Эдинбург. История города

Яков VI вырос не только гомосексуалистом, но и вообще весьма своеобразным человеком: он является прекрасным примером того, как пресвитерианство, прививая человеку добродетели, может извратить его натуру. Этот король может считаться первым в ряду оригиналов и безумцев, которые, ударяясь то в милую эксцентричность, то в настоящую шизофрению, оживили историю современного Эдинбурга. Несмотря на то, что с родителями ему не повезло, род Стюартов в целом был весьма интеллектуальным, и он сам оказался чуть ли не главным интеллектуалом из всех, пусть его ум и был скорее проницательным и педантичным, нежели творческим. Преждевременно созревший и получивший странное воспитание, сочетавшее в себе порицание с лестью, Яков VI обрел высокое мнение о своих способностях — которые, впрочем, без сомнения были выше средних, подкрепленные хорошей памятью и знанием нескольких древних и современных языков. Образование дало возможность осмыслить, насколько серьезные проблемы стоят перед ним: малочисленность нации, заговоры, связанные с именем его матери, мятежное дворянство, надменное духовенство, бедность короны и страны в целом. Его достижения неоспоримы, однако нам все еще приходится гадать о том, кем на самом деле был «мудрейший из дураков христианского мира».

У короля хватало и других странностей, от тяги к обжорству до иррационального ужаса перед наемными убийцами или похитителями. В культуре он стремился все держать под контролем. Он покровительствовал культуре вычурной и формальной, которая в эпоху Возрождения цвела пышным цветом при европейских дворах. В своей резиденции Холируд он сформировал кружок поэтов, «Кастальский союз», названный так в честь мифического источника, бившего на горе Парнас. Он собственноручно составил правила стихосложения для этого кружка — «Правила и приемы, что следует соблюдать и чего сторониться в шотландской поэзии» (1584). Он обстоятельно поучал поэтов, как им следует писать, и в том, что касается стиля («рифмуйте последние Ударные слоги в строке»), и в том, что касается тематического содержания («если пишете о земных делах, используйте искаженные и простонародные формы слов» [151]). Одному из поэтов, Томасу Хадсону, король приказал переводить стихотворения француза Саллюста дю Бартаса; другому, Уильяму Фаулеру — стихотворения итальянца Франческо Петрарки. Таким образом, Яков VI приобрел в Европе репутацию покровителя искусств. Французский поэт Гильом дю Пейра написал в его честь такую хвалебную песнь:

Современный человек скорее увидел бы в этом сборище кучку своекорыстных лизоблюдов, стремящихся исполнить любой каприз надменного юноши. Этим объяснялось бы то, что поэзия «Кастальского союза» не выдержала испытания временем (не в пример сочинениям Макаров, созданных там же, у Святого Креста). Язык их произведений все еще полон жизни и значительно ими обогащен через обращение к самым различным источникам, однако во всем остальном поэты «Кастальского союза» казались бесконечно далеки от реальной жизни, которая бешено пульсирует в строках Роберта Хенрисона, Уильяма Дунбара, даже Гэвина Дугласа. Правда и то, что Роберт Айртон, секретарь королевы Анны, похоже, действительно является автором первоначального текста «Auld Lang Syne» — самой известной в мире шотландской песни. Другие поэты этого круга часто словно бы извиняются за свои произведения. Возможно, таким образом они извиняются перед народом за раболепное отношение к королю; чаще они, похоже, извиняются перед королем за то, что у них так плохо получается приспособить классические образцы, которые монарх велел копировать, к родным шотландским реалиям. Один из кастальцев, Джон Стюарт из Болдиниса, писал о лодочной прогулке на заливе Форт:

Замыкающий вереницу поэтов «Кастальского союза» Уильям Драммонд из Готорндена пошел еще дальше. Вскоре после окончания университетского курса, в 1610 году, он унаследовал имение в Мидлотиане. Там он заперся в библиотеке, но, однако, оказал гостеприимство драматургу Бену Джонсону, который в 1618 году прошел пешком весь путь от Лондона до имения Драммонда, только ради того, чтобы пообщаться с ним. Джонсон был типичным представителем определенной разновидности английских туристов, которые приезжают в Шотландию, ничуть, однако, не интересуясь жизнью этой страны. На протяжении своего пребывания Джонсон обсуждал с Драммондом тонкости классического стихосложения. Сохранились записи их бесед. Они свидетельствуют, что Драммонду скорее нравились иностранные образцы для подражания, нежели родные шотландские. Собственно, в том не было ничего плохого, но кроме этого с кастальцами его роднило и подобострастное отношение к Якову VI. Вот как он писал о единении корон в 1603 году, из-за которого король покинул Эдинбург и обосновался в Лондоне:

Он умолял короля вернуться:

Драммонд явился олицетворением конца эпохи макаров, и одна из сторон его творчества имеет особое значение: он был первым из шотландских поэтов, начавших писать на английском языке. Само по себе это могло обогатить лингвистический ресурс Шотландии, которая всегда обращалась к классическим и современным языкам для пополнения разговорного лексикона; в результате литература Эдинбурга представляла собой корпус текстов, написанных на самых разных языках. То, что Драммонд избрал именно английский язык, было первым шагом к главенству этого языка, к использованию в Шотландии английского языка в качестве литературного — исключительно английского или в подавляющем большинстве случаев. Главной причиной этого было то, что Яков VI Шотландский стал Яковом I Английским; влияние придворного языка и литературы на культуру Шотландии оставалось огромным, пусть теперь королевский двор и находился далеко.