Китай. Большой исторический путеводитель

Если ему не ставили в вину кровь братьев средневековые китайцы — нам-то чего судить тех людей и те века? Сами хороши. Не умолчим только еще и о том, что, захватив власть, Ли Шиминь приказал убить и десятерых своих племянников — во избежание проблем.

Ему было тогда 27 лет, а впереди предстояло 23 года правления (годы жизни 599–649 гг., правил в 626–649 гг.). «Властный и умный правитель, обладавший завидным политическим чутьем и тактом» (З.Г. Лапина). Могучей комплекции, статный, с детских лет отлично натренированный, закаленный во многих походах. Император внушал трепет своим придворным — они всегда помнили, каков он в гневе. Но государь умел владеть собой и не поддаваться мгновенным вспышкам. Большинство вельмож и чиновников всех рангов находило его обхождение с ними уважительным (более того — со многими он старался установить доверительные личные отношения), а принимаемые им решения — взвешенными, свидетельствовавшими о редкостном умении находить золотую середину. Для полноты характеристики нельзя не вспомнить, что Ли Шиминь был также большим знатоком истории и поэзии, сам владел искусством каллиграфии, как мало кто.

В своем правлении Ли Шиминь старался руководствоваться принципом цзин цзи — «гармонизации мира ради блага народа», что предполагало, в свою очередь, необходимость поддержания общественного порядка и благоденствия ради сохранения космической гармонии. Учение о цзин цзи разработал великий конфуцианец Ван Тун (584–617 гг.). Он прожил недолгую жизнь, но многие его ученики занимали видное положение при дворе Ли Шиминя. Сам император сделал конкретный вывод из его учения: «Угнетение народа с целью заставить его служить правителю — подобно отрезанию собственной плоти с целью насытить желудок».

Следуя завету Конфуция (уже знакомому нам — тому, что на западный лад звучит как «глас народа — глас божий»), император всячески приветствовал критику, призывал людей не бояться высказывать любое мнение. Помыслы правителя и помыслы любого из его подданных должны взаимодополняться, «как большой колокол и маленькая свирель» — только так может быть достигнута гармония. Самый талантливый из советников императора Вэй Чжэн получил прозвище «человек-зеркало» — за то, что, не колеблясь ни мгновения, высказывал повелителю свое мнение, как бы нелицеприятно оно ни было. 

Работал император не щадя себя (оттого и прожил, при его-то бычьем здоровье, всего пятьдесят лет). Его министры спали посменно, чтобы повелителю в любой час ночи было с кем обсудить озадачивший его вопрос. Текущие доклады чиновников он развешивал по стенам своей спальни — чтобы погрузиться в них, внезапно проснувшись.

Ли Шиминь бдительно следил за состоянием управления на местах, особенно нетерпим был к коррупции. Наряду с постоянными точечными проверками, дважды проводились всекитайские «страшные суды» — тотальные ревизии, по итогам которых тысячи чиновников подверглись наказаниям, а семь человек было казнено (вообще-то не так много — при том образе бездушной и беспощадной деспотии, который сложился в западном представлении о Китае). В императорских покоях на ширмах писались имена провинциальных чиновников, по поводу которых следовало обдумать — повышать ли в должности (или наоборот — не понизить ли).

Император старался избегать лишних трат, не перенапрягать свой народ. Природа тоже была милостива — собирались большие урожаи, полны были казенные закрома. Люди в массе своей были довольны жизнью.

Но воевать приходилось. Поднебесная вновь утверждала свое влияние вдоль Великого шелкового пути. Был успешно завершен грандиозный поход против западного тюркского каганата, призваны были к порядку небольшие враждебно настроенные государства, образовавшиеся в оазисах. На несколько лет растянулась война с уйгурами — тоже успешная, в них обрели даже союзников в борьбе с каганатом. Теперь относительно спокойно могли пускаться в путь караваны, паломники, посольства. На рынки Поднебесной поступали товары не только из Персии и Индии, но и из Византии. На землях разгромленного западного каганата (сегодня это Синьцзян-Уйгурский автономный район) поднимали целину китайские крестьяне.

В 645 г. китайская армия вновь совершила большой поход в северную Корею, осадила Пхеньян — но горожане оказали ожесточенное сопротивление, и пришлось в очередной раз отступить.

С другим дальневосточным соседом, Японией пока не воевали (японское посольство впервые прибыло в Поднебесную в 607 г.). В столичных высших школах увлеченно и с большим старанием обучалось немало японских студентов (некоторые жили в Чан'ани десятилетиями). Они унесли к себе на родину не только иероглифы, но и философские знания, основы законодательства и многое другое из китайской культуры — ту основу, на которой японский народ сотворил свою культуру, великую и неповторимую.

В 647 г. был заключен мир с Тибетом, скрепленный династическим браком тамошнего повелителя с китайской принцессой. В Лхасе обосновались китайские военные, чиновники и купцы.

В ту же пору состоялось первое знакомство с христианством — из Средней Азии до Поднебесной добрались монахи-несториане. Их рассказы о своей вере вызвали при императорском дворе большой интерес, и миссионеры получили свободу проповеди. Вскоре в Чан'ани появились две христианские церкви. Возможно, тогда же в Поднебесную проникли и первые сведения об исламе: неистовые последователи пророка Мухаммеда уже начали свои завоевательные походы, и сасанидскому Ирану приходилось обращаться к Китаю за помощью (правда, безрезультатно).

Сам Ли Шиминь придерживался даосизма, даже сделал открытие, что является потомком Лао Цзы. Но проявлял интерес и к буддизму, внимательно слушал рассказы Сюань Цзаня, совершившего паломничество в Индию, исходившего Среднюю Азию и проведшего в странствиях 16 лет (обо всем увиденном он поведал в своей замечательной книге «Записки о западных странах периода великой династии Тан»).

Тогда буддизм уже принял в Китае форму чань-буддизма, сблизился не только с даосизмом, но и с конфуцианством: чаньские наставники учили, что истинная природа человека может спонтанно раскрыться и в его повседневной жизни, а потому не следует ради уединенной медитации избегать совместного существования со своими ближними. Однако в конце жизни император, резюмируя свое отношение к буддизму, отозвался о нем нелестно, назвав «несерьезной религией». Наверное, такое мнение действительно могло сложиться у человека, проникшегося даосским учением в его философском, мировоззренчески глубоком варианте — но не знакомом в достаточной степени с тонкостями буддийского учения.

«Ширпотребные» компоненты даосизма, всякие поиски эликсира бессмертия и чародейство претили Ли Шиминю. Но в 649 г., когда его охватил тяжелый недуг, проявлениями которого были сильные головокружения, резкий упадок сил, нарушение зрения (возможно, вследствие постоянного перенапряжения) — император призвал на помощь какого-то индийского мага. Не помогали ни обращение к потусторонним силам, ни традиционные средства. В том же году образцовый конфуцианский правитель Поднебесной скончался. До наших дней дошли ритуальные таблички с иероглифами (не им ли начертанными?), которые он использовал при совершении жертвоприношений на алтаре Земли.