Краткая история древлеправославной (старообрядческой) церкви

е) "...допустить исправление приходящих в ветхость часовен и других молитвенных зданий, но с тем, чтобы внешний вид здания не был ни в чем изменяем, независимо от строгого соблюдения запрещения иметь наружные колокола или кресты";

ж) "...в местах, где уничтожены прежние молельни и значительное население принадлежит к менее вредным сектам и не имеет никаких средств к общественному молению, допускать на сей предмет обращение жилых зданий, с тем, чтобы здания эти по внутреннему устройству не имели общего вида и вообще никаких внешних принадлежностей, присущих исключительно православным храмам".

Все эти правительственные "предначертания" относились в равной без исключения степени как к старообрядцам, имеющим священную иерархию и все церковные таинства, так и ко всем сектам "менее вредным": к шелапутам, молоканам, жидовствующим и ко всем прочим, не имеющим никаких признаков церковности. Для них воспрещение св. икон, крестов, колоколов, облачения, внутренних и наружных видов церквей Божиих было большим торжеством, ибо русское правительство, именующее себя "православным", в поощрение сектантству устанавливает и для миллионов исконно русских людей, во всем чуждающихся сектантства, сектантский вид богослужебных отправлений: без креста, без икон, без облачений, даже без церковного пения "Святый Боже" при провожании покойников на кладбище. Для старообрядцев же эти "предначертания", вошедшие в жизнь уже столетия назад, только тогда в более строгом виде, были продолжением прежних гонений за веру, ныне тем более оскорбительных, что ими узаконивалось сектантство и по данным ему правам ставилось в лучшие, даже привилегированные, условия существования, чем многие миллионы коренных русских людей - древлеправославных христиан. Правительство признало у старообрядцев "общественную молитву", но не признало самих обществ, творящих эту молитву, не признало и их молитвенные здания общественными. Общество старообрядческие не имели решительно никаких прав, и все молельни, часовни и другие здания (приюты, богадельни, школы) считались частными и записаны по документам за частными лицами, отчего бывали немалые недоразумения по наследству.

В своем месте мы уже отметили, что в то время, как старообрядцы в собственном отечестве, им созданном, не имели, как видим, никаких прав, - в этом их родном отечестве существовали признанные правительством религии со всеми присущими им правами и привилегиями, религии инославные и иноверные, чуждые и даже враждебные России: римско-католическая, протестантская, магометанская, иудейская и даже языческая. Во многих городах России, даже в обеих столицах - в Петербурге и в Москве - на лучших улицах и площадях красовались и гордо высились римокатолические костелы, протестантские кирхи, магометанские мечети и еврейские синагоги. Не было нигде места только старообрядческим церквам: этого боялось самое могущественное в мире правительство, их, этих святых домов Божиих, страшилось и гнушалось самое "православное" во всей вселенной духовенство. Вот уж воистину - "крест бесом язва".

По поводу вышеизложенных "предначертаний" старообрядцы с большим запозданием, именно уже в 1876 г., перед самым началом русско-турецкой войны, представили правительству "Прошение". Прежде всего, старообрядцы просили не ставить их в одну линию с нехристианскими сектами. "Такое сопричисление нас к нехристианам представляется нам не только в высшей степени прискорбным для нас, но едва ли и соответствующим благим целям самого правительства. Внося неизбежно чувство горечи в среду старообрядцев, это может вести их не к сближению с господствующей церковью в духе примирения и любви, а к большему отдалению. Таким сопричислением нас к жидовствующим достигается лишь разъединение наше с остальным русским обществом, с которым, благодаря милостям государя императора, мы пребываем теперь в постоянно возрастающем братском общении, благотворно содействующем смягчению нравов и просветлению духа. Молим правительство изъять нашу общину из этой позорной для нас классификации". Дальше просили старообрядцы разрешить им сопровождать покойников на кладбище с несением св. иконы впереди. Они уверяли, что святая икона до сих пор не производила и не может производить соблазна "в среде остального русского населения", в противном случае получится "гражданское погребение", которое действительно может производить соблазн, тем более, что оно узаконяется самим правительством. Укалывали просители, что и св. крест Христов в старообрядческих молитвенных помещениях не может быть соблазном для православных, "если даже полумесяц, символ мусульманства, свободно, с разрешения правительства, воздвигается всем на виду над мусульманскими мечетями". В школах старообрядческих просят старообрядцы разрешить преподавание Закона Божия по Катехизису святейшего Иосифа, Московского патриарха. В противном случае "такою льготою безверия в деле воспитания наших детей мы не можем воспользоваться".

Настоящее прошение старообрядцев, как и сотни других, в разное время подававшихся правительству и государям, оставлено, конечно, без внимания. Началась русско-турецкая война. Кровью и жизнью своею старообрядцы добыли свободу болгарам и другим балканским народностям, а сами и после войны оставались на своей Родине бесправными и даже гонимыми за веру и обряды своих святых предков. Правительственные "предначертания" даже в том антицерковном и сектантском духе, как они выше изложены, остались лишь на бумаге, ни в какой закон они не были превращены. Даже полуофициальная петербургская газета "Новое время" тогда же отметила: "В текущее царствование даже евреи приобрели значительно более полноправия, чем имели до сих пор. Старообрядцы же остаются почти в том же положении, как были в 50-х годах. Публичное богослужение им запрещено, между тем как рядом с запертой наглухо молельней гордо высится признанная, законная еврейская синагога" [272].

Страшную, разрушительную трагедию для старообрядцев несло непризнание правительством их браков. Сколько вследствие сего было семейных драм, сколько имущественных ссор, наследственных дрязг и т.п. Почти в каждом семействе могли быть недоразумения, если бы эти семейства не связывали более крепкие и более святые узы, чем правительственное признание. Но правительство расторгало и эти благодатно-таинственные связи, освященные св. Церковью и укрепленные долголетней семейной жизнью. Вот одна из потрясающих сцен того бесправного и дикого времени, описанная в "Современных известиях". В Бийском округе, далекой Семипалатинской области (в Сибири), расположилось старообрядческое поселение по р. Бухтарме - Усть-Каменогорск. Заселили они эту местность еще с 1750 г., жили мирно и трудолюбиво, но молились по старине. И вот началось теперь против них гонение: отыскивают у них попов, запрещают им богослужения, особенно потрясающими сценами сопровождаются расторжения браков. Некоторые старообрядцы живут семьями по несколько лет и имеют кучи детей; и вот семейство разведено, мать с детьми увозят от отца в другую деревню и отдают под наблюдение волостного начальства, нередко при этом она подвергается всевозможным оскорблениям. Семья лишается таким образом поддержки отца. И такие супруги разводятся после десяти и пятнадцати лет брака. Производя следствие, заседатели (в Сибири нет до сих пор следователей) позволяют себе самое бесцеремонное и грубое обращение: отбирают и жгут молитвенные книги, угрожают кандалами и т. п. В союзе с заседателями действуют доносами и побуждают к преследованию старообрядцев и местные священники, заменяя этими доносами пастырское обращение и действие проповедью [273]. Так было не только в Сибири и на других далеких от центра окраинах, но повсюду, и в центральных губерниях еще строже, еще мучительнее и бесстыднее. Правительство, наконец, издало в 1874 г. закон о записи старообрядческих браков в полицейских управлениях, поручив это дело полицейским чиновникам. Но обставило эту запись браков такими условиями, что этим законом почти никто из старообрядцев не воспользовался. Во-первых, самые браки в полицейских метриках, в которые они записывались, именовались "раскольническими". Конечно, старообрядцы не соглашались на такую запись. Во-вторых, от записывающихся требовалось представить доказательства, что они от рождения "раскольники" и никогда ни сами, ни их родители не принадлежали к "православию". Разумеется, и таких доказательств старообрядцы представить не могли, потому что именно себя они признавали подлинно православными, а не раскольниками и, кроме того, сотни тысяч, если не миллионы старообрядцев числились по официальным документам еще с петровского времени (значит, и их отцы и деды и даже прадеды) числились "православными" (казенно-православными), как незаписные старообрядцы, хотя и сами, и их отцы родились и крестились в старообрядчестве. Браки таких лиц не могли быть записаны в полицейские метрики. Да и самая запись эта, установленная правительством, носила характер гражданского брака и сопровождалась циничными расспросами и разного рода насмешками полицейских чиновников. Так закон 1874 г. о "раскольнических браках" и остался мертвым и никому не нужным.