулировавшему нормы «заповеди», а именно к жалованной грамоте городу Торопцу, составленной в московском Четвертном приказе, колеблет такое представление. В отличие от деревских грамот она представляет собой документ удостоверительного характера. Знаменательно, что термин «заповедные годы» употреблен здесь в контексте точно сформулированной юридической нормы.

Примерно в конце 1590 г. торопецкий посад добился окончательной отмены архаической формы управления — «кормления». По этому случаю городу Торопцу были пожалованы некоторые льготы. В частности, власти разрешили горожанам вернуть на посад старинных тяглых людей, покинувших свои дворы в заповедные годы: «И на пустые им места старинных своих тяглецов из-за князей, и из-за детей боярских, и из-за монастырей и из волостей, которые у них с посаду разошлись в заповедные леты, вывозить назад, на старинные их места, где хто жил наперед того, безоброчно и беспошлинно» [574].

Правильность чтения приведенного текста вызвала полемику в литературе. Издатель грамоты И. Побойнин внес искажение в текст вследствие неверной расстановки знаков препинания. Вставив запятую перед словами «в заповедные годы», он изменил смысл постановления. Другой вариант чтения текста грамоты предложил С. Б. Веселовский [575]. Сопоставление грамоты с деревскими документами подтверждает правоту С. Б. Веселовского:

Текст Торопецкой грамоты имеет исключительное значение для интерпретации понятия «заповедные годы». У В. И. Корецкого возникли сомнения относительно достоверности некоторых ее терминов. Поскольку грамота 7099 г. сохранилась в поздней копии конца XVII в., В. И. Корецкий предположил, что при копировании в ее текст вкралась ошибка [576]. По аналогии с Важской уставной грамотой 1552 г. он предложил «исправить» Торопецкую грамоту следующим образом:

Вводя в текст понятие «бессрочно», В. И. Корецкий сообщает источнику свою трактовку термина «заповедные годы», связанную исключительно с отменой норм и «сроков» Юрьева дня. Но предложенное исправление текста едва ли можно признать основательным.

Торопецкая грамота сформулировала нормы заповедных лет применительно к посадскому населению города Торопца. «Заповедь» затрагивала, очевидно, не только сельское, крестьянское, но и городское, посадское население. К горожанам Юрьев день никакого отношения не имел. Следовательно, содержание заповедных лет вовсе не сводилось к отмене Юрьева дня. Под их действие подпало все тяглое население страны — и крестьяне, и черные посадские люди. Общей целью введения режима заповедных лет было, по-видимому, возвращение тяглого населения в тягло. И в Торопецкой грамоте 7099 г., и в едровских грамотах 7096–7098 гг. можно проследить эту связь между «заповедью» и запрещением выхода из тягла.