Корона и эшафот

Людовик: Я делал смотр всем войскам, собранным у меня в этот день; у меня были все установленные власти, департаментское правление, мэр и члены муниципалитета; я пригласил к себе даже депутацию от Национального собрания и затем отправился со своей семьей в залу его заседаний.

Президент: Зачем вы сосредоточили войска во дворце?

Людовик: Все установленные конституцией власти видели, что дворцу грозила опасность; будучи сам установленной властью, я должен был защищаться.

Президент: Зачем вы вызвали во дворец парижского мэра в ночь с 9 на 10 августа?

Людовик: Ввиду слухов, которые циркулировали в то время.

Президент: Вы проливали кровь французов. Что вы имеете сказать в свое оправдание?

Людовик: Нет, милостивый государь, это не я.

Президент: Вы поручили Септейлю сделать значительную закупку хлеба, сахара и кофе в Гамбурге [24]. Этот факт подтверждается письмом Септейля. Что вы имеете сказать в свое оправдание?

Людовик: То, о чем вы говорите, мне совершенно неизвестно.

Президент: Почему вы наложили veto на декрет о сформировании лагеря в двадцать тысяч человек?

Людовик: Конституция предоставляла мне полную свободу в утверждении декретов, кроме того, я одновременно предложил образовать лагерь в Суассоне.

Президент (обращаясь к Собранию): Вопросы исчерпаны. (Людовику Капету): Людовик, имеете ли вы еще какие-нибудь заявления?

Людовик: Я требую предъявления документов, на основании которых я обвиняюсь, и права выбрать себе защитников.

Валазе: (одним из секретарей) предъявляются Людовику следующие документы: «Докладная записка Лапорта», подтверждающая контрреволюционные проекты со стороны Людовика Капета, Мирабо и некоторых других лиц.

Людовик: Я не признаю ее.

Валазе: «Письмо Людовика Капета от 23 июня 1790 года», подтверждающее его сношения с Мирабо и Лафайетом, имевшие целью уничтожение конституции.

Людовик: Я объясню содержание этого письма.

Валазе читает письмо.

Людовик: Это не более как проект; здесь нет и речи о контрреволюции; письмо не предназначалось для отправки.

Валазе: «Письмо Лапорта к Людовику Капету от 22 апреля», касающееся бесед по поводу якобинского клуба, президента комитета финансов и комитета государственных имуществ; дата проставлена рукою Людовика.

Людовик: Я не знаю этого письма.

Валазе: «Письмо Лапорта от 3 марта 1791 года», помеченное рукою Людовика Капета и сообщающее о предполагаемом разрыве между Мирабо и якобинцами.

Людовик: Я не признаю его.

Валазе: «Письмо Лапорта», без даты, написанное его рукой и помеченное Людовиком Капетом; оно содержит подробности о последних минутах Мирабо и о предосторожностях, которые были приняты во избежание огласки весьма важных документов, хранившихся у Мирабо.

Людовик: Я не признаю этого письма, как и других.

Валазе: «Проект новой конституции или пересмотра существующей», подписанный Лафайетом и адресованный Людовику Капету 6 апреля 1790 года; к проекту приписана строка рукою Людовика.

Людовик: Все это уничтожается в силу конституции.

Валазе: Знаком ли вам этот почерк?

Людовик: Нет.

Валазе: Признаете ли вы свое примечание?

Людовик: Нет.

Валазе: «Письмо Лапорта от 19 апреля 1791 года», помеченное рукою Людовика Капета и упоминающее о беседе с Риваролем.

Людовик: Это письмо мне неизвестно.

Валазе: «Письмо Лапорта от 16 апреля 1791 года», содержащее жалобы на Мирабо, аббата Перигора, Андре и Бомеца [25], которые якобы не выказывают благодарности за понесенные для них жертвы.

Людовик: Оно мне также неизвестно.

Валазе: «Письмо Лапорта от 23 февраля 1791 года», помеченное рукою Людовика Капета; к письму приложена докладная записка о способах доставить ему популярность.

Людовик: Ни тот, ни другой документ мне незнаком.

Валазе: Несколько документов без подписи, найденных в Тюильрийском дворце, в отверстии, проделанном в стене; в них говорится о расходах на приобретение популярности.

Президент: Прежде чем приступить к допросу по этому поводу, я сделаю предварительный вопрос. Признаете ли вы, что заказали сделать в Тюильрийском дворце шкаф с железной дверью и заперли в него бумаги?

Людовик: Я ничего не знаю об этом шкафе.

Валазе: Вот дневник, написанный рукою Людовика Капета и заключающий список пенсий, которые были им розданы из своей казны с 1776 по 1792 год; среди них значится вознаграждение Аклоку [26] за его деятельность в предместьях.

Людовик: Этот дневник я признаю, но в нем записаны только мои пожертвования с благотворительной целью.

Валазе: Записи различных сумм, выданных шотландским отрядам Ноэль-Граммона и Монморанси-Люксембурга, от 1 июля 1791 года.

Людовик: Это было раньше, чем я запретил выдачу этих денег.

Президент: Людовик, где вы хранили эти документы, признанные вами?

Людовик: У моего казначея.

Валазе: Признаете ли вы ведомость расходов по содержанию лейб-гвардейцев, швейцарцев и королевских гвардейцев в 1792 году?

Людовик: Нет, не признаю.

Валазе: Несколько документов по поводу заговора в Жалесе, оригиналы которых хранятся в секретариате департамента Ардеш.

Людовик: Они мне совершенно незнакомы.

Валазе: «Письмо Булье из Майнца», содержащее расписку в получении от Людовика Капета 993 000 ливров.

Людовик: Это письмо мне неизвестно.

Валазе: Приказ о выдаче 16 800 ливров, подписанный Людовиком; на обороте подпись Бонньера; письмо и расписка того же Бонньера.

Людовик: Я не признаю их.

Валазе: Два документа, упоминающие о суммах, выданных госпоже Полиньяк, Лавогюйону и Шуазелю.

Людовик: Не признаю и этих документов.

Валазе: Письмо за подписью двух братьев бывшего короля, вошедшее в обвинительный акт.

Людовик: Оно мне незнакомо.

Валазе: Документы, относящиеся к делу Шуазеля-Гуфье в Константинополе.

Людовик: Не имею о них понятия.

Валазе: Письмо бывшего короля к епископу Клермонскому, с ответом последнего от 16 апреля 1791 года.

Людовик: Я не признаю его.

Президент: Вы не признаете своего почерка и своей подписи?

Людовик: Нет.

Президент: На письме печать с гербом Франции.

Людовик: Эта печать была у многих.

Валазе: Признаете ли вы эту квитанцию Жилля?

Людовик: Нет, не признаю.

Валазе: Докладная записка о прекращении выдачи военных пенсий из фондов цивильного листа; письмо Дюфрен-Сен-Леона по тому же поводу.

Людовик: Я не знаю ни одного из этих документов.

Президент: Можете удалиться.

Поведение короля на допросе произвело самое невыгодное для него впечатление. Перед ним было несколько систем защиты — он выбрал наихудшую. Вместо того чтобы держаться с гордым достоинством монарха, не признающего за подданными права судить его; вместо того чтобы ответить открытым мотивированным сознанием политического деятеля, принявшего определенную программу для достижения своих целей; вместо того чтобы заковать себя в непроницаемую броню молчания, от которой отскакивают все стрелы противника, — Людовик XVI предпочел систему запирательства. Он отрекся от своей подписи, от документов, писанных его рукой, от писем и счетов, адресованных ему и им же запертых в секретный шкаф, — словом, он вел себя, как обвиняемый, пойманный на месте преступления и в своем замешательстве отрицающий очевидное. Таким образом действий король еще более восстановил против себя Конвент и многочисленные толпы народа, присутствовавшие при допросе; он ожесточил даже многих из тех, в которых до сих пор возбуждал сострадание своими несчастиями. Силу этого ожесточения Людовик испытал уже на обратном пути в Тампль: всю дорогу ему вдогонку неслись звуки грозного припева Марсельезы: