Путешествие в каменный век, Среди племен Новой Гвинеи

По-видимому, дело здесь как в скудости естественных ресурсов на большом острове, бывшей особенно ощутимой до внедрения культуры батата, так и в относительно слабом по сравнению с центрами исторического развития Евразии или отдельных частей Америки уровне развития производительных сил. И то, и другое, а также отсутствие стабильного контакта Новой Гвинеи с окружающий народами, в том числе и Азиатского материка, сдерживали общественное развитие папуасов и препятствовали созданию основы для перехода к каким-то принципиально иным формам социальной интеграции, в том числе к классовому обществу. Ведь контакт в классических центрах цивилизации - в Средиземноморье, на Ближнем и Дальнем Востоке - был мощным катализатором прогресса. Всегда во много раз труднее было тем, кто вынужден был идти в одиночку великим путем становления форм человеческого общества. Папуасы оказались именно среди таких народов, и в XX в., когда многие из них впервые увидели вокруг себя незнакомый им мир, они достигли примерно той ступени развития, которую мы могли бы назвать варварской, или были на подходе к типу такого общества, которое в трудах Ф. Энгельса названо "военной демократией".

Кстати, случаи жестокости, о которых рассказывается в прочтенной нами книге, в целом как раз характерны для варварских обществ. Вспомним рассказы о лангобардских королях, пивших вино из черепов поверженных врагов, о разграблении Рима вандалами, о резне, об уничтожении памятников, о принесении в жертву жен и рабов на похоронах знатного руса на Волге [2]. Есть и многое другое на Новой Гвинее, что демонстрирует кардинальное различие в восприятии действительности между современным европейцем и членом традиционного новогвинейского общества, каким-нибудь Обахароком, оказавшимся на неделю мужем безответственной американки. Фальк-Рённе рассказывает много случаев, где, как говорится, остается только руками развести - настолько непонятны нам силы, толкающие папуасов на совершение тех или иных поступков.

Но есть один обычай на Новой Гвинее, который из-за своей неприемлемости и полной исключенности из нашей жизни вызывает и активное противодействие, и определенный интерес, как нечто диаметрально противоположное нашим представлениям о человеческой сущности. Этот обычай каннибализм, которому так много места отведено в прочитанной нами книге. Встречается он в наши дни крайне редко. Как укоренившийся обычай, а не просто как отдельный эпизод он дожил до середины XX в. только у немногих еще сохраняющих традиционный образ жизни папуасских народов Новой Гвинеи. Причем в Папуа-Новой Гвинее он быстро исчезает, если уже не исчез совсем в наши дни (напомним, что книга Фальк-Рённе была написана более 10 лет назад), а в Ириан-Джая, одном из самых глухих уголков планеты, возможно, еще тлеет в нескольких недоступных горных долинах.

Так стоит ли о нем говорить в таком случае, не лучше ли предать забвению этот позорный пережиток варварства и не вспоминать о нем вовсе? Думается, что это было бы не совсем правильно. Действительно, многотысячелетняя борьба цивилизации с каннибализмом сейчас близка к завершению, не только дни, но и минуты его сочтены, и это можно записать нашей цивилизации в актив. Но само по себе это явление было в свое время широко распространено, принимало разные формы и практиковалось в разные периоды времени на разных континентах и широтах. Оно требует надгробного слова как в виде эмоционального рассказа, так и в виде научной интерпретации. Почему люди ели людей?

В свое время ареал распространения людоедства охватывал всю заселенную человеком часть земного шара, всю ойкумену. Каннибализм весьма древен. Людоедами были наши отдаленные предки - архантропы, людоедами же были и более близкие к нам неандертальцы. Свидетельство тому - многочисленные находки остатков каннибальских пиршеств на многих древних стоянках, например в знаменитой пещере Крапина в Югославии. Иными словами, можно сказать, что Homo sapiens появляется на арене истории около 40 тыс. лет назад каннибалом. Имея в виду одно только это, закономерно поставить вопрос: почему же люди перестали есть людей?

Запрет поедания человеческого мяса в течение тысячелетий утверждал себя в качестве категорического императива человеческой культуры, вернее, ее определенной исторической формы, называемой цивилизацией. Нечто сходное мы наблюдаем с запретом инцеста, т.е. кровосмесительных связей. Этот запрет более универсален и более строг в человеческом обществе, а соответственно и более древен, чем запрет каннибализма. Много споров велось среди ученых по поводу того, как и почему был запрещен инцест. Одни говорили, что древние люди осознали каким-то образом вредный биологический эффект кровосмешения, другие утверждали, что необходимость установления контактов между разнородными общинами побудила древних людей искать брачных партнеров вне своей собственной группы. Так или иначе, запрет инцеста настолько универсален в человеческом обществе, насколько редок в животных сообществах. Можно сказать, что этот запрет оказался полезен, как говорят специалисты - адаптивен, именно для человеческого общества, отличительной особенностью которого является существование культуры, понимаемой, как это принято в советской науке, как специфический человеческий способ деятельности и ее результат. Первым шагом на пути становления культуры и человеческого общества и был запрет инцеста, который, по выражению французского этнолога К. Леви-Строса, "сам и есть культура". Каннибализм, первоначально появившийся, подобно кровнородственным связям, в качестве наследия дочеловеческих предков, на какой-то стадии общественного развития стал препятствием на пути дальнейшей эволюции. Общества, исключавшие его из своей жизни, оказывались более адаптивными, более приспособленными к требованиям истории.

Однако является ли каннибализм в том виде, в каком он был зафиксирован начиная с эпохи Великих географических открытий, только пережитком звериного состояния, или же он приобрел какие-то другие, новые качества, изменившись со временем, как изменяется все сущее? Наверное, последнее более верно. Посмотрим, что мы можем сказать о "современном" каннибализме, т.е. о каннибализме последних четырех-пяти столетий.

Прежде всего следует сказать несколько слов об источнике наших знаний, так как это имеет непосредственное отношение не только к выяснению характера каннибализма, но и к книге Фальк-Рённе. Рассказов о людоедах, в сочинениях, посвященных экзотическим странам, накопилось немало. В них описывается каннибализм в самых причудливых формах, приводятся леденящие кровь рассказы о съедении несчастных путешественников или туземцев живьем, в вареном, жареном, пареном, соленом виде, о выкармливании людей на забой, о специальных базарах, где торговали человеческим мясом, и т.д. Характерна во всех этих сюжетах одна деталь: они передаются не очевидцами, а посредниками, слышавшими их от кого-то. Число свидетелей людоедских оргий, опубликовавших свои воспоминания, обратно пропорционально количеству живописаний каннибальских пиршеств. И это безусловно не случайно.

Сомнения нет: каннибализм существовал и даже местами существует до сих пор, но знаем мы о нем ничтожно мало, потому что значительная часть информации, которой мы обладаем, при строгом источниковедческом подходе должна быть признана ненадежной. И это неудивительно. Во-первых, каннибализм все же редок. И Фальк-Рённе, хорошо знающий эту тему, приводит разговор с каннибалом, который говорит ему, что ел человеческое мясо только четыре раза в жизни. И это в Долине Балием, о которой ходит столько жутких слухов. Ряд других свидетельств из других источников утверждает нас во мнении, что людоедство было далеко не повседневным явлением, так что быть его свидетелем не так легко. Во-вторых, сама по себе позиция свидетеля каннибальских акций этически небезупречна. Некоторые из таких людей пытались воспрепятствовать происходившему на их глазах - это оправдывало их нравственную позицию, но тем самым делало их информацию фрагментарной и зависящей от третьих лиц. Другие не имели желания или возможности вмешаться и соответственно... молчали. Наверное, таких было большинство, и только немногие решились опубликовать свои наблюдения. Среди последних, впрочем, выделяется несколько очевидцев поневоле, попавших в плен к племенам каннибалов. Таков, например, известный немецкий путешественник XVI в. Ганс Штаден, проведший 9 месяцев у индейцев тупинамба в Южной Америке и оставивший уникальное описание их жизни, в частности поразивших его каннибальских пиршеств, жертвой которых он чуть не стал сам. Такого рода очевидцев мало, совсем немного их в современности, и, заметим, не относится к их числу и автор прочитанной нами книги, который, насколько можно понять из его повествования, сам не был свидетелем людоедства, а сообщает о нем со слов третьих лиц. Из этого, конечно, не следует, что нельзя верить ни одному его слову, но определенный скептицизм в отношении ряда сообщений, например о разрывании на части согрешивших девушек, о пожирании мозга и т.п., вполне допустим [3].