Опять вопросы вождям

И в нашем разговоре никто не пытался упростить дело и обелить себя. Изложу суть — хоть и жестоко это по отношению к моим друзьям. Но, может, сколько-то капель крови мое откровение спасет.

Эти мои друзья — типичные советские интеллигенты. Прошли тот же путь, что и я. Школа, университет, песни у костра. Потом — духовная роскошь научной работы, надежный скромный достаток, радость вырастить здоровых и умных детей, умственный спорт по критике советского строя. Никаких особых ударов по ним этот строй не нанес, личных счетов у них с ним нет. И все же они сознательно поддержали проект не по улучшению, а по слому, разрушению советского строя жизни. Значит, сегодня принимают на свою совесть и все «издержки» этого разрушения. То есть, доведись начать с начала, они снова поддержали бы всю эту реформу — имея сегодняшнее знание!

Уже это было поразительно. Пусть они зажмуриваются, не хотят видеть сгустков крови на заборе у Дома Советов — это не важно. Они все знают, но не говорят: "Мы трагически ошиблись. Мы этого не хотели! Мы думаем, как исправить дело". Они конечно этого не хотели, но раз уж так получилось, они принимают все это как высокую, но приемлемую плату за то светлое, ради чего все это делается.

Но ведь это необъяснимо! В 1985 году, если бы провидец вам сказал, что ради свержения советского строя придется убить за два месяца каждого двадцатого таджика, а в центре Москвы расстреливать людей и сжигать книги, вы бы сочли его сумасшедшим. Но с тех пор вы не узнали об этом строе ничего нового, чрезвычайного, что перевернуло бы вашу душу. Сам строй становился все либеральнее, делал вам уступку за уступкой. Почему же сегодня вы так легко принимаете и смерть таджиков, и кровь в Москве, и бомбовые удары по Сухуми и Бендерам? И, раз уж разговор между друзьями, почему даете «добро» на духовную пытку меня, вашего старого друга? А если бы я остался там, то дали бы «добро» на мою физическую ликвидацию. В какой момент после 1985 года произошла мутация вашей этики и вашего мироощущения? Мутация внутренняя, ибо внешних причин, повторяю, для нее не возникло.

Начинаем выяснять — и новый удар. Оказывается, никакой мутации не было. А была изначальная установка, душевный порыв. Идейный ресурс, который можно было черпать, чтобы компенсировать каждый новый ужас «реформы». И запас его огромен. Гибнет лаборатория. Уже нет работы, которая наполняла смыслом жизнь — есть выпрашивание милостыни у спекулянта Сороса и лаборантская работа, по дешевке, для заграницы. Это — крах профессиональный. Не жалко? Нет, не жалко — это была советская наука, пропади она пропадом. А дома что? Талантливый сын Петечка, блестящий студент-математик, надев нарукавники, служит клерком какой-то сингапурской фирмы. Ради жалких долларов, чтобы кормить маму, папу и сестренку — вместо того чтобы, как мы в его годы, строить воздушные замки, решать задачу Галуа и влюбляться. Но ведь это крах родительства. Не жалко? Жалко, но ради идеалов надо идти на жертвы. Не ошиблись? Нет, не ошиблись.

И так, шаг за шагом, подходим к главному. Говорю: выходит, вы подписали некий контракт (с каким-то богом или дьяволом — это кому как) на проект переустройства вашей страны. В проекте было записано все, что может произойти и уже происходит. Тем не менее вы этот проект одобрили и в нем участвуете. Как можете — не с автоматом, но хотя бы движением души и материнским влиянием на Петечку. Да, все так.

А знаете ли вы, и это подтверждается вашими же духовными лидерами, что проект предусматривает возможность умерщвления как минимум трети ваших соотечественников? Подумали, подумали мои подруги, и говорят: ну, умерщвление — это резко сказано. Вымирание «неприспособленных», примерно трети, это да — это в проекте записано. На это мы согласны. Хотя, быть может, и мы в эту треть попадем. (Ну, мы уточнили, что их-то Петечка подкормит, да и не важно, как они своей жизнью распорядятся — это их личное дело; важно, что они решили вон за ту старушку, которая выбирает объедки из мусора).

Что же это? Ведь такого не было, пожалуй, в истории. Не от кризиса, не от голода, из благополучного состояния значительная часть интеллигенции так возненавидела большую часть народа, что готова на все, включая свое социальное и культурное самоубийство, лишь бы эта часть народа сгинула с лица земли. Ведь пресловутый «идеал», вся эта утопия процветающего капитализма — чушь, никто уже ее и не вспоминает. Осталась голая, всепожирающая ненависть к «совку» и ожидание, когда будет разрешено (пусть не Петечке, а его приятелю из семьи попроще) стрелять в эту чернь "от бедра". Ничего подобного мы в истории не найдем — даже у той же российской интеллигенции. Ведь дедушка Егора Тимуровича хоть и стрелял от бедра, все же оправдывал себя тем, что ради счастья народа. А сейчас даже гипотетически уже нельзя сказать, кто же после всего этого у нас сможет быть счастливым.

Ну ладно, ненависть — это из области идеального, а об идеалах не спорят. И перешли мы к рациональной, прагматической части проекта. Если, говорю, вы допускали, что трети «совков» придется вымереть, то значит, заранее продумали, как этот процесс вымирания сделать безопасным для вас самих и для Петечки. Ведь проект такого масштаба в тайне долго быть не может. Ясно также, что эти 100 миллионов «неприспособленных» спокойно вымереть не захотят и рано или поздно начнут брыкаться. В чем же ваш расчет, откройте секрет. И слышу ответ, который часто излагается по телевидению — видно, он глубоко продуман. "Наш расчет в том, что эти люди, в силу своего возраста и уровня образования, не смогут сорганизоваться". Вот это да. Слава российской интеллигенции!

Но это попахивает безрассудным героизмом. Почему же, спрашиваю, вы в этом уверены? Разве есть для этого исторические аргументы, данные надежных исследований? Ведь риск-то огромен. А ну как сорганизуется хотя бы малая доля? Пусть поздно, когда спастись уже нельзя, но утащить с собой тех, кто предстал душегубами — всегда пожалуйста. Средства для этого есть, они вокруг нас, и никакой ОМОН их изъять не может. Тут возмутилась до глубины души научная сотрудница Российской Академии наук: "Как! Значит, это говно, которое к жизни в новых условиях не способно, постарается и нам не дать жить?". Знала она, что «совок» подл и мерзок, но не предполагала, что он дойдет до такого цинизма — не захочет вымереть тихо и благородно.

На этом и кончился наш разговор. Как-то сразу все почувствовали, что добавить к сказанному уже нечего. Да все это я уже и знал по долгу службы но знал обезличенно. А тут услышал от дорогих мне людей, которые есть, как говорится, плоть от плоти нашего народа. И представляют небольшую, но очень важную его часть. Что же ждет нас (и их самих) с такими их мыслями и такими безумными расчетами? И откуда эта их "воля к смерти"? Ведь если они не порвут контракт со своим неведомым богом, если продолжится их проект, то они и сгорят первыми же, как свечка. И куда кинутся те, кто не сгорит, в какой Сингапур? Кто же примет их, носителей страшного гена разрушительства?

("Пpавда". Октябрь 1993 г.)