Жизнь замечательных времен. 1970-1974 гг. Время, события, люди

В тот же вечер Театр на Таганке давал выездные гастроли в Подмосковье. Показывали спектакль "Антимиры", причем играли его халтурно. После показа речь промеж артистов зашла о политике, и Высоцкий выдал следующий монолог: "Мы ничего не понимаем ни в экономике, ни в политике, ни в международных делах… Мы косноязычны, не можем двух слов сказать… Страшно подумать. И не думать нельзя. А думать хочется… Что ж это такое?! А они — эти — все понимают…"

18 марта в кафе "Ивушка" состоялась очередная встреча трех преступников: Бушко, Кочегарова и Мусина, два дня назад убивших чету пенсионеров. Заказав себе роскошный стол, убивцы распили две бутылки водки за благополучное завершение дела, а также за упокой душ убиенных. В конце встречи Бушко передал Мусину остатки гонорара — 1 тысячу рублей. Когда подельники расходились, Мусин спросил у Бушко, как он собирается действовать дальше. Тот ответил: мол, через неделю подам заяву в милицию о пропаже отца и мачехи. "Напишу, что вдвоем ушли из дома и не вернулись. Пусть ищут".

В тот же день в Одессе Андрей Тарковский закончил натурные съемки фильма "Зеркало", работу над которым он начал еще в прошлом июле. Другой известный кинорежиссер — Андрей Михалков-Кончаловский — в эти же дни заканчивает работу над лентой "Романс о влюбленных". На "Мосфильме" шли последние павильонные съемки. Например, 18–19 марта переснимали ряд эпизодов в декорации "квартира Тани" с участием Елены Кореневой и Ии Саввиной, 21-го — эпизоды в декорации "новая квартира Сергея" с участием Евгения Киндинова, Ирины Купченко, Владимира Конкина.

21 марта на съемочной площадке фильма "Звезда пленительного счастья" проходили до-съемки одного из самых кульминационных эпизодов ленты — восстание декабристов. На Сенатской площади была выстроена огромная массовка, изображавшая солдат лейб-гвардии Московского и Гренадерского полков и лейб-гвардии морского экипажа. Всего в массовке участвовали около тысячи человек, включая и тех, кто изображал любопытных зрителей, пришедших 14 декабря 1825 года поглазеть на восстание. Съемка длилась практически весь день и по смете съела 1442 рубля.

В том же Ленинграде другой кинорежиссер — Леонид Квинихидзе — снимал куда более легкую вещь — водевиль "Соломенная шляпка" (съемки начались в павильонах "Ленфильма" 7 марта). 22 марта должны были снимать эпизод, когда Фадинар (Андрей Миронов) приходит в дом к Бонартье (Ефим Копелян) в поисках злополучной соломенной шляпки. Однако съемка в тот день так и не состоялась — Миронова не отпустили в Театре сатиры, из-за чего убытки киношников составили 637 рублей. Актер прилетел в Ленинград только на следующий день, после чего эпизод был благополучно отснят. Затем группа переместилась в ленинградский Дом писателей, который на пару-тройку съемочных дней должен был стать дворцом баронессы де Шампеньи (эту роль играла Алиса Фрейндлих). По сюжету там ждали к ужину знаменитого тенора из Болоньи (Михаил Боярский), а вместо него пришел Фадинар в поисках соломенной шляпки. Спутав Фадинара с тенором, к нему начинает "клеиться" большой любитель мальчиков, кузен баронессы виконт Ахилл де Розельба (Михаил Козаков). Это ему принадлежит знаменитая фраза, которая после выхода фильма на широкий экран прогремит на всю страну: "Такой мо-о-оденький-мо-о-оденький".

Как будет вспоминать сам Козаков, съемки этого эпизода были сплошной импровизацией. Причем душой импровизации был Миронов, который начинал хохмить еще задолго до начала съемок — за завтраком в ресторане гостиницы "Астория". Это была так называемая разминка. Козаков эту игру подхватывал и вел себя таким образом на протяжении двух дней. Но на третий, видимо, устал. Как он сам говорит, идиотничать надоело. Миронов же моментально это почувствовал и понял, что нужны сильные средства, чтобы вернуть партнеру комедийное расположение духа. Далее послушаем рассказ самого М. Козакова:

"После команды "Мотор!" я начинаю произносить какую-то тираду, стоя лицом к Миронову и кинокамере. Он в этом кадре — к камере спиной. Вдруг Фадинар мне улыбается во весь рот мироновской улыбкой, и я столбенею: все зубы у него золотые, все как один! Я прыснул, потом затрясся от смеха. Этот тип во время сцены, по ходу дубля, каким-то образом вставил себе в рот золотую фольгу от шоколада! Я захохотал в голос. Дубль был испорчен. И слава богу, так как выходка Миронова вернула мне озорство, кураж, и уже следующий дубль я играл, опять весело хулиганя…"

В тот же город на Неве киношная судьба занесла в те дни и режиссера Элема Климова, который заканчивает снимать фильм "Агония" про Григория Распутина. 24 марта должны были снимать один из ключевых моментов с участием исполнителя главной роли актера Алексея Петренко, но из-за внезапной болезни последнего дело застопорилось. О том, какими сложными были те съемки, рассказывает сам Э. Климов:

"Был март, еще снег лежал… Север. Ленинград. И вот мы приезжаем в Царское Село, в Екатерининский дворец.

Петренко спрашивает:

— Что будем делать?

— Нужно в воду окунуться.

— Как? О чем вы говорите? У меня же сердце больное. Для меня охлаждение смертельно!

— Вот стоит "Волга" нагретая, с врачами, вас спиртом разотрут.

— Вы же говорили — проходики?!

А я ведь тогда какое решение принял? Или я его вылечу, или он всю жизнь будет с комплексом больного мучиться. Это я уже без докторов сам решил. Но я брал на себя такую ответственность. А вдруг помрет?

— Алексей Васильевич, — говорю, — на вас же вся группа смотрит! Сейчас из Екатерининского дворца принесут бидон с теплой водой, нальем лужу.

Это все наивно было, конечно. Там такая лужа! И март, и минусовая температура. Наконец несут бидон, выливают.

— Да вы что, смеетесь, ребята? Господин режиссер, вы хотите меня убить?

Я говорю:

— Ваш дом — через парк проехать. Вокруг стоят доктора, медсестры со шприцами наготове. А я в белом тулупе показываю.

— Леша, вот вы медленно, как на рапиде, становитесь на колени и потом ложитесь… И валяетесь. Но только вот отсюда и досюда, справа налево.

Все собравшиеся в стрессе пребывают: болезнь есть болезнь. Командую: "Мотор" — и Петренко медленно падает, погружается в эту ледяную жижу, в грязь. Ужас это было видеть. И вдруг поворачивается в другую сторону. А камера уже наведена, и фокус, и ассистент панораму повел. И тут оператор, Леня Калашников, останавливает съемку. С Петренко истерика. Докторицы ведут его в машину, сняли дерюгу, отмывают, обтирают. Он кричит: "Поехали! Скорее!" И тогда я подхожу к водителю (а он без моего приказа никуда не двинется) и велю оставаться на месте.

А Петренко визжит, умоляет:

— Домой! Погибаю! Я повторяю:

— Стоп. Мы же не сняли. Придется повторить сцену.

— Да я же умираю!

— Но ведь еще не умерли…

Я сам своими руками организовал весь этот ужас. Вместо легких проходиков устроил актеру это купание, эту ледяную баню. Правда, в результате ему после этой съемки стало лучше. Он преодолел что-то в себе…"

Не знаю, как насчет "стало лучше", однако, согласно съемочному журналу, 24 марта Петренко свалила с ног болезнь, и съемки были приостановлены. Актер вернется на площадку через неделю, но об этом речь пойдет в следующей главе. А пока продолжу рассказ о событиях конца марта.

За день до того, как Петренко свалила болезнь — 23 марта, — состоялось знакомство известного офтальмолога Святослава Федорова со своей будущей женой Ирэн Ивановой. Дело было так. На тот момент Ирэн была уже разведена с первым мужем и воспитывала в Москве двух дочек-двойняшек. В Ташкенте у нее жила родная тетя, у которой были серьезные проблемы с глазами. И однажды родственница прислала племяннице письмо: дескать, до нас дошел слух, что в Москве объявился чудо-лекарь Святослав Федоров, нельзя ли попасть к нему на прием? Ирэн тут же позвонила в Ташкент и, даже не договариваясь с Федоровым, пообещала тете устроить ее в его клинику.