Бабье царство: Дворянки и владение имуществом в России (1700—1861)

Нежелание завещателей раздавать многочисленные пожалования, пусть и сентиментального свойства, ясно показывает, что, хотя широкие родственные связи и играли центральную роль в социальной и политической жизни русского дворянства, его преданность роду выражалась не на материальном уровне [156]. В мемуарах и переписке содержится много примеров того, как русские дворяне и дворянки пользовались своим влиянием, чтобы помочь родственникам получить место на государственной службе [157], а затяжные приезды родных в гости были непременной стороной помещичьей жизни, хотя светские контакты отнюдь не сводились только к посещению родственников и ответным визитам. Как вспоминала одна дворянка о своем детстве в начале XIX в., «в это время… родство было священным словом. Частехонько случалось, что приедет бывало из отдаленной губернии, с чадами и домочадцами, почтенная мать семейства… и поселялась на несколько месяцев в доме с тем, чтобы лечить больную дочь, или пристроить сына в корпус» ^{402}. Однако дворяне обоих полов выполняли обязанности по отношению к родичам при жизни, а не путем посмертного раздела своих владений.

Хотя при передаче состояния и фамилии доминировала патрилинейность, со временем понятие «родства» среди русского дворянства стало постепенно охватывать и женщин, независимо от их брачного статуса. Дворяне, писавшие семейные воспоминания, уделяли одинаковое внимание предкам отца и матери; кроме того, они вели родословные, где прослеживалось их происхождение и по материнской линии ^{403}. Некоторые завещатели, оставляя имущество в наследство женщинам, ссылались на родовые связи. Так, в 1766 г. граф Бестужев-Рюмин указал в завещании, что имение должно остаться в его роду, но при этом разделил владения между своей замужней сестрой и ее сыном, вместо того чтобы завещать их кому-нибудь из родственников-мужчин, носящих родовую фамилию ^{404}.

Однако до XIX в. статус замужних женщин в отношении родового имения служил предметом правовых споров. В конце XVIII в. капитан Бахметев составил завещание, в котором попытался передать наследство не сыновьям своего брата, а их замужней сестре, княгине Голицыной. Сенат разрешил Бахметеву не завещать поместье племянникам в наказание за их «буйный» образ жизни, но отказал и Голицыной в праве унаследовать родовое имущество Бахметева, которое и отдал в опеку ^{405}. Александр Шереметев тоже нарушил наследственное право, когда обошел своих братьев и племянника в пользу младшей сестры. Сенат в конце концов аннулировал завещание Шереметева, но сначала Московский гражданский суд утвердил его на основании указа 1714 г., позволявшего бездетному мужчине или женщине завещать недвижимость любому из членов своего рода ^{406}. Согласно смыслу этого указа сестра Шереметева была таким же членом рода, как и ее братья. В 1815 г. Сенат, однако, в недвусмысленных выражениях постановил, что замужним женщинам принадлежит одна из ключевых привилегий родства: право требовать возврата родового имущества, проданного в другой род. Рассматривая разногласия по этому вопросу, возникшие в местных судах, сенаторы отметили, что отношение замужних женщин к фамильной собственности было определено законом еще в 1770 г. По их мнению, единственная разница между полами в смысле родства состояла в том, что при наследовании по нисходящей линии братья и их потомки имели преимущество перед сестрами ^{407}. В целом среди русского дворянства существовало представление о том, что и нуклеарная семья, и род имеют двойную тендерную принадлежность.

Русские дворяне и дворянки, составляя завещания, часто ссылались на права родства, причем использовали завещания главным образом, чтобы выполнить обязанности перед своим родом. Но причуды законодательства, в соединении с традицией разделения наследства, оставляли завещателям мало простора в распоряжении вотчинными землями. В результате немногие дворяне налагали на своих потомков долгосрочные обязательства. Граф Николай Шереметев был исключением, когда запретил своим наследникам продавать любую часть его владений. Далее он позаботился о том, чтобы в случае смерти его единственного сына и наследника без потомства имение не отошло бы к сестре и племянникам графа, которых он обвинял в расточительстве. Вместо них Шереметев счел достойными наследниками своего состояния одного дальнего родственника с сыном ^{408}. Граф Лев Перовский поставил ряд условий, завещая родственникам наличные деньги, — потребовал, чтобы их доли наличности хранились на накопительных счетах, пока они не достигнут определенного возраста ^{409}. Но подавляющее большинство завещателей позволяло своим наследникам производить дальнейшие разделы родовых имений, не налагая условий на пользование собственностью их потомками. Так, княгиня Александра Волконская объявила в своей последней воле, что завещание отца позволяет ей совершенно беспрепятственно разделить унаследованное от него имение по собственному усмотрению ^{410}. Дворяне сознавали свою роль хранителей наследства отцов и дедов, но не могли воспользоваться правовыми каналами, чтобы не позволить потомкам промотать родовые земли.

Владение собственностью и гендерная идентичность

Западные специалисты по истории женщин придают очень большое значение различиям между мужскими и женскими завещаниями, утверждая, что женщины чаще всего стремились раздавать свое имущество широкому кругу лиц, награждать верных и преданных друзей и близких и старались, чтобы их состояние, пусть самое скромное, пошло на пользу другим женщинам. Среди русского же дворянства разница между полами в области завещания имущества была менее заметной. Вынужденные подчиняться закону о разделении наследства, завещатели-дворяне в России приносили субъективные пристрастия в жертву практическим соображениям. Завещатели, имеющие детей, распределяли свое недвижимое имущество исключительно среди своих детей или прямых наследников; те же, кто потомства не имел, передавали собственность кровным родственникам. Даже движимое имущество редко попадало в руки посторонних людей.

Сходство между мужскими и женскими завещаниями не ограничивалось стремлением завещателей распределить свое имущество в узком родственном кругу. При назначении исполнителей завещания поведение мужчин и женщин тоже следовало единым образцам. Из всех женщин, назначивших себе душеприказчиков, 66% (23/35) избрали на эту роль мужчин, 23% (8/35) назвали женщин, а остальные 11% (4/35) остановили выбор на душеприказчиках обоих полов. Равным образом мужчины в 64% завещаний (18/28) предпочли поручить это дело мужчинам, 25% назначили душеприказчицами женщин (7/28), и 11% завещаний (3/28) должны были исполнить мужчины и женщины совместно. Поскольку в данной подборке женщин оказалось больше четверти, то очевидна уверенность завещателей обоих полов, что женщины справятся с обязанностями душеприказчиков: сумеют проследить за организацией похорон, расплатиться с долгами умерших или сделать пожертвования в монастыри от их имени. К тому же, если мы примем во внимание высокий процент вдов, которые осуществляли раздел состояния своих мужей согласно их воле, складывается впечатление, что мужчины вполне доверяли способности своих жен управлять имениями и материально обеспечивать детей.