Белорусы: нация Пограничья

Реализация национальной политики, направленной на этнокультурную ассимиляцию больших масс населения, требовала значительных людских и финансовых ресурсов. Российское правительство пыталось опираться на чиновнический аппарат и униатское духовенство, которое в 1839 г. было присоединено к православной церкви. Оно не сомневалось, что ликвидация унии позволяла при помощи лояльного приходского духовенства установить полный идеологический контроль над крестьянским населением. Что же касалось многочисленной и бунтарской шляхты, то здесь главная роль отводилась системе образования, которая именно в 1830-х гг. была полностью переведена на русский язык обучения. Именно с этого времени можно говорить об активной экспансии российской культуры в Западных губерниях, осуществляемой при помощи политики правительственного национализма. Для обеспечения этой политики в ноябре 1833 г. был издан указ, который давал льготы учителям русского языка. Необходимость этого шага объяснялась следующим образом: «Для доставления юношеству Западных губерний образования совершенно в духе русском необходимо стараться, дабы русский язык посредством первоначального образования сделать там народным» [207].

Для достижения поставленной цели правительство планомерно выделяло средства для обеспечения школьных и общественных библиотек на русском языке. Причем особенное внимание уделялось исторической литературе. Вообще, имперская власть отлично понимала значение «ангела истории» в воспитании молодежи. Мы уже говорили об обязательном преподавании этого предмета на русском языке. Еще в 1825 г. сенатор Новосильцев писал министру народного просвещения, что при изучении истории о России рассказывается таким образом, как это могло бы быть в зарубежных школах стран, не связанных с Россией [208]. Михаил Муравьев, будучи гродненским губернатором, посылал местных чиновников на поиски древних кирилличных рукописей и на обследование храмов и монастырей, которые когда-то были православными, а позже стали униатскими [209]. Правда, подобные действия все же зависели от воли и энергичности отдельных губернаторов и не представляли еще собой строгой системы.

В целом же усилия российского правительства в 1830-1850-х гг. не привели к решительному успеху ассимиляторской политики. Высокообразованных россиян было еще очень мало в белорусских губерниях, чтобы они могли создать культурную среду, конкурентную с местным польскоязычным обществом. Нужно отметить, что уровень образованности шляхты в Западных губерниях был значительно выше, чем уровень российского дворянства в провинциальных великорусских губерниях. В первой трети XX ст. русское общество в Беларуси, кроме офицеров многочисленных воинских частей, составляло достаточно малочисленное чиновничество высшего губернского звена. После 1831 г. правительство пыталось увеличить численность российских служащих среднего уровня с помощью различных льгот, но особенных успехов достичь не смогло из-за нехватки финансовых средств. В государственных учреждениях белорусских губерний большинство чиновников среднего и низшего звена до восстания 1863 г. составляли выходцы из местной католической шляхты. Немногочисленные россияне ощущали себя в этой среде чужаками. Павел Бобровский в своем исследовании Гродненской губернии отмечал: «Русских чиновников чуждается и местное католическое дворянство, которое вместе с чиновниками-католиками и католическим духовенством составляет одну общую массу, чуждую интересам большинства населения русского и православного» [210]. Да и центральные власти не имели в целом достаточно ясного и четкого представления об этнической ситуации на белорусских землях. Известный специалист в этом вопросе П. Батюшков позже признавал: «В конце 50-х годов ни в одном центральном учреждении империи не имелось систематических известий по статистике и этнографии Западных губерний России» [211].

После поражения Российской империи в Крымской войне и восхождения на престол Александра II наступает период либерализации внутренней политики. В декабре 1856 г. были изданы указы, которые предоставляли шляхте Западных губерний те же выборные права, что имело великорусское дворянство [212], в учебные учреждения возвращается в качестве предмета польский язык, отменяются тайные указы о замене чиновников католического исповедания на «коренных» русских. В этой ситуации поместная шляхта белорусских губерний стала добиваться больших прав для сословного самоуправления, а также свободы использования польского языка. Предводитель дворянства Гродненской губернии Виктор Старжинский разработал проект возобновления деятельности Статута ВКЛ [213]. Шляхта Витебской губернии предложила в 1858 г. основать в Полоцке университет и также просила императора дать ей больше прав в сословном самоуправлении. Однако Александр II отказал просителям в категорической форме: «... В поданной просьбе усматривается стремление к сохранению мнимой польской народности. Стремление тем более безосновательное и легкомысленное, что не имеет за собою никакого исторического обоснования. Известно, что край этот — Белоруссия — никогда не был самостоятельным и никогда не считался за вновь приобретенный, он только был отобран у Польши как исконная собственность России» [214].

Российская власть вовсе не собиралась уступать местной шляхте в идеологической борьбе. Особенную актуальность данному моменту придавала крестьянская реформа и освобождение крестьян от крепостной зависимости. Российское правительство отлично понимало, что в будущем именно эта, самая большая, самая многочисленная, сословная группа населения будет определять национальную особенность края. Попечитель Виленского учебного округа князь Ширинский-Шихматов писал в 1862 г. министру народного просвещения Головину: «Здесь следует воскресить древнюю коренную русскую народность, подавленную долголетним гнетом пришлого польского населения. В здешнем крае следует ослабить и устранить влияние польской национальности, стремящейся заглушить в народе родное ему русское начало» [215]. Именно в 1860-е гг. начинается великая идеологическая битва за белорусскую деревню.

Восстание 1863 г., по сути, дало все основания имперским властям для того, чтобы решительно расправиться с оппозиционной шляхтой и за ее же счет начать активную политику русификации населения Беларуси. Так называемое «русское дело» провозглашается важнейшим направлением правительственной политики в Западных губерниях. Ранее для успешной ее реализации всегда не хватало средств, теперь же правительство направило на эти нужды отобранные у местных помещиков доходы с их имений. За эти же деньги обеспечивали дополнительное жалованье российским чиновникам, которых заманивали в Северо-Западный край особыми льготами. Например, в одну только Гродненскую губернию в 1863-1865 гг. поступило на службу более 800 государственных чиновников преимущественно из великорусских губерний [216]. В 1866 г. в пяти Северо-Западных губерниях служили 4663 чиновника «непольского происхождения» [217]. Именно этот чиновный люд, а также местное православное духовенство составили основную силу, на которую возлагались надежды правительства в реализации «русского дела».

Виленский генерал-губернатор Михаил Муравьев писал министру государственных имуществ Зеленому в феврале 1864 г.: «... Здешний край искони был русским и должен им оставаться... польский элемент здесь есть пришлый и должен быть окончательно и решительно подавлен; теперь настоящее время с оным покончить, в противном случае Россия безвозвратно лишится Западного края и обратится в Московию, т.е. в то, во что желают поляки и большая часть Европы привести Россию» [218]. Подход Муравьева целиком разделял и новый попечитель Виленского учебного округа И.П. Корнилов, который писал профессору М. Кояловичу: «Северо-Западный край имеет для нас громадное и не всеми еще понимаемое значение. Он может служить или широким открытым полем для вторжения в недра России разлагающих начал, или твердым оплотом для ограждения от них нашего Отечества <...> Здесь своего рода Кавказ, нравственная борьба русских начал против враждебных политических и религиозных обществ... » [219]. Линию Муравьева соблюдал следующий генерал-губернатор, Кауфман, который заявлял: «Этот край был и должен быть навсегда русским. На то воля Государя, на то желание всей России, на то право государственное, на то и право историческое <...> в здешнем крае не должно быть и не будет места никакой другой цивилизации, кроме русской» [220].