Провокатор. Роман Малиновский: судьба и время

Чью «живую речь» предлагал послушать Шляпников? Возможно, А.С.Киселева и II.П.Глебова-Авилова, приехавших в конце июня в Пороиин на Совещание ЦК с партийными работниками [492]. Оба занимали видное положение в петербургской организации и в союзе металлистов и, конечно же, могли подтвердить слова Шляпникова о настроении рабочих. По словам Киселева, в связи с делом Малиновского большевикам «пришлось выдержать огромный нажим рабочих масс».

В Поронине во время прогулки по окрестностям Киселеву и Глебову-Авилову довелось встретить Малиновского, которого эта встреча совсем не обрадовала. «Прошли мы, — вспоминал Киселев, — не более полверсты, как навстречу нам попалась крестьянская бричка, на которой сидело несколько человек, по внешнему виду — крестьяне, и среди них небезызвестный Роман Малиновский… Как по команде, все трое отвернулись, как будто он нам совсем не знаком. Когда бричка немного проехала, мы из любопытства оглянулись, оглянулся также и Малиновский, а на лице у него отразился такой испуг, что мы были поражены происшедшей с ним переменой… Мы сделали заключение, что Малиновский решил, что его как провокатора открыли, и мы приехали доложить об этом в ЦК партии, а вероятнее всего, он сделал предположение, что мы приехали для расправы с ним как провокатором». Как выяснилось позже, Малиновский жаловался Зиновьеву на «товарищей из Питера», которые «так жестоко обошлись с ним, что при встрече даже не поздоровались» [493].

Наконец, о настроении рабочих свидетельствовал самый чувствительный в то время барометр — тираж «Правды»: с 60–65 тысяч экземпляров он упал до 20 тысяч.

Поэтому расследование в Поронине продолжалось и после опубликования 31 мая постановления ЦК РСДРП. Оно проходило в атмосфере острой конфронтации между большевиками и «ликвидаторами», в сильнейшей степени повлиявшей на исход разбирательства — в большей степени, чем непримиримость рабочих, которой Ленин в конечном счете пренебрег.

Следует иметь в виду, что делу Малиновского предшествовало несколько других выплеснувшихся на страницы печати персональных дел — не столь громких, но широко использованных «ликвидаторами» для нападок на правдистов.

Одно из них касалось Б.Г.Данского (псевдоним К.А.Комаровского). Этот большевик (член Петербургской организации РСДРП с 1911 г.) был видным участником страховой кампании, часто выступал на страницах «Правды» и других большевистских изданий по вопросам страхования рабочих, в сентябре 1913 г. посетил Ленина [494]. Но раньше, будучи членом СДКПиЛ, он ряд лет сотрудничал в журнале петербургского общества фабрикантов и заводчиков «Промышленность и торговля». Сотрудничество социал-демократов в непартийной печати «для заработка» в принципе допускалось, но в данном случае речь шла о печати «хозяйской», агрессивно антирабочей. Поэтому выводы по делу Данского, обнародованные «Правдой» и сводившиеся к тому, что Данский постепенно переходил от участия в буржуазной печати к участию в печати рабочей, убедили не всех даже в правдистском лагере. «Правы ли правдисты, не исключая его из своей среды? — спрашивала М.И.Бурко. — Не лучше ли бы было его исключить, а потом, реабилитировав, принять?» [495]. «Небывалым позором» назвали историю с Данским члены женевского кружка группы «Вперед», они недоумевали, почему правдисты так строги к меньшевистской семерке — при том, что мотивы в оправдание раскола думской фракции ничтожны, — и так снисходительны к Данскому [496].

Меньшевики же расценили поведение Данского однозначно как политическое двурушничество. Единственное, что могли противопоставить обвинениям правдисты, — это указание на то, что многие известные «ликвидаторы» тоже небезгрешны. Но Мартов и другие публицисты-меньшевики сотрудничали все же не в «хозяйских», а в провинциальных леволиберальных газетах» [497].

Претензии морального плана предъявлялись и Демьяну Бедному. Ставился вопрос об исключении его из числа сотрудников «Правды». Ленин взял его под защиту; членам редакции «Правда» он советовал не придираться к «человеческим слабостям» и не отталкивать талантливого сотрудника [498]. Демьяна Ленин ценил за готовность клеймить, не выбирая выражений, меньшевиков, а среди «слабостей» его было и уменье держать нос по ветру: он предугадал, например, будущее Сталина, надолго обеспечив себе карьеру первого кремлевского поэта.

В ноябре 1913 г. петербургская газета ликвидаторов в статье Мартова «Со ступеньки на ступеньку» намекнула на возможность еще более предосудительного «двуручия» (то есть двоедушия, двурушничества) в стане правдистов, чем в случае с Данским. Намек разгадали тогда немногие. Подразумевался Малиновский [499].

С момента ухода Малиновского из Думы накал газетной перепалки возрастал день ото дня. Ни та, ни другая сторона не верила в добросовестность и искренность побуждений противника. Ликвидаторы обвиняли большевиков в утаивании известной им информации, в том, что члены большевистской фракции сознательно отпустили Малиновского из Петербурга без объяснений и т. д. Первое время газета ликвидаторов еще осуждала попутно черносотенную прессу за «злостную и гнусную клевету», но вскоре огонь стал направляться только против правдистов. «В объединенной социал-демократии, — писала «Наша рабочая газета» 14 мая, — Малиновский не мог бы играть той исключительной роли, какую он играл в социал-демократии расколовшейся», ибо для «ленинского кружка» «все средства и все люди хороши».

Газета допускала, что насчет Малиновского рапространяются, «может быть, даже злостные сплетни», но требовала от большевистского руководства «полного ручательства» в том, что он не провокатор. Главным же требованием газеты стало требование организации партийного суда, гарантирующего беспристрастность, тщательность и конспиративность расследования. Предлагалось возложить такое расследование на комиссию, которая могла бы состоять даже из правдистов, но при условии, что она будет независимой от большевистского ЦК как «заинтересованного» учреждения. А поскольку, утверждали ликвидаторы, правдисты от независимого суда увиливают, то, стало быть, они не рассчитывают, что суд признает политическую честность Малиновского и несостоятельность возводимых на него обвинений [500].

В переписке ликвидаторские лидеры были еще категоричнее. «…Наши дела все подошли вплотную к одному — делу Малиновского… Мы все уверены, без малейшего сомнения, что Малиновский провокатор, и почти все также уверены теперь, что весь «правдизм» руководился из охранки», — писал Мартов Аксельроду. Только выражаемая «своими» и «союзниками» боязнь «ужасов новой драки с правдистами», продолжал Мартов, мешают показать это наглядно [501].

Какие же доказательства имелись в виду? Возможно, это были все те же смутные сомнения, возникшие в начале 1913 г., после ареста П.Л.Лапинского и анонимных писем, о чем вспоминала впоследствии Л.О.Дан. По ее словам, некоторые меньшевики находили тогда странным, что у Малиновского карманы всегда полны нелегальщины, и он легкомысленно оставляет ее в помещении фракции, но другие считали, что все это дело рук полиции: путем инсинуаций она хочет устранить яркого человека [502]. Как будет показано ниже, всеобщей уверенности в предательстве Малиновского не было среди меньшевиков и в 1914 г.

Когда 25 мая Ленин назвал публично Мартова и Дана «грязными клеветниками» и потребовал от них «прямого обвинения за подписями» [503], те ушли от ответа и свели все к «доносу» Ленина на них как на фактических редакторов «Нашей рабочей газеты» (официально ответственность за содержание газеты несли подставные лица). Лишь 30 мая редакция газеты сообщила, что о Малиновском ей известно «только то, что отдельные правдисты считают возможным передавать товарищам из другого лагеря», и что «этого недостаточно для предъявления прямого обвинения, но достаточно для начатия расследования» [504].