Правда Виктора Суворова(Сборник)

Последний пункт секретного дополнительного протокола гласил: «4. Этот протокол будет сохраняться обеими сторонами в строгом секрете». После этого Случ удивляется, что ответ Сталина на сообщение агентства Гавас «несет на себе отпечаток большого раздражения его автора» [263].

Итак, 28 ноября 1939 г. во Франции, находившейся в состоянии войны с Германией, в широкой печати было опубликовано достоверное изложение секретного дополнительного протокола к договору о ненападении, заключенному между СССР и Германией 23 августа 1939 г. Этот протокол был впервые опубликован в США в 1948 г. [264]. Ответная реакция Сталина последовала незамедлительно — брошюра «Фальсификаторы истории» появилась тогда же, в 1948 году.

III. Как и Йеккель, Случ искусственно выделяет роль журналиста А. Рюффена в этой истории. «Трудно сказать, — пишет он, — был ли Рюффен автором или соавтором приписываемого Сталину текста, но определенно он мог знать немало о его происхождении... Именно Рюффен оказался причастен к публикации «речи Сталина и ее вариантов» [265]. Причиной этого, по мнению и Йеккеля, и Случа, является тот факт, что Рюффен придерживался ярко выраженных антикоммунистических взглядов.

Однако Рюффен был только одним из тех, кто оказался причастным к публикации сообщений о речи Сталина. Почти сразу после объявления о заключении советско-германского договора из Кремля стала просачиваться информация о радикальных изменениях в политике Советского Союза. 26 августа 1939 г. в лондонской «The Times» появилось, со ссылкой на секретную информацию Наркомата иностранных дел СССР, сообщение о секретном плане Сталина по использованию пакта и последовавших за ним инструкциях зарубежным коммунистическим партиям.

28 августа высокопоставленный сотрудник Министерства иностранных дел Германии Э. Верманн (Ernst Woermann) направил в гестапо доклад, позже переданный в другие вышестоящие учреждения Рейха, со ссылкой на неназванный конфиденциальный источник, который утверждал, что 1) Советский Союз отказался от своей прежней внешней политики; 2) уклонился от договора с Великобританией и Францией, чтобы не поддерживать капитализм; 3) планировал оставаться вне войны, чтобы вступить в нее, когда другие страны ослабнут настолько, что это могло бы способствовать там социальной революции; 4) что пакт — это дипломатическая и идеологическая победа над странами Оси и их «отвлекающими приемами» и 5) что дополнительной причиной заключения пакта был отказ Польши, Румынии и Прибалтийских стран от военной помощи Советского Союза [266]. Источники информации у «The Times» и у Верманна, по всей вероятности, были разные.

Спустя несколько дней после нападения Германии на Польшу, предпринятого 1 сентября 1939 г., две копии инструкций, адресованных Наркоматом иностранных дел балканским партиям, оказались в распоряжении правительства Румынии. Таким образом, менее чем через три недели после подписания пакта и секретного протокола о разделе Восточной Европы румынский премьер А. Калинеску (Armand Calinescu) передал эти документы посланнику Германии В. Фабрициусу (Wilhelm Fabricius). Он, в свою очередь, 10 сентября направил их в ведомство Риббентропа и в посольство Германии в Москве [267]. Одновременно А. Калинеску ознакомил с инструкциями и британского посланника сэра Р. Хора (Reginald Hoare) [268]. 8 сентября 1939 г. шведская вечерняя газета «Svenska Pressen», издававшаяся в Хельсинки, опубликовала сообщение из Москвы, в котором говорилось, что «22 августа, за день до подписания договора о ненападении, в присутствии Сталина, Молотова, Ворошилова, Жданова, Кагановича, Андреева, Шверника, Микояна, Берии, Калинина и др. был составлен циркуляр для коммунистических лидеров не только в СССР, но и за рубежом» [269].

В первых числах ноября в западной прессе появилось еще несколько публикаций на эту тему. 1 ноября парижская газета «Le Soir» привела сообщение, полученное от перебежчика из сталинского окружения Н. Новикова, который утверждал еще в сентябре, что он располагает свежей информацией о том, что Сталин в своем кругу, предположительно после заключения пакта, сказал, что «Гитлер сейчас в наших руках... Мы возьмем Польшу на волне патриотизма, в то время как Германия будет вести кровавую борьбу, которая обойдется ей большими потерями в людях и деньгах... Гитлер рано или поздно будет истощен... И тогда мы будем действовать согласно нашим желаниям».

2 ноября, на следующий день после публикации новиковских откровений, парижская газета «L'Epoque» напечатала редакционную статью Б. Лаверня (Bernard Lavergne). Из нее видно, что автор тоже владел информацией о военных планах Сталина, которая циркулировала тогда в Европе как в журналистских, так и в дипломатических кругах, хотя относился к ней скептически. Он писал, что Сталин рассчитывает на затяжную войну, которая истощит обе стороны. Когда это произойдет, для Советского Союза наступит время действовать. В статье также говорилось об уверенности Сталина в том, что Германия будет нацией, наиболее восприимчивой к большевизации.

3 ноября в британской газете «The Scotsman» корреспондент дипломатического ведомства опубликовал краткую характеристику инструкций, разосланных из Москвы в советские посольства за рубежом. Корреспондент не указал источник получения информации, но очевидно, что он был знаком с директивой, посланной балканским партиям, которая затем оказалась в распоряжении румынского премьера Калинеску.

Таким образом, было несколько сообщений как о речи Сталина, так и о последовавших инструкциях. Этой информацией располагал не только Рюффен, но и другие люди, не связанные между собой. Разумеется, новые факты усложняют исследование этого сюжета, но в то же время подтверждают, что разные люди в разных странах, независимо друг от друга, вряд ли занимались общим делом — фальсификацией сталинской речи.

IV. Случ, как и другие историки, разделяющие его точку зрения, в качестве одного из основных аргументов против достоверности факта сталинской речи приводит довод об отсутствии заседания Политбюро 19 августа 1939 г. Случ доказал, что не было расширенного заседания Политбюро, о котором говорится в сообщении агентства Гавас. Но никто не доказал, что члены Политбюро вообще не собирались в тот день. То, что этот факт не зафиксирован ни в протоколах Политбюро, ни в журнале посетителей кабинета Сталина, — это не аргумент. В сталинской практике управления Советским Союзом мог быть протокол без Политбюро и Политбюро без протокола, а главное — вполне могло быть Политбюро без Политбюро. Здесь важно то, что они проговариваются. Случ правильно обратил внимание на фрагмент «если мы примем известное вам предложение Германии»: этот фрагмент указывает на информированную руководящую пятерку — Сталин, Молотов, Ворошилов, Микоян, Каганович и не входивших в нее Жданова и Берию [270]. По имеющимся данным, именно они тогда принимали решения по внешней политике, не фиксировавшиеся даже в «особой папке» Политбюро. Кстати, в ней нет не только следов речи Сталина, но и вообще никаких следов подготовки к заключению советско-германского договора 23 августа и тем более секретного дополнительного протокола к нему.

V. Большая часть статьи Случа посвящена доказательству факта, что руководство Коминтерна не знало о планах Сталина, направленных на сближение с Берлином. Случ исходит из убеждения, что руководство Коминтерна рассматривалось в Кремле «в качестве одного из инструментов советской внешней политики» [271]. Есть свидетельства противоположного характера, подтверждающие, что Сталин игнорировал руководство Коминтерна, но при этом пользовался его именем. Говоря о Коминтерне, Случ оставил за кадром вопрос о такой невидимой части Коминтерна, как Служба связи (СС), преемница Отдела международной связи (ОМС) конца 1920-х — начала 1930-х годов. Именно она обеспечивала связь с большинством компартий, пунктами связи Коминтерна и его резидентурой во многих странах мира. После 1927 г. все легальные работники были заменены лицами с иностранными паспортами. Для связи с этими нелегальными представителями ОМСа, передачи им денег и т.д. назначался кто-либо из уже работавших в посольстве сотрудников, выполнявших задания отдела по совместительству [272]. Именно таким образом были переданы «надлежащие инструкции для коммунистической партии за рубежом», о которых шла речь в сообщении Гавас. Еще до вовлечения Коминтерна в обсуждение этих вопросов советские полпредства за рубежом направили некоторым коммунистическим партиям не только разъяснения о пакте, но и конкретные инструкции. Подготовленные, между прочим, от имени Коминтерна, они имели следующее название: «Официальные правительственные инструкции, посланные из Москвы в дипломатические миссии СССР, учрежденные на Балканах». Эти инструкции были выработаны до появления какой-либо резолюции Коминтерна, определявшей позицию компартий по отношению к пакту. Вспомним информацию в газете «The Scotsman» от 3 ноября 1939 г. о том, что эти «инструкции» появились в дипломатических миссиях СССР за рубежом уже спустя несколько дней после заключения советско-германского договора.