История отравлений

При дворах средиземноморских государств яды применялись с особой легкостью. Эти страны располагались близко к мусульманским державам и имели с ними общее прошлое. Испанские хроники XIV в. полны подобных историй. Рамон Беренгуер, сын Хайме II Арагонского, умер в 1346 г. от отравленных воды и вина. На следующий год слухи о яде вызвала смерть брата короля Педро IV В 1506 г. хронист из Прованса Онора де Вальбель упоминал о вероятном отравлении Филиппа Красивого, супруга наследницы испанского престола.

На Апеннинском полуострове встречалось еще больше жертв, приписанных яду, чем на Пиренейском. Дворы здесь отличались той же пышностью и многолюдностью, при них велись ожесточенные баталии. Неаполитанское королевство, особенно нестабильное после 1343 г., переживавшее чреду кровавых кризисов, стало ареной нескольких убийств, в том числе отравлений. В 1345 г. камеристки с помощью клистира отравили Аньес Дураццо, родственницу правившей тогда династии. Возможно, у истоков заговора стояла королева Джованна. В 1414 г. ужасный конец постиг претендента на неаполитанский трон Ладисласа Дураццо. Он умер в результате сексуального контакта с партнершей, которой намазали ядом влагалище.

В коммунальной, а потом сеньориальной Италии также часто применялся яд. Больше всего подобных эпизодов наблюдалось, вне всякого сомнения, в Милане, где правила семья Висконти. Отравленными считались многие представители семейства. В 1355 г. скончался, поев свиных почек, Маттео Висконти. В 1368 г. умер английский аристократ Лайонел Кларенс, супруг Виоланты Висконти; в 1385 г. – Бернабо Висконти; в 1404 г. – Катарина, вдова Джан-Галеаццо Висконти. Переход власти в Милане к семье Сфорца никак не изменил традицию. Бьянка Мария Висконти, вдова Франческо Сфорца, скончавшаяся в 1468 г., считалась отравленной смертоносным лекарством. Яд ей якобы дал врач, нанятый для ее лечения сыном. Современное исследование показало, что подозрения не имели под собой оснований. В 1494 г. скончался двадцатилетний Джан-Галеаццо Сфорца. Его смерть, по-видимому, могла произойти только в результате отравления. Яд вызвал симптомы, похожие на симптомы венерической болезни.

Болезни и смерти многих итальянских правителей порождали аналогичные слухи. В 1482 г. яду приписывалась смерть сеньора Римини, в 1537 г. – смерть герцога Урбино; в 1545 г. – кончина герцога Феррары. Нет необходимости перечислять дальше. Очевидно, что мелкие итальянские монархи подвергались очень большой опасности быть отравленными. Джованни Сабадини даже восхищался тем, что Эрколе д'Эсте, герцог Феррары и Модены, мог пользоваться свободой, спокойно прогуливаться по улицам, не опасаясь яда, кинжала или выстрела. Уязвимость власти в Италии имела множество причин. Разумеется, соблазнительно выдвинуть гипотезу, что непрочными делала политические режимы полуострова сама их изменчивая природа. Она и благоприятствовала постоянным отравлениям. Однако с аналогичной опасностью сталкивались и вполне устойчивые династически легитимные монархии. Более правдоподобным представляется объяснение, которое обращает внимание не столько на сами события, сколько на отношение к ним. В Италии рано сформировалась сеть послов, которые использовали в своих целях живо обсуждавшуюся информацию о состоянии правителей. События деформировались, увиденные через призму политики, и в результате роль природы неизбежно виделась меньшей, чем роль людей и их злых умыслов.

Страх перед ядами порождает способы защиты от них

В феврале 1480 г. в городе Туре по приказу короля и в присутствии эшевенов происходило испытание яда на собаке. Этим экспериментом Людовик XI демонстрировал свой большой интерес к токсическим веществам и к их действию. Монархи той эпохи на самом деле интересовались предупреждением и лечением отравлений. В данном случае этому способствовала еще и крайняя подозрительность короля. Навязчивый страх перед ядами питался постоянно возбуждаемыми слухами. Отсюда и распространенность средств защиты, вроде тех, о которых шла речь в предыдущей главе. Светские принцы стали проявлять любознательность к литературе по токсикологии позже, чем церковные иерархи, и оно носило у них более утилитарный характер. Их больше занимали не внутренние угрозы, а те, что возникали в связи с разнообразными перемещениями. В 1472 г. врач Баптиста Масса да Аргента преподнес Эрколе д'Эсте, господину Феррары, трактат De veneris.Еще раньше Джан-Мартин Феррари из Пармы написал сочинение De venenis evitandis et eorum remediis libellusдля герцога Миланского Франческо Сфорца и маркиза Мантуи Лудовико Гонзаги. Франческо Гонзага в 1407 г. уже имел в своей библиотеке копию трактата Пьетро д'Альбано.

Во всех этих сочинениях указывалось, каким правилам надо следовать, чтобы избежать риска отравления. Больше всего внимания предписывалось уделять прислуживанию за столом. После 1300 г., в результате влияния папского или византийского дворов, церемониалы (ordines) трапезы монархов становились все более жесткими. Сохранилось свидетельское показание против кардинала Франческо Каетани, покушавшегося на принцев французского королевского дома: Людовика X и его брата. «С помощью яда вам не удастся достичь цели, потому что они слишком хорошо охраняются», – разъяснялось исполнителям преступления. Документ показывает, какие серьезные меры предосторожности принимались при дворе Капетингов в 1310–1320 гг.

Так же трудно было в конце XIV в. отравить принца при дворе Висконти. Пищу человека, который в одиночестве восседал за столом, предварительно пробовали как минимум двадцать слуг.

Leges palatinaeкороля Майорки Хайме II начала XIV в. в 1344 г. использовал король Арагона Педро IV В них рекомендовалось, чтобы королевские блюда готовились при закрытых дверях людьми, давшими специальную клятву, дабы быть уверенными в их нерушимой честности. Приводилось семь критериев, которым должны были соответствовать эти люди. Последний состоял в том, что им не подобает нести в себе яд,вероятно, в самом прямом смысле слова. Предусматривалось несколько проб блюд, в то время как виночерпий не позволял неизвестному человеку приблизиться к королевскому столу. Повышенной бдительности требовала не только трапеза государя. Королевскому аптекарю предписывалось пробовать лекарственные кашки и лосьоны для волос. Перед причащением монарха проверялось вино. В XV в. в церемониале трапезы появилось много специальных действий, отражавших недоверие к окружающим, но также и служивших возвеличиванию государя. Церемониймейстер Карла Смелого Оливье де Ла Марш написал о них в трактате «Об устройстве бургундского двора» (1473). Сначала «мясо» (т. е. все продукты вообще) пробовал главный метрдотель на кухне. Затем с помощью рога единорога проверялись соль, салфетки, соусы, фрукты, доски для резки мяса. Метрдотель «два раза пробовал каждое блюдо», не спуская с них при этом глаз. Следующая существенная часть церемонии осуществлялась оруженосцем, который резал пищу. Он «берет хлеб ‹…›, затем берет рог единорога и проводит им по хлебу со всех сторон, затем режет его на глазах принца ‹…›. Поставив блюдо перед государем, он должен его открыть и проверить рогом единорога, а затем попробовать, прежде чем его отведает принц».

Император Карл Пятый, который являлся наследником бургундских герцогов, в своих установлениях не следовал буквально тексту Оливье де Ла Марша. Однако в его ordo1545 г. упоминалось о «сосуде для проб» и о пробе соли. Похожие предметы и такой же ритуал действовал при французском дворе, где, начиная с Франциска I, метрдотель вместе с хлебодаром отправлялся за блюдами на кухню в сопровождении только одного слуги, дабы устранить возможность попадания в пищу яда. Ужесточение правил церемониала произошло при Генрихе III. В сентябре 1574 г. он ввел шокировавший всех новый порядок. Отныне он сидел за трапезой в одиночестве и приказал соорудить барьер, отгораживавший его от придворных, дабы никто не имел доступа к его столу. До сих пор подобное обыкновение было известно только в Испании и в Австрии. Венецианский посол докладывал в 1575 г. своему двору, что подобное ограждение королевского стола установили, несмотря на недовольство многих. Венецианец, впрочем, утверждал, что ограда вокруг короля имела целью помешать людям обращаться к нему с просьбами. Интересно, что в его донесениях практически не шло речи о яде. Последние короли династии Валуа под его пером выглядели хилыми и болезненными, но этим дело и ограничивалось.