Несостоявшиеся столицы Руси: Новгород. Тверь. Смоленск. Москва

3. Рюриковичи и «люди» средневековой Руси

Крайне интересен затронутый выше В. О. Ключевским вопрос о взаимоотношениях князя с «людием», вопрос об основах княжеской легитимности. Обычайв X–XII вв. в сфере отношений власти и общества еще занимал то место, которое в дальнейшем будет принадлежать закону, а следовательно, основные элементы легитимации власти — претенденты и способ овладения властью; ритуалы и церемонии, этот способ освящающие; методы принятия решений и доведения их до населения — составляли достаточно устойчивое ядро легитимности.Причем, как мы сейчас увидим, это ядро восходило ко временам Олега-Игоря, ко временам до «окняжения» Славиний. Систематизируя сообщения источников, можно вслед за К. А. Соловьевым выделить три формы легитимации княжеской власти конкретного Рюриковича в конкретной земле [ Соловьев К. А.Эволюция форм легитимации государственной власти в Древней и Средневековой Руси. М., 1999].

Приглашение. Это самая «чистая» форма легитимации власти через символический «обмен» полномочиями между общиной (хранителем земли) и князем — предводителем дружины (хранителем порядка). Такой характер легитимации достаточно часто встречается в условиях острой конкуренции между князьями (а на самом раннем этапе — между конкурирующими княжьими родами). Подходящая ситуация возникла, например, после смерти Владимира Святого — и летопись излагает свою версию начинавшегося столкновения между Святополком и Борисом, сыновьями Владимира, в следующих терминах:

оставшийся в Киеве Святополк «съзва кыяны, и нача даяти им именье», добиваясь их согласия на занятие стола. «Они же приимаху и не бе сердце ихъ с нимь, яко братья их беша с Борисомъ»;

в это же время дружина князя Владимира и городское ополчение обращаются к Борису Владимировичу: «Се дружина у тобе отьня и вой. Поди, сяди Кыеве на столе отни» [Повесть временных лет по Лаврентьевской летописи. Ч. 1 / Под ред. В. П. Адриановой-Перетц. М.-Л., 1950. С. 90].

Здесь нам важно не столько соответствие излагаемого реальному ходу событий, сколько соответствие представлениям составителя рассказа о «нормальном и правильном». И участие в решении вопроса о будущей власти в кризисной ситуации выбора и князя, и дружины, и горожан (воев из городского полка) явно не представляется летописцу чем-то ненормальным. Вот только нужно всегда помнить, что формально существовавшее право общества на призвание князя, без которого государственный механизм земли-волости был парализован, было радикально ограничено со стороны Рюриковичей правом силы. Так, ярчайший пример «призвания» в 1068 г. киевлянами Всеслава Полоцкого вместо Изяслава Ярославича — старшего сына Ярослава Мудрого, правившего в городе по отцовскому завещанию — закончился примерно через год с появлением под стенами Киева собранных Изяславом сильных отрядов под командованием его сына: «И пришед Мьстиславъ [Изяславич], исече кияны, иже беша высекли Всеслава, числом 70 чади, а другыя слепиша, другая же без вины погуби, не испытавъ. Изяславу же идущю къ граду, изидоша людье противу с поклоном, и прияща князь свой кыяне; и седе Изяславъ на столе своемь…»

Завоевание. Здесь мы плавно переходим ко второму (и зачастую основному) способу легитимации княжеской власти. Идеальный, правильный образец такого получения власти задан в изображении похода на юг Олега Вещего:

• борьба за власть проходит вне стен города, что чрезвычайно важно, ведь смысл борьбы не в том, чтобы ограбить город, а в том, чтобы получить контроль над землей и право сбора дани;

• борьбу за волость ведут равные по достоинству; с самозванцами же «правильной» борьбы не ведут (о чем прямо заявляет сам Олег, обращаясь к Аскольду и Диру: «Вы неста князя, ни рода княжа, но азъ есмь роду княжа» [ПВЛ. С. 20]);

• победитель, силой или хитростью доказавший свое преимущество, вступает в город не как захватчик, а как законный и признанный (легитимный) правитель и соответствующим образом себя ведет.

И после установления Рюриковичами монополии на власть междоусобные войны иногда проходили по заданному Вещим алгоритму, играя роль естественного механизма регулирования потестарных отношений в условиях, когда в государстве, находящемся в периоде становления, возникали «избыточные» носители власти. Вот только нужно всегда помнить, что наряду с такими «легитимными» войнами все чаще встречались завоевания, преследующие совсем другие цели:

а) максимально ослабить соперника, разорив его землю;

б) разграбить город, получить добычу и пленников.

В XI в. это отчетливо просматривается в истории взаимоотношений сыновей Ярослава Мудрого с полоцкими князьями Рогволдовичами, с рано обособившейся ветвью потомков Владимира Святого: «И придоша ко Меньску, и меняне затворишася в граде. Си же братья взяша Менескъ, и исъкоша муже, а жены и дети вдаша на щиты…» [ПВЛ. С. 112].

С естественным ростом численности Рюриковичей алгоритм «легитимного» завоевания работал все хуже и хуже — и вот в 1169 г. киевляне, имевшие уже богатый опыт соглашений с одинокимиудачливыми (пусть и нелюбимыми) претендентами на роль завоевателя, впали в естественное отчаяние, когда к стенам города явилось одиннадцатьбанд… то есть княжеских дружин. Из одиннадцати князей десять отлично понимали, что им власть в городе не достанется, а значит, нужно быстренько брать все, что под руку подвернется. Итог известен и ужасен.

Согласие. Эта форма внешне напоминает наследование власти умершего князя. Механизмы наследования власти, особенно на первых порах развития государства, постоянно меняются, так что каждое поколение привносит в них что-то свое:

• сын наследует отцу, но как младший соправитель своего родственника (Игорь Рюрикович «хожаше по Ользе и слушаше его» [ПВЛ. С. 23]);

• сын наследует отцу, но при соправлении матери, а полноту власти получает, лишь продемонстрировав свою силу и «удачу» (Святослав);

• право на великое княжение добывается в кровавой борьбе без правил с братьями (Владимир Святославич Святой и его сын Ярослав Владимирович Мудрый);

• сын наследует отцу, при обязательной поддержке двух братьев (Ярославичи Изяслав, Святослав, Всеволод);

• брат наследует брату — «лествичное восхождение» (Святослав и Всеволод Ярославичи);

• племянник наследует дяде по правилам все того же лествичного восхождения (Святополк Изяславич);

• старший сын наследует отцу без каких-либо условий (Мстислав Владимирович Великий, сын Владимира Всеволодовича Мономаха).

Последнее наследование стало настоящей вехой: великий (во всех смыслах этого слова) князь Владимир Всеволодович Мономах, воитель, защитник Русской земли, ужас половцев, коварный правитель, разумный законодатель и хороший писатель, — этот князь стал последним настоящим правителем «всей Руси», так как:

а) был способен разгромить любую мыслимую оппозицию в своей земле и

б) сумел эту полезную «способность» предать наследнику.

У его сына Мстислава Владимировича Великого передать своё положение не получилось.

Принцип согласия, о котором говорит К. А. Соловьев, в этой весьма запутанной ситуации с наследованием состоит в учете двустороннего характера потестарных отношений, при которых претендент на власть должен получить разрешение общины на занятие «вакантной должности» и является развитием принципа приглашения. Вот только нужно всегда помнить, что вместе (а зачастую — вместо!) разрешения общины для занятия стола было необходимо и согласие (пусть и пассивное) рода. Сплошь и рядом князь, поспешивший организовать «по согласию» заселение понравившихся апартаментов, рисковал услышать от любимого брата или дяди-стрыя сакраментальное:

«Иди в волость отца своего… а то есть волость отца моего. Да хочю, ту сидя, порядъ створити со отцемь твоим. Се бо мя выгналъ из города отца моего».

Как видим, система «коллективного сюзеренитета» на практике оказалась далекой от идеала и почти сразу же начала давать сбои. Среди основных причин можно выделить: