Генералиссимус князь Суворов

Под командою Суворова состояло 12 батальонов, 20 эскадронов и 6 казачьих полков. Корпус его предназначался «как для ограждения собственных границ и установления между ногайскими ордами нового подданства, так и для произведения сильного удара на них, если В противиться стали и на закубанские орды при малейшем их колебании, дабы тех и других привесть на долгое время не в состоянии присоседиться к Туркам» ⁶. Суворов стал стягивать войска, чтобы сильно занять линию ейско-таманскую, особенно самый Ейск, свою главную квартиру. Когда Ейск был достаточно обеспечен, Суворов, исполняя программу, принятую при совещании с кн. Потемкиным, послал в ногайские орды приглашение на праздник но случаю своего прибытия. Собралось в степи под Ёйском до 3000 человек; Суворов, которого Ногайцы знали и помнили с 1778 года, принял их как старых знакомых, обошелся весьма дружелюбно и радушно, вел беседу, шутил и угостил на славу. На другой день гости отправились обратно восвояси, довольные и приемом, и угощением. Доволен был и Суворов, положив таким образом начало развязки.

Развязка уже разрешилась дипломатическим путем, только не осуществилась еще на деле. Вследствие деятельных переговоров с Шагин-гиреем, с его советниками, мурзами и духовенством, хан отрекся от своих владетельных нрав, мог жить где хотел, удерживал при себе свой гарем и двор и получал денежное содержание. Екатерина издала в апреле манифест о принятии под свою державу Крымского полуострова, Тамани и всей кубанской стороны. Надлежало теперь привести Татар к присяге на подданство и сделать это подданство на сколько возможно фактическим.

С означенной целью и в виду грозившей от Турок опасности, Потемкин постоянно снабжает Суворова обстоятельными инструкциями. В мае он рекомендует выведать наклонности татарских орд, и если будет намерение сопротивляться, то жестоко наказать. Он приказывает склонить их на избрание новых мест для кочевок, именно в уральской степи, в тамбовском, саратовском или ином наместничестве, и возлагает свою надежду на способности Суворова и «на скорые и благоразумные его извороты в тесных обстоятельствах». В июне и июле Потемкин сообщает о признаках турецких на Кубани влияний; говорит, что приказал выступить с Дона 17 казачьим полкам, что пора наказать злоумышленников из ногайских орд, что ожидает обнародования на Кубани и в Тамани высочайшего манифеста; относительно же предполагаемого переселения Ногайцев подтверждает двукратно, чтобы не было и тени принуждения ⁵.

Насчет объявления манифеста о присоединении к России Крыма, Тамани и прикубанского края и по предмету принесения Ногайцами присяги на верность, Суворов уже сделал первый шаг на данном им празднике. Тут были многие приверженцы России, в числе их султан джамбулуцкой орды Муса-бей, приятель Суворова. Им удалось убедить многих на подданство России и на принесение присяги, но общее на то согласие не представлялось еще вполне обеспеченным и могло подлежать сомнению. Сомнение это ясно проглядывает в ордерах Потемкина, и Суворову предстояло как можно скорее разъяснить действительность, узнав кто друг и кто недруг.

Присяга назначена была на 28 июня, день восшествия Екатерины на престол. Предполагалось дать Ногайцам богатое празднество; приглашения частию были сделаны на первом празднике, частью разосланы позже. К назначенному дню степь под Ейском покрылась кибитками 6,000 кочевников. Русские войска держались наготове, но не выказывали и тени угрозы. После богослужения в православной церкви, были созваны в одно место ногайские старшины; им прочтен манифест об отречений Шагин-гирея, и в присутствии Суворова они беспрекословно принесли на коране присягу. Затем старшины разъехались по ордам и приняли такую же присягу от своих подвластных, без всяких затруднений, спокойно а торжественно, причем многим мурзам объявлены чины штаб и обер-офицеров русской службы. Затем начался пир. Ногайцы расселись группами; вареное и жареное мясо, воловье и баранье, составляли главные блюда; пили водку, так как виноградное вино запрещено кораном. Старшины обедали вместе с Суворовым; большой кубок ходил вокруг, здравицы следовали одна за другой; при грохоте орудий, при криках «ура» и «алла», Русские перемешались с Ногайцами; не было и признаков чего-нибудь неприязненного. По окончании пира открылись скачки, казаки соперничали с Ногайцами. Вечером второе угощение, продолжавшееся далеко за ночь. Съедено 100 быков, 800 баранов, кроме разных второстепенных припасов; выпито 500 ведер водки. Ели и пили до бесчувствия; многие Ногайцы поплатились за излишество жизнью. Следующий день, 29 июня, именины наследника престола, ознаменовался новым пиром; 30 числа утром опять угощение. Гости, вполне довольные гостеприимством хозяев, простились с ними дружески и откочевали восвояси, сопровождаемые русскими офицерами. Там, в присутствии последних, состоялась присяга народа, остававшегося дома,

В конце июля последовал рескрипт Екатерины на имя Суворова; Государыня пожаловала ему недавно учрежденный орден св. Владимира первой степени.

Однако подчинение Ногайцев русской власти, достигнутое с формальной стороны, нельзя еще было принимать за действительное. В этом не обманывали себя ни Потемкин, ни Суворов. Своеволие, беспорядки и внутренние раздоры ногайских орд проявлялись так часто и так недавно (в 1781 и 1782 годах), народ этот был так восприимчив к подстрекательству извне, и земли донского войска так много страдали от Ногайцев, что надежда на внезапное перерождение ордынцев была бы чистой иллюзией. Потемкин продолжал относительно их прежнюю политику, до первой крупной с их сто-роны вины; приказывал обращаться с ними ласково; оказывать особенное уважение их религии и подвергать жестокому наказанию, «как церковных мятежников», всех тех из Русских, кто в этом отношении провинится. Он велел Суворову внушить ордам, что они избавлены от рекрутчины и что поборы с них будут уменьшены. С удовольствием видя, что благодаря стараниям Суворова, мысль о переселении в уральскую степь делает между Ногайцами большие успехи, Потемкин просил укреплять в них это намерение, но не приводить его в исполнение до особых указаний. Ослушников, уходящих за Кубань, он предписывал не трогать и переселению туда не желающих оставаться в русском подданстве, не препятствовать ⁵.

Признаки непокорности и своеволия Ногайцев обнаружились скоро, даже скорее, чем можно было ожидать. Турки, избегая явно-враждебных действий, сеяли смуту исподтишка, и Шагин-гирей, каявшийся в своем отречении, подстрекал народ к восстанию. Видя это, Суворов, для сохранения в крае спокойствия, приступил к переселению покорившихся Ногайцев в уральскую степь. Случилось так, что в это самое время Потемкин прислал предписание — повременить переселением, но операция уже началась. Переселение совершалось под присмотром войск, малыми частями; сам Суворов наблюдал за ним и ехал позади всех орд. Дабы пресечь возможность покушения переселяемых на донские земли, протянута была цепь казачьих постов от Ейска до половины Дона.

Как и следовало ожидать. большинство Ногайцев было переселением недовольно; уральская незнакомая степь их страшила, а ближнюю, лакомую манычскую степь им не давали. Июля 31, отойдя от Ейска всего с сотню верст, Ногайцы внезапно напали на русскую команду и на верных России своих соплеменников. Произошел бой с большим числом убитых и раненых; ранен был и Муса-бей, стоявший за переселение. Суворов обратился с увещанием, но оно не подействовало; тогда, следуя инструкциям Потемкина, он дал им волю идти куда хотят. Десять тысяч джамбулуков повернули назад и бросились на встречный пост; пост подкрепили; произошло жестокое сражение, одолели Русские. Ногайцы пришли от неудачи в исступление, не знавшее пределов; не в состоянии будучи спасти свое имущество, они его истребляли, резали жен, бросали в р. Малую Ею младенцев. Погибло до 3000; в плен попало всего 60 стариков, женщин и детей; Русских убито и ранено до 100. Добыча победителей простиралась до 20000 голов лошадей и рогатого скота. Разбитые бежали без оглядки, и многие из них умерли потом в степи от голода, как доносил Суворов Потемкину ⁷.