Пестрые истории

Более того, членство в одном из таких клубов было чем-то вроде награды. Это тухлое яичко клубных объединении снесли в Кембридже. Официально оно называлось «Клубом уродливых рож», но в порядке исключения общество, состоявшее из двенадцати членов и одного председателя, и ради разнообразия «разбавили», приняв в него горбатых, кривобоких и прочих калек. Попасть к ним было очень трудно; правила приема были строгие. Чтобы успешно претендовать на членство в клубе, надо было предъявить немилосердно длинный или абсолютно приплюснутый нос, хорошей рекомендацией была заячья губа, испещренное оспинками лицо, бесформенный череп, мертвенная бледность и т. п. Когда ограниченный штат клуба был заполнен, сверх нормы был принят господин, который представил двух надежных свидетелей того, как однажды он открыл дверь в комнату, а находившиеся там двое де-тем закатились плачем, а у молодой леди, бывшей в интересном положении, со страху случились преждевременные роды.

Известно, что король Карл II мог бы претендовать на членство в клубе, и клуб довольно нагло послал ему приглашение, мол, сделайте милость, Ваше Величество, при случае посетите нас. Король посмеялся, но не поехал. Вместо себя послал одного сановника, тот за короля извинился и заодно ввел в зал противного вонючего козла как почетный дар Его Величества клубу. Зал, между прочим, был декорирован в гармонии с названием клуба: с его стен на членов клуба подбадривающе взирали Терсит [56], Эзоп [57], Скаррон [58] и прочие прославленные уроды.

Правилами клуба не исключалось участие женщин. Клуб даже опубликовал в печати, что охотно примет и дам, если они пройдут обязательный при приеме осмотр.

Ни одна из дам не появилась.

«Клуб толстяков» мерой отсчета назначил отнюдь не вес-тела на единицу линейного измерения. (Извините за страшную картину для воображения.) Перед претендентом распахивалась только одна створка двери, его вежливо приглашали войти. Если ему удавалось протиснуться, то он мог тотчас же поворачивать обратно. Но если же он был настолько толст, что не мог втиснуться, то перед ним торжественно распахивали вторую створку двери и под аплодисменты признания тут же принимали в братство.

Люди более мелкого сложения тоже не забыли себя. Они основали «Клуб карликов». Помещение сняли на площади Little-Piazza, потому что это была самая маленькая площадь Лондона. Первое заседание, посвященное открытию клуба, провели 21 декабря, в самый короткий день года. Стол в зале заседаний доставал сидящим до подбородка, а председателя вообще не было видно, он просто тонул в кресле. Несмотря на это, воспрещалось прибегать ко всяким ухищрениям, позволяющим увеличивать рост, например, подкладывать на сиденье подушку или толстую книгу, подкладывать в башмаки толстые вкладыши, носить высокие каблуки, высоко взбитые парики или шляпу-цилиндр с очень высоко торчащей тульей. Духами-хранителями клуба были: низкорослый Давид, победивший великана Голиафа, Александр Великий, который был маленького роста, и Пипин Короткий, франкский король.

Вступил в клуб маленьких человечков и один великий человек — поэт Поуп. Право на членство в клубе он получил в силу своего карликового роста и непропорционально длинных по отношению к большому животу рук и ног. «Похож на паука», — говаривал он сам.

Клубную жизнь Côterie des Anti-Façonniers (я бы перевел как «Общество бесцеремонных») описал аббат Лоран Бурделон в книжечке под таким же названием (Париж, 1716). Он не раскрыл в ней, где собиралось это интересное общество, поэтому было подозрение, что он сам все придумал. По нему выходит, что его основали люди, ненавидящие церемонную атмосферу салонов и презиравшие пустые формальности. Члены клуба, посещая заседания, ни с кем не здоровались, не следовали правилам вежливости, не говорили комплиментов, не льстили, не употребляли пустых любезностей. Напротив, говорили друг другу в глаза суровую правду, а сердиться за это воспрещалось. В общем, могли делать и говорить все, что хотелось, безо всякого удержу, но все же в рамках приличий, потому что членами клуба состояли три дамы: одна девица, одна замужняя женщина и одна скромная вдова.

В знак доверия к слову аббата Бурделона скажу, я знаю кое-что и постраннее. Имею в виду застольное общество, собиравшееся по субботам в парижском салоне мадам Сабатье. Его завсегдатаями были: Теофил Готье, Бодлер, Флобер, Монье и еще несколько заметных писателей и актеров. Единственной женщиной была сама хозяйка — председательница. С любовью и пониманием славного дружочка внимала она пестрому словоизлиянию представителей богемы, порой витавших в философских высотах, а порой соскальзывавших на уровень привычной в мужском обществе грубости благородной простоты. Слова слетели, а письмена остались: дневник Готье, посвященный путешествию по Италии, увидел свет в форме письма к председательнице («Lettre a la Présidente»). То есть совсем не увидел света, потому что в нем хрюкали такие «поросячества», и его распространяли только из-под полы. В этом, по сравнению с компанией Готье, клуб аббата Бурделона мог сойти за манерное эстетство.

Застолье извиняет богемная суть гостей и их молодость: Готье тогда было всего 24 года. Еще один клуб, сложившийся из господ зрелого возраста назывался «Общество свободных ветров». Название говорит само за себя, а если все же кому-то непонятно, могу специально сообщить, что свое ежегодное собрание они проводили 15 марта, в дни великопостных ветров. Поэтому не стоит удивляться, каким способом, лучше сказать, чем открывал заседание председатель, чем приветствовали его члены клуба и как они голосовали. Согласно уставу цель клуба: борьба с предрассудками. Каждый член клуба обязывался подавать хороший пример в семейном кругу, на улице, в кафе, на публичных сходках, даже во время обеда. Правила клуба предусматривали ряд частных случаев, но выветривать их здесь я не стану.

Общество с легчайшими ветряными целями возникло в конце XVIII века, но жизнь его была недолгой.

Его сдуло ветром революции.

Примерно в такую же свинячью банду сбились немецкие юнкеры, о которых пишет в своем знаменитом дневнике рыцарь Ганс фон Швайнихен. Сам он относил себя к высшему, привилегированному слою дворянства и так гордо понимал себя: «Я во дворце родился, а не в хлеву». Итак, рыцарь пишет в дневниковой записи, датированной 1571 годом, об одном кружке приятелей. Они называли себя «двадцатью семью», но вообще стали известны как «замарашки». Двадцать семь рыцарей дали обет, идя в гости, вести себя там как замарашки: вообще не умываться и раскрывать рот только для грязных речей. Рыцарь Швайнихен позабыл добавить, что при таком-то поведении эти двадцать семь благородий не столько из дворца вышли, сколько из хлева.

Надо отметить, что в ту эпоху люди вообще блюли чистоту совсем не так прилежно. Но давайте перескочим на два столетия вперед и заглянем в Англию, где знатный джентельмен ежедневно менял рубашки, притом тонкие, вышитые, отделанные кружевом, батистовые рубашки. В противовес этому часть мужской половины общества в одном из подземелий Лоу Холборна вывесила знамя восстания и основала «Клуб грязнорубашечников». Название отражает уставные правила. На свои заседания члены клуба могли приводить гостей, но в приглашении было сказано: «Посторонние без рубашек не допускаются». То есть от общего правила немытости гостю нельзя было уклониться, явившись без рубашки. Пожалуйста, поносите дома ее три-четыре недельки и, когда ее основательно покроет паутина, тогда можете рассчитывать на гостеприимство в клубе замарах.

В довершение всего надо рассказать еще об одном клубе, который являлся неким синтезом предыдущих. Как он назывался, не знаю. Странно, но это так. Мои источники почли за благо замолчать его название, поскольку оно само указывало на непечатаемые клубные правила. Дино в уже цитировавшейся книге пишет о нем только и всего: