Американская разведка во время мировой войны

— Если бы я был репортером «Сан» и должен был бы туда писать, в чьи руки попала бы написанная мною заметка, прежде чем очутиться в типографии, в чьи руки она попала бы до 6 часов вечера и в чьи руки после 6 часов?

Должно быть, этот человек очень хорошо знал штат редакции, ее утреннюю и вечернюю смены; между тем нашему агенту были известны только немногие лица.

Их имена проносились в его голове: Спид, Бишоп, Лорд, Снадпер. Но он помнил всех служащих прежнего синдиката, старой конторы Лаффан. Он немедленно решил отвечать так, как будто в руководстве газетой «Сан» произошли большие перемены, и всех старых служащих, которых он не знал, заменили служащими синдиката, которые были ему знакомы. Дело пошло очень хорошо. Человек с орлиным взглядом хорошо знал состав старых служащих, до последнего грума, но не знал служащих синдиката.

— Товарищи, — сказал американец, выпьем за революцию!

Однако, приехав в Берлин, он не рискнул иметь дело с полицией. Она была слишком хорошо осведомлена о газете «Сан». Он не решался переменить документы, ибо по собственному опыту охоты за шпионами он знал, что это верное средство возбудить подозрения. Поэтому он стал разыскивать место встреч красных, и после того как он показал письма «товарищей», говорил то, что следовало, и платил за желудевое пиво, он был принят как член совета из Северной Германии.

Он вполне ознакомился с политикой, которая проводилась в Берлине в начале зимы 1918/19 г. Он ходил на собрания спартаковцев, слушал, как, социалистическое правительство проклинает союзников и превозносит Россию. Американскому агенту очень хотелось узнать, не действуют ли спартаковцы сообща с большевиками; поэтому он бывал у некоторых русских, пил с ними самое лучшее вино, которое можно было достать в Берлине, и беседовал об их работе. Дважды А-1 слышал о плане свержения берлинского правительства. Когда солдаты Носке подавили мятеж на Александерплац, безжалостно расстреливая многочисленных красных, спрятавшихся в подвалах, то это оказалось возможным благодаря сведениям, которые дал Носке американский штаб, помещавшийся в отеле «Адлон».

Именно туда в качестве «газетного корреспондента» каждый вечер ходил американский агент с докладом. Но его доклады носили совсем иной характер. Он получал также инструкции и продовольствие, в котором нуждался, — конфеты, свиное сало, масло, шоколад. В Германии, терпевшей жестокие лишения, нельзя было найти плитки шоколада или нескольких граммов масла; посредством этих вещей можно было заставить людей заговорить.

У американцев имелись также мыло и зубная паста, бывшие в Германии по тем временам такой редкостью, что их употребление считалось неслыханной роскошью.

Все эти запасы сильно помогали американскому агенту, открывая ему многие двери. Кусок мыла был часто полезнее рекомендательных писем.

В Берлине существовал салон одной баронессы-еврейки, где собирались самые интересные люди, политические лидеры, кое-кто из спартаковцев, офицеры и журналисты. Может быть, это была ловушка для шпионов, но наш агент собрал там немало сведений. Он имел также свободный доступ в канцелярии рейхстага, если не в качестве журналиста, то как товарищ; однако однажды его постигла неприятная неожиданность. Швейцар, хорошо его знавший, дружески его предупредил:

— Вы знаете, кто-то выдает себя за вас. Я хорошо знаю, что вы корреспондент «Нью-Йорк Сан» и что вы регулярно приходите за известиями. А сегодня пришел какой-то незнакомец и представился как корреспондент вашей «Сан». Смотрите, вот его карточка.

Колени А-1 дрожали, когда он читал: «Карл X. фон Виганд». «Сан» послала в Германию настоящего корреспондента.

— Да, он является представителей синдиката «Сан», — объяснил А-1 швейцару.

Но в этот вечер А-1 поторопился в отель «Адлон», где его начальник встретил его следующими словами:

— Я сегодня спас вам жизнь. Фон Виганд хотел передать вас немецкой полиции как самозванца. Я это дело уладил, но будьте очень осторожны.

Начиная с этого момента, изобретательность А-1 направилась по другому направлению. В одной важной правительственной канцелярии он знал хорошенькую Fräulein (барышню), чувствительную к плиткам шоколада и кусочкам мыла. Он пригласил ее обедать.

Обеды повторялись часто, десерт всегда черпался из запасов, хранившихся в отеле «Адлон». Наконец, журналист признался чувствительной девушке, что ему страшно хочется сделать карьеру, послав в свою газету какое-нибудь сенсационное известие. Она, в свою очередь, призналась ему, что ее начальник, который был важным правительственным чиновником, предупредил ее, что если когда-нибудь «этот журналист» пригласит ее обедать, она должна принять его приглашение и ловко его расспросить.

— Он вас очень не любит, — прибавила она, — и даже мне сказал, чтобы я не оставляла на столе бумаг, когда вы приходите в канцелярию.

Журналист нашел средство ее успокоить. При следующей встрече пылкая Fräulein передала ему связку бумаг со словами:

— Спрячьте это и посмотрите только когда вы придете домой.

Разоблаченные немецкие планы

Когда А-1 заглянул в эти бумаги, он едва не вскрикнул от радости. Это был изложенный на двадцати страницах новый план реорганизации армии Германской республики — армии численностью от 1 200 000 до 1 500 000 человек.

В плане были упомянуты все подробности, в том числе количество артиллерийских орудий, и даже названы некоторые офицеры. Этот план с поразительной ясностью свидетельствовал о намерениях военных руководителей республики. Речи о радикальном разоружении больше не было. Этот план доказывал правильность замечания, которое делали некоторые лица при виде немецких детей в прирейнских областях, а именно:

— Когда-нибудь нам придется с ними сражаться!

А-1 приколол эти бумаги к внутренней стороне своих брюк и поспешил в отель «Адлон».

Его начальник широко раскрыл глаза от удивления и в тот же вечер послал со специальным курьером донесение в Париж. Этим отчасти объясняется та настойчивость, с какой маршал Фош требовал разоружения Германии, и те усилия, которые после этого были приложены союзниками с целью сокращения германских вооруженных сил до 100 тысяч человек, как, предусматривал Версальский договор.

Этот успех сделал положение А-1 еще более опасным.

Начальник А-1 счел своим долгом представить его к повышению, но, к несчастью, бумаги, касавшиеся А-1, в продолжение нескольких секунд оставались в комнате, где находился без свидетелей один немецкий политический деятель, с которым познакомился начальник А-1, рассчитывая привлечь его к работе для дела мира.

— Его честь вне всяких подозрений, — сказал начальник А-1. — Но, без всякого сомнения, он прочел эти бумаги, и если ему выгодно донести на вас, как на шпиона, он это сделает.

— Я еще сделаю попытку, — сказал А-1 и вернулся к своим занятиям.

Одному весьма влиятельному немцу очень хотелось узнать, что происходило в зоне, оккупированной американцами. А-1 сообщил ему весьма секретные сведения о реальной численности американских войск, находящихся в готовности на случай надобности, например, если бы немцы отказались подписать мирный договор. Названная А-1 цифра крайне удивила бы генерал-майора Джозефа Т. Дикмана — коменданта Кобленца.

Однажды ночью американский агент сел за стол, чтобы написать донесение. Он провел вечер в нескольких берлинских ресторанах, видел, как немецкие спекулянты заказывали лучшие вина и тонкие кушанья, громко смеясь над президентом Вильсоном и его четырнадцатью пунктами. «Если бы я был президентом Вильсоном, написал А-1, то я не дал бы Германии ни кусочка хлеба». В этот момент он услышал на лестнице тяжелые шаги. Было уже поздно, и он завесил окна одеялами. Он знал, что германская полиция следила за его перепиской, особенно с вождями спартаковцев. Вероятно, теперь она собиралась ознакомиться с этой перепиской непосредственно. Шаги приближались. А-1 только начал свой доклад на очень тонкой шелковой бумаге. Ему оставалось лишь одно — проглотить ее. Пора уже было это сделать, так как в дверь постучали.