Бразильский кот

Слишком изуродованный, чтобы двигаться, и слишком ослабевший, чтобы испытывать страх, я лежал, ни жив ни мертв, и смотрел на него. Прильнув могучей черной грудью к прутьям решетки, он все пытался достать меня когтистыми лапами, словно котенок попавшую в западню мышь. Он терзал мою одежду, но до меня, как ни старался, дотянуться не мог. Я и раньше слыхал, что раны, нанесенные крупными хищниками, вызывают необычное оцепенение, а теперь испытал это на себе: я утратил ощущение собственного "я" и с интересом постороннего зрителя наблюдал за наскоками зверя. Постепенно я погрузился в мир смутных видений, среди которых порой возникали черная морда и высунутый красный язык - и, наконец, впал в беспамятство или, может быть, в нирвану, где измученные находят блаженный покой.

Восстанавливая потом ход событий, я заключил, что лежал без сознания около двух часов. Прервал мое забытье тот самый металлический лязг, который стал предвестником моего ужасного приключения. Это была защелка замка. Еще не придя до конца в себя, я увидел в дверном проеме круглое добродушное лицо двоюродного братца. Открывшееся ему зрелище явно поразило его. Кот отдыхал, распластавшись на полу. Я лежал в клетке на спине в луже крови, в одной рубашке и изодранных в клочья брюках. У меня до сих пор стоит перед глазами его изумленное лицо, освещенное утренним солнцем. Он все вглядывался и вглядывался в меня. Потом закрыл за собой дверь и пошел к решетке посмотреть, жив я или нет.

Не могу сказать определенно, что произошло дальше. Меньше всего я годился тогда на роль свидетеля или хроникера. Вдруг я увидел его затылок - он отвернулся от меня и смотрел на зверя.

- Что с тобой, Томми? - крикнул он. - Что с тобой?

Он все пятился и пятился, и спина его была уже у самой решетки.

- Сидеть, безмозглая тварь! - взревел он. - Сидеть, сударь! Забыл, кто твой хозяин?

Тут в моем помутившемся мозгу всплыла одна его фраза; он сказал, что вкус крови может превратить бразильского кота в сущего дьявола. Кровь-то была моя, а расплачиваться пришлось ему.

- Прочь! - вопил он. - Прочь, собака! Болдуин! Болдуин! Господи!

Я услышал, как он упал, поднялся, снова упал, и раздался еще один звук, словно от рвущейся ткани. Его крики, заглушаемые ревом хищника, становились все слабее. Наконец, когда я уже считал его мертвым, я, как в кошмарном сне, увидел его в последний раз: окровавленный и растерзанный, он вслепую бежал через комнату - и тут я снова потерял сознание.

Я поправлялся много месяцев; о полной поправке, впрочем, не могло быть и речи, и до конца дней со мной будет моя палка - памятка о ночи с бразильским котом. Когда Болдуин и другие слуги прибежали на отчаянные крики хозяина, они не могли понять, что случилось: я лежал за решеткой, а его останки - вернее, то, что лишь потом опознали как его останки, - держал в когтях зверь, которого он сам вырастил. При помощи раскаленных железных прутьев хищника заставили выпустить добычу, а затем его пристрелили сквозь окошко в двери - и только после этого я был вызволен из плена. Меня перенесли в спальню, где, под крышей у моего несостоявшегося убийцы, я несколько недель пребывал на волоске от смерти. Из Клиптона вызвали хирурга, из Лондона - сиделку, и через месяц я уже способен был выдержать переезд домой, в Гроувнор-мзншенс.

Память моя сохранила одно воспоминание, которое, не будь оно столь отчетливым, я мог бы счесть одним из многочисленных бредовых видений, рожденных воспаленным мозгом. Однажды ночью, когда сиделка куда-то отлучилась, дверь моей комнаты отворилась, и в нее скользнула высокая женщина, одетая с ног до головы в черное. Приблизившись, она склонила надо мной бледное лицо, и в тусклом свете ночника я узнал бразильянку - вдову моего двоюродного брата. Она пытливо всматривалась мне в глаза с гораздо более мягким, чем прежде, выражением на лице.

- Вы в сознании? - спросила она.

Я только слабо кивнул - силы возвращались ко мне медленно.

- Вот и хорошо, я только хочу сказать, что вы сами виноваты. Я сделала для вас все, что могла. С самого начала я хотела выставить вас из дома. Всеми средствами, кроме прямой измены, я пыталась спасти вас от мужа. Я знала, что он вызвал вас не случайно. Я знала, что живым он вас не выпустит. Мне ли не знать его - я настрадалась от него, как никто. Я не решилась сказать вам полную правду. Он убил бы меня. Но я сделал все, что было в моих силах. Вышло так, что вы оказали мне неоценимую услугу. Вы освободили меня, а я ведь думала, что буду мучиться до конца дней. Я сожалею, что вы покалечены, но себя мне винить не в чем. Я назвала вас дураком - вы и вправду вели себя, как дурак.

Она шмыгнула прочь из комнаты - странная, угловатая женщина, - и я никогда больше ее не видел. Продав имущество мужа, она вернулась на родину и, по слухам, теперь монашествует где-то в Пернамбуку.

Пролежав дома какое-то время, я наконец получил от врачей разрешение понемногу заниматься делами. Особенной радости от этого я не испытывал, поскольку боялся нашествия кредиторов, но первым воспользовался разрешением мой адвокат Саммерс.

- Как я рад видеть, что ваша светлость идет на поправку, - сказал он. - Я так долго дожидался возможности поздравить вас.

- Какая еще светлость, Саммерс? Нашли время шутить.

- Я не шучу, - ответил он. - Вы уже шесть недель, как лорд Саутертон, только мы боялись вам об этом сказать, чтобы не помешать вашему выздоровлению.

Лорд Саутертон! Один из богатейших людей Англии! Я ушам не мог поверить. И вдруг меня поразило странное совпадение дат.

- Лорд Саутертон, должно быть, умер примерно тогда же, когда со мной случилась эта история?

- В тот же самый день. - Саммерс испытующе смотрел на меня, и я уверен ведь он умница, каких мало, - что он разгадал всю подноготную. Он помолчал, словно ждал от меня подтверждения своим мыслям, но я не видел причины подвергать огласке внутрисемейное дело.

- Странное совпадение, ничего не скажешь, - продолжал он с понимающим видом. - Вы, конечно, знаете, что ваш двоюродный брат Эверард Кинг был после вас самым близким родственником покойного лорда. Если бы этот тигр растерзал не его, а вас, то лордом Саутертоном стал бы он.

- Без сомнения, - согласился я.

- И ведь его это очень интересовало, - сказал Саммерс. - Мне рассказывали, что он платил камердинеру лорда Саутертона за то, что тот несколько раз я день сообщал ему телеграммами о состоянии здоровья хозяина. Это было примерно в то же время, когда вы там гостили. Разве не странно, что ему были нужны столь подробные сведения, хотя он прекрасно знал, что он не прямой наследник?

- Очень странно, - ответил я. - А теперь, Саммерс, давайте-ка сюда счета и новую чековую книжку и начнем приводить дела в порядок.