Пограничные земли в системе русско-литовских отношений конца XV — первой трети XVI в.

Вслед за Мценском и Серпейском настал черед Брянска. Московские летописи почти в одних и тех же словах сообщают, как рать во главе с Яковом Захарьичем, выступив из Москвы третьего мая 1500 г., двинулась в «Литовскую землю», взяла Брянск и захватила в плен наместника пана Станислава Бартошевича и «владыку дбрянского» [883]. Важные подробности добавляет к этому рассказу Хроника Быховца: московская рать подошла к окрестностям Брянска «безвестно»; наместник, не зная о ее приближении, находился в тот момент в загородном дворе на Ущице — объезжал села вокруг города; «а в тую ночь зрадою бранцов сожжон город Бранск». Узнав о сожжении крепости, москвичи поспешили к городу и по пути «пана Станислава Бартошевича у одном селе поймали и иных многих бранцов с ним», а затем заняли «место Бранское», «и бранцы вси присягнули служити великому князю московскому» [884].

Нужно учесть, что Хроника Быховца — источник, вышедший из противоположного москвичам лагеря. Поэтому пожар в городе хронист приписывает «зраде» брянцев. Впрочем, можно допустить, что в Брянске действительно существовала некая промосковская «партия», хотя до 1500 г. никаких сведений о ней нет. Но даже если отнестись с доверием к этому известию хроники, следует признать, что силы этой «партии» были весьма ограниченны: они действовали тайно, ночью, выбрав момент, когда наместник был в отъезде, причем с этим последним были в селе захвачены врасплох «иныи многий бранцы», очевидно, в замысел заговорщиков (если таковой имелся) не посвященные. В итоге из сообщения Хроники Быховца следует лишь, что тайные сторонники Москвы только подали знак воеводам Ивана III, облегчили им выполнение их задачи, но о добровольной сдаче города речи нет. Характерно, что ни один московский источник не упоминает об этой услуге брянцев: летописи и дипломатические документы (послания к крымскому хану) лаконично сообщают о взятии Брянска воеводами и «поимании» наместника [885]. Как бы то ни было, присоединение Брянска прошло в основном по тому же «сценарию», что и Мценска и Серпейска: сначала занятие города московской ратью, а после этого — присяга населения на верность новому государю.

На завершающем этапе кампании 1500 г. были завоеваны города Дорогобуж, Путивль, Торопец. Дррогобуж, как было показано выше, неоднократно в течение 80–90-х гг. XV в. менял своих владельцев (Гаштольды, кн. Федор Одоевский), кому он принадлежал накануне описываемых событий — неизвестно. Сюда была направлена рать во главе с Юрием Захарьичем, состоявшая (по разрядам) из четырех полков [886]. В большинстве летописей известие об этом походе помещено перед рассказом о Ведрошской битве (14 июля), причем в Софийской I, Вологодско-Пермской, Воскресенской, Никоновской оно помечено «тоя же весны» и идет вслед за сообщением об успехах рати Якова Захарьича, вышедшей из Москвы 3 мая [887]. Поэтому взятие Дорогобужа можно датировать маем — июнем 1500 г. Некоторые подробности этого события содержатся в окончании Ермолинской летописи по Кирилло-Белозерскому списку: только здесь перечислены, кроме Юрия Захарьича, другие воеводы, участвовавшие в походе (видимо, на основании разрядных записей), и сказано, что они «град Дорогобужь взяша и людей всех дорогобужцев к целованью приведоша за великого князя» [888].

Путивль был взят войском Якова Захарьича (5 полков), действовавшим на Северщине; летописи и разряды называют одну и ту же дату этого события — 6 августа; подробности этого похода неизвестны, за исключением того, что в нем участвовали новые вассалы Ивана III — северские князья и что в плен попал путивльский наместник кн. Богдан Глинский с женой [889]. После этого вся Северщина оказалась под властью Москвы.

Наконец, третья, псковско-новгородская, рать овладела Торопцом. Псковский летописец отметил, что поход продолжался 11 недель, а вернулись псковичи 1 октября («на Покров») [890]: стало быть, выступили они в поход в первой половине июля, Торопец же, согласно разрядной записи, был взят 9 августа [891]. При этом в плен был захвачен тамошний наместник кн. Семен Соколинский [892].

Все названные города были взяты силой, но какого-либо сопротивления источники не отмечают. Помощь из Литвы так и не подошла, а после разгрома на Ведроши всякая надежда на нее исчезла. К этому нужно добавить, что переход весной 1500 г. последних остававшихся еще верными господарю князей на сторону Москвы (Семена Бельского, Мосальских, северских князей) отрезал великокняжеские города от сообщения с Литвой. В таких условиях они, конечно, не могли противостоять натиску московских войск.

В период с 80-х гг. XV в. по 1500 г. в зоне русско-литовского конфликта оказались две категории городов: удельно-княжеские городки и небольшие господарские города. Первые, как мы могли убедиться, вообще не имели собственной позиции и безропотно переходили из рук в руки: до 1500 г. приобретения Москвы состояли только из городов этой категории. Вторые имели свое отношение к происходящему: они оставались до последней возможности лояльными к Литве и добровольно менять подданство не собирались, но когда в 1500 г. Москва прибегла к крупномасштабным военным действиям на литовском фронте, эти небольшие города, оставленные виленским правительством на произвол судьбы, оказались не в состоянии себя защитить; стремясь избежать полного разорения, горожане после занятия своих городов воеводами Ивана III вынуждены были присягнуть московскому государю. В целом же ход и исход событий 1480–1500-х гг. определялся не городами, а князьями и растущим военно-политическим натиском Московского государства. Небольшие «украинные» города (не говоря уже о княжеских крепостцах) не могли составить серьезного препятствия для его продвижения на запад.

Война продолжалась еще несколько лет после 1500 г., но характер ее начал меняться, что обнаружилось уже в 1501–1502 гг. Внешнеполитическая обстановка в эти годы была уже менее благоприятна для замыслов Ивана III: теперь ему пришлось иметь дело с коалицией Литвы и Ливонии, что заставляло делить силы между двумя фронтами [893]; к тому же одновременно на Северщину вторгся союзник великого князя (с осени 1501 г. — и польского короля) Александра — Ших-Ахмет [894]. На литовском фронте в 1501 г. серьезных боевых действий не велось, единственным достойным упоминания событием стала осада Мстиславля.

Поход начался из Стародуба, куда, согласно разрядам, великий князь прислал 24 сентября 1501 г. [895] в помощь князьям Семену Стародубскому и Василию Шемячичу своих воевод (кн. А. В. Ростовского и других) [896]. Летописи сообщают, что они подошли к Мстиславлю 4 ноября; навстречу московским полкам вышел Мстиславский князь, Михайло Ижеславский, а также господарский воевода Остафий Дашкевич «з двором великого князя заставою и з жолныри»; в начавшейся битве победа досталась воеводам Ивана III, истребившим якобы 7 тыс. врагов (явное преувеличение), «а князь Михайло едва утече в град»; постояв около Мстиславля и опустошив окрестности, воеводы возвратились в московские пределы [897]. Кое-какие подробности содержатся в разрядах: здесь, в частности, упоминается, что северские князья и воеводы Ивана III «посады сожгли» у Мстиславля [898]. Хроника Быховца освещает то же событие с противоположной стороны: о битве под городом тут ничего не говорится, зато сказано, что князь Семен Можайский «з москвичи», «оступивши город Мстиславль, стояли время немало», «много злого около города вчинивши» [899].