Очерки времён и событий из истории российских евреев том 5

Мы должны доставить трупы на кладбище… и идем теперь копать могилы. Роем яму у сожженной кладбищенской синагоги… К нам подходит полицейский и предупреждает‚ чтобы теперь никто не выходил с кладбища и не подходил к ограде. Оказывается, что некоторые крайние улицы не успели за ночь очистить и сейчас проведут последнюю колонну…

Ждать не долго‚ раздаются знакомые окрики. Над оградой появляются головы и плечи конных стражников‚ за оградой – шарканье многих ног. Железные ворота кладбища не достигают до земли на двадцать пять – тридцать сантиметров. Стоя в яме‚ можно видеть бесконечное количество ног. Ноги движутся осторожно‚ мелкими шажками‚ точно боясь подскользнуться. Все женские‚ иногда мелькают маленькие‚ детские ножки; кто-то ощупывает дорогу палкой... Ноги жертв и головы всадников. Как много они говорят, как ужасны эти ноги‚ сколько наглости и удовлетворения в этих головах и плечах! У нас нет оружия‚ есть только ненависть и жажда мести – этим горю не поможешь. За оградой удивительная тишина‚ изредка слышится детский плач или окрик погонщиков. Ног больше не видно‚ всадники медленно удаляются...

Солнце всё ниже. Надо торопиться с работой. Ямы быстро засыпаются мерзлым песком. Вырастает большой светло-желтый бугор… И вот как бы по молчаливому уговору сорок–пятьдесят евреев становятся полукругом у могилы‚ лицом к востоку. Вперед выходят те‚ кто только что похоронил своих матерей и отцов. Я не молюсь – не умею‚ но стою‚ как завороженный‚ не ощущая тела‚ только сердце готово выскочить из груди‚ по затылку ползут мурашки..."

2

В зимние месяцы 1942 года истребление евреев "замедлилось"; причиной тому были сильные морозы, и из Белоруссии докладывали в январе того года: "Полная ликвидация в настоящее время невозможна, так как земля сильно промерзла, чтобы можно было выкопать ямы, которые станут затем могилами для евреев". С весны карательные акции возобновились в полном объеме, и очевидец свидетельствовал (Пирятин, Украина): "Я видел, как они убивали. В пять часов дня скомандовали: "Засыпать ямы!" А из ям раздавались крики, стоны. Под землей люди еще шевелились. Вдруг я вижу – из-под земли поднимается мой сосед Рудерман… Он кричал: "Добей меня!.." Из-под тела женщины выполз мальчик лет пяти и отчаянно закричал: "Маменька!" Больше я ничего не видел – упал без сознания…"

Летом 1942 года германское командование уже докладывало: "За последние десять недель мы ликвидировали в Белоруссии около 55 000 евреев. На территории Минского района евреи полностью устранены без какой-либо угрозы для экономической деятельности…" Из воспоминаний: "Теперь на улицах местечка были одни женщины. Они бродили, как тени. Лица желты, глаза потухли. Счет времени велся по промежуткам между одной и другой резней в окрестных местечках. Отсюда делали вывод, сколько дней оставалось им жить…"

В районе Бронной Горы под Брестом выкопали гигантские рвы‚ самый большой из них – длиной 63 метра‚ шириной до 7 метров‚ глубиной 4 метра. С июня 1942 года начались акции массового уничтожения‚ и вскоре гетто Бреста перестало существовать. Уцелело не более пятнадцати человек: "Мы были почти раздеты и мучились два года в погребах‚ на чердаках‚ в сараях‚ в самые сильные морозы оставаясь на улице. Если не замерзли‚ то это чудо. По полгода не раздевались, не видели вареной пищи. Если бы такая жизнь протянулась еще две недели‚ мы бы не выдержали..."

В июле 1942 года ликвидировали гетто Смоленска, уничтожив до 2000 человек. Во время акции особенно отличился полицейский Т. Тищенко – в местной газете "Новый путь" напечатали о нем хвалебную статью под названием " Образцовый страж порядка". В те же дни газета на латышском языке сообщила о событии в Даугавпилсе: "28 июля в городе был на редкость праздничный день, потому что именно в этот день Даугавпилс раз и навсегда освободился от предателей народа – последних остатков жидов. Вычистить до последнего 14 000 жидов… это действительно труд, достойный восхищения".

Генерал-комиссар Белоруссии докладывал начальству летом 1942 года: "Командование армейской тыловой зоны, превысив свои полномочия, вмешалось в наши приготовления к ликвидации евреев в Глубоком. Без согласования со мной оно ликвидировало 10 000 евреев, систематическое устранение которых, безусловно, планировалось и нами..."

"Там‚ где мы с тобой росли‚ учились‚ любили, – трава‚ а близкие в земле. Нет больше Екатеринополя‚ осталась только девочка Соня... Чудом она спаслась, немцы трижды вели ее на казнь... Осенью 1942 года расстреляли всех – из Екатеринополя, Шполы, Звенигородки… Я ходил среди развалин, искал людей, но никого не нашел, все расстреляны…"

Роман Кравченко об однокласснице Фейге (из дневника украинского подростка, город Кременец, 1942 год):

" Сегодня они увезли Ф. Не могу передать свои чувства. Очень тяжело, стыдно. Потому что есть люди, которые смотрят на это безразлично или со злорадством: "Что, ему жалко евреев? Какой идиот!"

Чем Ф. хуже вас? Она намного лучше вас, каждого из вас, лучше во всем! Она была единственной девушкой, с которой я мог быть всегда откровенен. Как прекрасно иметь друга, который понимает тебя и чувствует то же, что и ты. Она была хорошей и храброй девушкой. Когда ее увозили, она стояла с гордо поднятой головой. Это было полчаса назад… Я уверен, что и умирая она не опустит голову.

Ф., знай, что я помню о тебе, я не забуду тебя и наступит день, когда я отомщу! Моя "первая любовь", оставившая самые чистые воспоминания. Она была моим идеалом. Последний привет от Ромки!"

3

В конце октября 1942 года Гиммлер издал приказ: " несмотря на соображения экономического характера, немедленно ликвидировать гетто Пинска", которое "является центральной базой бандитского движения в болотах Припяти". В последние дни существования гетто доктор Эльханан Айнбиндер написал прощальное письмо родителям: "Пусть Бог смилуется над народом Израиля и над нами. Будьте здоровы и крепки, мои дорогие, горячо любимые родители. За всё, что вы сделали, за ваше хорошее воспитание и за то, что посвятили нам свою жизнь, самая большая благодарность. Желаю вам хорошей старости…"

"Когда фашисты приступили к ликвидации пинского гетто, Шая вместе с женой и четырехлетним сыном спрятался за фальшивой стеной чердака. Чтобы спасти семью, он оставил внизу своего грудного ребенка; младенец своим плачем мог выдать их укрытие. Жена Шаи не соглашалась с таким решением, но он силой забрал ее на чердак. Вокруг гремели выстрелы, доносились крики и стоны людей, но на протяжении четырех дней они слышали лишь плач своего ребенка…" – "Вскоре семью начала мучить жажда… В одну из ночей Шая решил пойти за водой. Подтолкнули его на это слова сына, который сказал: "Когда немцы придут, чтобы нас убить, я попрошу у них попить воды…"

Командир роты полицейского полка докладывал из Пинска: "В первый день казнили около 10 000 человек… 30 октября гетто прочесали во второй раз, 31 октября – в третий и 1 ноября в четвертый раз. Всего к месту сбора пригнали около 15 000 евреев. Больных и детей, оставленных в домах, казнили в гетто, во дворах…" Кое-кому удалось вырваться за ограждение и уйти в леса; их выдавало местное население, и лишь немногие сумели добраться до партизанских отрядов.

Из рекомендаций немецкой полиции: "Многие прячутся в подполах. Такие места следует взламывать снаружи, посылать туда служебных собак (в Пинске замечательно оправдала себя при этом служебная собака Аста) или забросить в подпол ручную гранату…" – " Рекомендуется привлекать малолетних к указанию укрытий, обещая им за это жизнь…"

С ноября 1942 года, в течение нескольких месяцев, вывезли в Треблинку и Освенцим более 30 000 евреев Гродно и окрестностей, после чего в городе появилось объявление: "Свободен от евреев". Анатолий Ванукевич: "Без воды и пищи, в до предела переполненных вагонах, со скоростью пассажирского поезда мчались мы из Гродно… в Освенцим… Ночью на перегоне между Лодзью и Краковом меня на ходу поезда выбросили через окошко. Я хорошо помню слова родителей: "Живи, Толя, живи", их поцелуи и слезы, оборвавшиеся внезапно. Я оказался в снегу под откосом…"