Зеленая брама

Не скажу, что недолгая оборона самой Умани остатками войск 6-й и 12-й армий, сведенных уже в «группу Понедели­на», могла принести и принесла городку славу героя.

Никого не утешит и тот факт, что такой маневр, как оставление городка, был необходим. Эх, если бы приказ при­шел несколько раньше!..

Нет, история требует, чтоб с ней считались: было именно так, как было.

И все же современникам и потомкам, мне кажется, надо знать, что по этому поводу думает западногерманский исто­рик генерал-майор Вегенер.

В книге «Группа армий «Юг», вышедшей через десяти­летия после войны, рассматриваются как равные по значе­нию два события, смешавшие все планы захвата Украины и нанесшие тяжелый урон фашистским войскам: «Битва под Уманью» и «Битва за Киев».

Значит, все, что было в округе, в Зеленой браме, вспоми­нается генералом Вегенером и его соратниками как битва под Уманью.

Да, есть и другие свидетельства «с той стороны».

А что происходило в оставленной нами Умани?

Многие ее защитники в первой половине августа вновь оказались на окраине города, в птичнике и карьере кирпич­ного завода, обезоруженные, перебинтованные и с открыты­ми ранами, иные закованные в кандалы (я сам видел, да и люди помнят), шатающиеся от голода, оборванные и босые.

В попытке оказать им первую помощь — начальный под­виг уманчан.

Я имел печальную возможность наблюдать его через двойной ряд колючей проволоки, терновым венцом окружав­шей концлагерь. Ограждение между столбами и вышками было еще и разлиновано проводами высокого напряжения, но все, что творилось снаружи, хорошо просматривалось. Уманчане со всех сторон обступали лагерь густой толпой, не обращая внимания на то, что они — в секторе обстрела со сторожевых вышек. Охрана могла в любой момент открыть огонь из пулеметов для предостережения и просто так, для забавы. Но уманские женщины, дети, старики с узелками продуктов не уходили со своей позиции, не отступали ни на шаг...

Они стояли сутками, наверное, ждали чуда, пытались всеми правдами и неправдами передать съестное и воду погибающим от ран, голода и жажды своим воинам.

Так было все дни, пока я находился в лагере; с двух сторон колючей ограды стояли люди одной судьбы — плен­ники и оккупированные, разделение их было условным, ибо те и другие оказались «под немцем», оказались невольника­ми и всем надо подниматься, борьбу с врагом продолжать, только пока не очень точно известно, как. Может быть, тогда уманчане сами еще не ощутили, что уже включились в анти­фашистскую деятельность.

Невольники, толпившиеся по ту сторону колючей прово­локи, силились перебросить через нее ломти хлеба, яблоки, шматы сала, завязанный в марлю творог. Некоторые горо­жане, протолкавшись поближе к воротам, успевали передать продукты новым узникам, собранным жандармерией по лесам и селам и теперь группами загоняемым в лагерь. Охранники вырывали из их рук свертки, швыряли хлеб в грязь, ударяли людей прикладами, хлестали плетьми, пинали сапогами, а то и открывали стрельбу.

Но уманчане не сдвинулись с поста, и это не каламбур (возможны ли здесь каламбуры!) — действительно стояли насмерть.

Можно только поражаться бесстрашию женщин только что оставленного войском и захваченного врагом города.

В комендатуру концлагеря каждое утро приходили горо­жанки и просили свидания со своими мужьями... с людьми, которых они видели через колючую проволоку впервые в жизни! Мгновенно разобрались они в особенностях норди­ческого характера. Оказывается, германские рыцари весьма падки на взятки и своеобразно честны — если продали умирающего советского солдата за шнапс и сметану, то уж не обманут, отдадут.

Пленному начальнику заставы 97-го Черновицкого погранотряда Андрею Михайловичу Грабчаку, когда его гнали в колонне на работу, неизвестная женщина передала сверток со штатской одеждой. Он сумел тут же переодеться и «утечь», раствориться в толпе. В деревенском картузе и старой куртке он пошел на восток. Обычно говорят — шел к своим, а мне бы хотелось сказать, что Грабчак шел от своих к своим. Перешел фронт, а в конце сорок третьего вернулся: его выбросили с самолета в район Житомира. Он вскоре отличился как партизанский командир, бесстрашно действовал и заслужил звание Героя Советского Союза.

В сиянии его Золотой Звезды есть и отсвет скромного подвига не известной ему, да может, и вообще до сих пор никому не известной уманчанки, вырвавшей его из Уманской ямы.

Я нахожусь в переписке с красными следопытами Ума­ни. Ведя поиски героев и подвигов Великой Отечественной, они забираются порой в дальние края, рассылают письма по всей стране.

Не в укор им, а все же хочется посоветовать: раскройте историю улочек, на которых живете, по которым в школу и из школы ходите каждый день, вглядитесь в судьбы своих соседей, ну и, конечно, поспрашивайте своих дедов...

Обстоятельства сложились так, что уманчане и воины 6-й и 12-й армий после трагического августа объединились и породнились для борьбы с фашистскими захватчиками.

К сожалению, найденные местными краеведами, истори­ками и следопытами факты и материалы до сих пор не собраны воедино, не обобщены, остаются эпизодами. Их необходимо сложить, систематизировать, свести в одну кар­тину, и будет она величественной и поражающей.

На западе, в странах, которые были оккупированы фа­шистами в годы второй мировой войны, существуют два термина и два понятия: партизанская борьба и движение Сопротивления. Применительно к нашей жизни в обиход не вошло последнее словосочетание, наверное, потому, что этот термин не отражает в полной мере и смысл, и содержание нашей борьбы. Огромный размах партизанского движения и подпольной деятельности на оккупированной территории СССР позволяет говорить о всенародной борьбе советских людей с фашистскими захватчиками, и один из подтверж­дающих примеров — Умань и ее округа, включая Зеленую браму.

Известно, что обкомы и горкомы партии, политуправле­ния и политотделы сражающихся войск в глубокой тайне готовили и оставляли на территории, обреченной на окку­пацию, подпольную сеть, а несколько позже забрасывали — уже через фронт — партизанские, разведывательные и ди­версионные группы.

И в Умани на случай, если придется сдать город, был создан центр для подпольной работы. Но входившие в него люди, еще не успев начать действовать, погибли в последних боях за город. И все же борьбу с оккупантами уманчане начали 2-го августа, на следующий день после отхода 6-й и 12-й армий в район Зеленой брамы, встали в строй бойцов, имея чисто символического, но великого командира — свою верность Советской Родине.

Согласно данным Черкасского облпартархива, в Умани действовало пять крупных подпольных организаций. Учтено около шестисот подпольщиков.

Я не смогу уточнить эти сведения, но попробую внести поправку: ведь это имеются в виду лишь жители города, так или иначе связанные друг с другом, вошедшие в систему организованной борьбы.

А ведь отсутствует, не учтена, не внесена в списки та женщина, что передала крестьянскую одежду пограничнику Андрею Грабчаку, будущему Герою Советского Союза. А разве она не участница борьбы, разве можем мы не учитывать ее скромный и великий подвиг?

И сколько было подобных героев и подвигов в Умани!

Пути подпольщиков сходились не только к опасному ограждению Уманской ямы.

Вспыхивали пожары в местах, где просто так они не могли возникнуть: в мастерских, где оккупанты ремонти­ровали танки, на аэродроме (в июле 1943 года подполь­щики Евгений Корпачев и Тимофей Коробкин сожгли два самолета!).

В театре во время спектакля неожиданно гас свет, а когда он вспыхивал вновь, оккупанты уже не могли отыскать тех, кто сбросил с верхнего яруса, расшвырял по залу пачки листовок.

А листовки, призывавшие к борьбе и сулившие незва­ным гостям неминуемый крах, были не через фронт до­ставлены, а отпечатаны в местной типографии, да еще и не только на русском и украинском, но и на немецком языке.

Днем в местной типографии печаталась фашистская газетенка «Уманский голос», а по ночам — листовки.