Гибель империи. Тайные страницы большой геополитики (1830–1918)

«Обоюдное признание преобладающих интересов Японии в Корее… Признание со стороны России исключительного права Японии подавать советы и помощь Корее в интересах реформ и хорошего управления, включая сюда и необходимую военную помощь», в то время как взамен на это за Россией признавались лишь некие ее специальные интересы в железнодорожных предприятиях в Маньчжурии.

Собственно говоря, сам факт того, что в то время азиатская страна предложила одной из мировых держав столь унизительные условия договора, был совершенно беспрецедентным случаем в истории мировой дипломатии. Именно поэтому уже изначально было очевидно, что Токио действовал с намерением использовать практически неизбежный отказ России в качестве повода для объявления ей войны. Причем не трудно было понять, что фактически японские притязания на Дальнем Востоке простирались не только на Корею, но и на всю Южную Маньчжурию вместе с Порт-Артуром, а также на Сахалин и Приморье.

Как это ни печально, но приходится признать, что в этой ситуации Николай II неверно оценил ситуацию и совершил роковую ошибку, хотя и действовал при этом из самых лучших побуждений, всеми силами стремясь не допустить втягивания России в войну с Японией. Это видно, например, из телеграммы, которую Ламсдорф от имени царя послал 25 сентября наместнику на Дальнем Востоке адмиралу Е. И. Алексееву: «Принять меры, чтобы войны не было».

Собственно говоря, основная ошибка царя состояла в том, что он так и не понял того, что для Японии война была уже решенным делом, и поэтому на какие бы уступки Россия ни пошла навстречу своему врагу — конечный результат был бы тем же. Как раз в это самое время в японской газете «Ниппон симбун» вышла статья с открытым призывом к войне с Россией:

«Театром войны будет пространство от корейской границы до Ляодунского полуострова включительно. Наша армия знает эти поля».

А 29 ноября 1903 г. в Токио состоялось секретное совещание кабинета министров по вопросам подготовки страны к предстоящей войне против России.

Именно в этот ответственный момент в рядах царских советников и возник разброд и шатания, сильно усугубляемые их подковерной борьбой за власть. Ведь не допустить войны можно было двумя совершенно противоположными способами, либо попытаться договориться с Токио, максимально уступив его требованиям, либо продемонстрировать твердость и ответить на японскую провокацию значительным усилением своего военного присутствия в регионе. В первом случае необходимо было срочно начать отвод русских войск из Маньчжурии, а во втором — столь же срочно провести наращивание войск и сосредоточение их у границ с Кореей. На деле же эта неразбериха привела к тому, что в действиях России возникли шараханья из стороны в сторону, которые делали внешнюю политику Петербурга крайне неэффективной, а порой и просто абсурдной.

Здесь надо особо остановиться на известном утверждении целого ряда историков о том, что царь и его силовые министры якобы были уверены, что мы японцев шапками закидаем. На самом деле в реальной политике России такого шапкозакидательства не было и в помине, хотя подобные высказывания в пылу полемического задора порой и допускались, даже на самом высоком уровне. Собственно говоря, если бы высшее руководство страны действительно считало бы, что с японцами мы можем справиться одной левой, то зачем же тогда нужно было делать столь значительные уступки Токио в ходе переговоров с ним? В этом случае достаточно было просто проигнорировать японские претензии и отмахнуться от Японии как от надоедливой мухи.

Но в том-то и дело, что и царь, и Генеральный штаб, и военный министр, и министр иностранных дел прекрасно осознавали, что легкой победы над Японией одержать не удастся, поскольку находившиеся на Дальнем Востоке военные силы России были более чем в три раза меньше, чем силы, которыми располагала там Япония до начала войны. Причем русские силы были разбросаны на громадной территории от Владивостока до Байкала и Порт-Артура.

В этой связи министр иностранных дел России граф Ламздорф 18 января 1904 г. писал в своем докладе царю:

«При нынешних обстоятельствах война будет чрезмерно тягостна и потребует неимоверных жертв. Вот отчего необходимо всячески предотвратить от нашего отечества это страшное бедствие или по крайней мере отдалить его всеми возможными примирительными средствами».

А вот как оценивал перспективы начального периода русско-японской войны в своей всеподданнейшей записке от 24 мая 1903 г. начальник Генштаба генерал-адъютант В. В. Сахаров:

«Наш вероятный враг, Япония, в случае вооруженного с нами столкновения будет первое время иметь значительное превосходство в силах… Поэтому до прибытия подкрепления из Сибирского [военного] округа и из Европейской России мы на Дальнем Востоке должны будем занимать строго выжидательное положение и главнейшая наша задача будет клонится к тому, чтобы не дать противнику возможности сколько-нибудь серьезных над нами успехов. Только по сосредоточению достаточных сил мы будем вправе приступать к решительным действиям и искать боевых столкновений, дабы одержать успех, лишить противника всех достигнутых им выгод.

При таких условиях мы были бы поставлены в самое затруднительное положение, если бы наши войска ко времени войны с Японией занимали бы всю обширную территорию Маньчжурии небольшими разбросанными отрядами…

Наиболее соответственным выходом из нашего положения в случае столкновения с Японией при современном соотношении сил будет сосредоточение войск в северном районе и занятие выжидательного положения до прибытия достаточных подкреплений, чего можно ожидать на четвертом месяце войны… За это время мы можем понести значительные жертвы до потери Порт-Артура включительно».

Таким образом, русский Генштаб еще до начала войны уже был готов даже к сдаче Порт-Артура. Столь же пессимистично смотрел на перспективы начального периода войны и военный министр генерал А. Н. Куропаткин, будущий командующий Маньчжурской армией. В своем докладе царю от 24 июля министр писал о планах войны с Японией:

«Мы должны держаться против Японии оборонительного способа действий. Хотя мы и выдвигаем свои войска на линию Мукден — Лаоян — Хайчен, но отстоять южную Маньчжурию в первый период войны, если туда вторгнется вся японская армия, мы не можем. Мы должны, как и два года назад, готовиться, что Порт-Артур будет отрезан на довольно продолжительное время и, не допуская наши войска до частного поражения, должны отступать по направлению к Харбину до тех пор, пока прибывшими с тыла подкреплениями не будем усилены настолько, что получим возможность, перейдя в наступление, разгромить японцев».

Таким образом, руководству армии было очевидно, что если русские войска будут выведены из Маньчжурии, то в этом случае японцы без особого труда могут захватить громадные территории Кореи и Южной Маньчжурии. Тем не менее министерство иностранных дел категорически настаивало на их выводе из Маньчжурии; наместник адмирал Алексеев — на том, чтобы не только их там оставить, но и срочно провести мобилизацию в Дальневосточных губерниях; статс-секретарь Безобразов — на увеличении маньчжурской армии и сосредоточении 60-тысячного ее отряда на границе с Кореей по реке Ялу; а генерал Куропаткин — на том, чтобы передать японцам Ляодунский полуостров вместе с Порт-Артуром в обмен на признание Японией русского протектората над Северной Маньчжурией.

Как ни печально, но Николай II, не понимая истинных целей Японии — под любым предлогом объявить войну России, совершил колоссальную ошибку, посчитав, что ему дипломатическим путем удастся избежать военного противоборства, и с этой целью постоянно шел на уступки противнику.

31 декабря 1903 г. МИД Японии вновь направил правительству России ноту с категорическим требованием признать преобладающее влияние Японии в Корее и дать согласие на продолжение корейской железной дороги по территории Маньчжурии.

Интересно, что и в этой ситуации кайзер Вильгельм продолжал усиленно подталкивать Николая к войне с Японией и в своем письме от 3 января безапелляционно настаивал: