Воспоминания (Царствование Николая II, Том 1)

"Мне с большим трудом удалось провести в государственном совете закон о вознаграждении рабочих в случае увечий и несчастных случаев. Но закон этот был урезан сравнительно с подобными же законами за границей", и т. д. Но гр. Витте вынужден был идти по этому пути, вследствие чего и приобрел вполне заслуженно репутацию опасного либерала, и чем дальше, тем все больше возбуждал против себя подозрение в правящих кругах. В интересных воспоминаниях Д. Н. Шипова ("Воспоминания и думы о пережитом" Изд. М. и С. Сабашниковых, Москва, 1918 г.) рассказывается, что когда кн. Святополк-Мирский предложил Государю созвать совещание для обсуждения вопроса о положении России, то Государь отказался пригласить в него гр. Витте, так как он - де франк-масон. В 1906 году ему было предложено гр. Фредериксом от имени Государя не возвращаться в Poccию, так как его пребывание могло бы усилить смуту.

В этом гр. Витте и усматривал трагедию своей государственной карьеры. Едва ли не главная задача настоящих воспоминаний доказать свою преданность самодержавному принципу, неустанную заботливость об ограждении прерогатив монарха и несомненно, что всей своей деятельностью гр. Витте подтвердил, что по своей натуре, по своим склонностям и привычкам он был ярко выраженным автократом. Достаточно напомнить, что главная историческая реформа восстановление золотого обращения была проведена вопреки Государственному Совету, с нарушением установленного порядка, что - и это чрезвычайно характерно - не мешает ему упрекать П. А. Столыпина в пренебрежении к требованиям основных законов. Но будучи в душе автократом, он в то же время, как уже сказано, вынужден был быть либералом, либералом malgre lui в силу той роли, которая выпала на его долю в деле государственного строительства России. Однако, он был бесконечно далек от мысли, что самодержавный режим не может обеспечить прочность этого строительства, что она требует совершенно определенных политических гарантий. Он, напротив, был непререкаемо убежден, что посколько руководящая роль ему будет поручена, постолько вопрос о каких бы то ни было гарантиях отпадает.

Когда я с гр. Витте познакомился в 1903 году, я мог - и это было ярким знамением времени - заговорить с представителем правительства о конституции. Но мои соображения ничего кроме недоумения не вызвали, и оно отчетливо отразилось в пренебрежительном замечании моего собеседника, что "никакой пользы из разговоров с ним (т. е. со мной) я не извлек". В соответствии с этим, когда в декабрь 1904 г. по настоянию министра вне. дел кн. Святополк-Мирского был составлен проект указа, в котором впервые возвещалось о созыве выборных представителей, то, как это видно из настоящих воспоминаний и в особенности из упомянутой книги Д. Н. Шипова, гр. Витте добился в последнюю минуту исключения означенного пункта, но зато осуществление намеченных в указе реформ было поручено ему, (кн. Святополк-Мирский ответил на исключение означенного пункта прошением об отставке) и он был глубоко убежден, что ему удастся намеченную программу реформ осуществить ("я так вгоню их глубоко, говорил гр. Витте, что назад уже не отнимешь").

Однако, в настоящих воспоминаниях гр. Витте пришлось констатировать, что уверенность его снова была решительно обманута и указ 12 декабря сведен был просто на нет. Но тем не менее, когда засим начались так называемые булыгинские совещания о призыве выборных, гр. Витте, по его словам, в этих заседаниях молчал н даже около года спустя в отношении манифеста 17 октября, который должен был торжественно возвестить о переходе к конституционному строю, гр. Витте занял ту же двойственную позицию и в своих воспоминаниях он и личными заявлениями, и чужими свидетельствами силится доказать, что он во всяком случае не был за издание манифеста. Еще более характерно, что попытка приглашения общественных деятелей к участию в кабинете сокрушилась на вопросе о назначении министром вне. д. П. Н. Дурново, одного из наиболее ярких представителей старого режима, относительно которого Александр III положил за несколько времени до того знаменитую резолюцию - "убрать этого мерзавца в 24 часа". - А гр. Витте признавал участие именно Дурново более важным, нежели сотрудничество общественных деятелей, и через несколько месяцев, непосредственно перед созывом Думы, он свое вынужденное прошение об отставке мотивировал тем, что не может принять на себя перед Думой ответственности за действия Дурново. Словно какой то неизбежный рок пригвоздил его к этой меченой фигуре, за которую потом историческая Немезида так жестоко ему отомстила.

Но еще и в этот момент, при обсуждении проекта основных законов, главной задачей гр. Витте по его словам было ограждение прерогатив монарха и ограничение прав народного представительства.

Если же при этом иметь еще в виду, что в своих воспоминаниях гр. Витте сам вполне отчетливо указывает, что революция была давно подготовлена "полицейско-дворянским режимом" и что тем не менее в решительную минуту он своими руками этот режим оградил, то нельзя не склониться перед вечной исторической загадкой или, иначе сказать, перед гримасами истории. Правящие сферы не на шутку боялись вручить премьерство "франк масону", от которого недавно с чувством облегчения удалось избавиться, и, конечно, были убеждены, что решившись на столь смелый шаг, он делают величайшую уступку общественным силам, а эти силы, отказавшись поддержать гр. Витте, вместе с тем были недостаточно внушительны, чтобы заставить его открыто стать на конституционный путь и разорвать с прошлым.

Гр. Витте, впрочем, и сам в своих воспоминаниях признает, что в его груди две души живут и что между ними двоится его политическое верование. "По моим семейным традициям, так и по складу моей души и сердца, конечно, мне любо неограниченное самодержавие, но ум мой после всего пережитого, после всего, что я видел, и вижу наверху, меня привел к заключению, что другого выхода, как разумного ограничения, как устройства около широкой дороги стен, ограничивающих движения самодержавия, нет". Но если вся беда неограниченного самодержавия только в том, что на престоле может оказаться неудачная личность, если бы, напр., воскресить Александра III, уверял гр. Витте, Россия была бы спасена, то отсюда сама собой подсказывается мысль, что если и при неудачной личности есть надлежащий советник, то неограниченное самодержавие не замедлит проявить все свои благодетельные стороны. Естественно поэтому, что когда гр. Витте становился у власти, или для того, чтобы ему стать у власти, его традиции и укоренившееся настроение просыпались во всей своей силе. Едва ли, однако, было бы справедливо ставить гр. Витте в вину этот разительный недостаток исторической перспективы, - он разделяет в этом отношении весьма широко распространенное заблуждение, которое у крупных людей естественно усиливается верой в значение роли личности.

Этим объясняется также счастливое для гр. Витте обстоятельство, что он до конца дней сохранил глубокое убеждение в безусловной правоте своей. На всем протяжении его обстоятельных воспоминаний, охватывающих столь кипучую, разнообразную государственную деятельность, нет ни одного случая, когда бы он говорил о какой-нибудь своей ошибке, везде и всегда вина лежит на других. (курсив наш!; ldn-knigi)

Доказательство этого, как уже замечено было, и составляет главную задачу воспоминаний и соответственно этому он меньше всего останавливается на тех финансовых и экономических реформах, которые завоевали ему историческое имя и полностью удались. Говоря о восстановлении денежного обращения, он останавливается преимущественно на внешней стороне реформы и здесь не нашло себе ни малейшего отражения серьезное возбуждение, которое эта реформа вызвала тогда в обществе, горячие дебаты, происходившие в вольно-экономическом обществе, заседания которого привлекали массу народа и сосредоточивали на себе общее внимание.

О реформе государственного бюджета, о которой в журналах так много и обстоятельно писали, воспоминания упоминают только вскользь, весьма скупо освещена сущность русско-германского торгового договора. Здесь, так сказать, говорить не о чем, все ясно и само по себе, да кроме того, здесь ему было тесно, здесь он не мог расправить своих крыльев.