Жизнь замечательных времен. 1975-1979 гг. Время, события, люди

Месяц начался с печального события: в красногорской больнице скончался прославленный советский спортсмен Всеволод Бобров. Как мы помним, все произошло стремительно. 28 июня Бобров проводил очередную тренировку юных футболистов ЦСКА, и во время нее у него оторвался тромб. Он этого не заметил и лег на массаж. В итоге тромб размяли, и чуть ли не миллион мелких тромбиков начали свое движение в теле. Один из них в итоге попал в легкое. Было спортсмену всего 56 лет.

1 июля страну потрясло новое повышение цен. На этот раз подорожали: ювелирные изделия из драгоценных металлов, натуральные меха, меховые и овчинно-шубные изделия, ковры — на 50 %; гарнитурная мебель импортная — на 30 %, советская — на 10 %; легковые автомобили — на 18 %. В ресторанах и кафе в вечернее время цены отныне поднялись с 25 до 45 %, на 45 % подорожало пиво, продаваемое предприятиями общественного питания. Как всегда, сообщение об очередном повышении цен сопровождалось успокоительными фразами типа: «Изменение розничных цен касается весьма ограниченного круга товаров и не затрагивает основные продаваемые и непродаваемые товары». Что правда, то правда. Но на душе у людей все равно было грустно.

В тот же день Советский Союз навсегда покинула бывшая жена гроссмейстера Михаила Таля Салли Ландау с сыном шахматиста 18-летним Георгием. Стоит отметить, что мечта уехать из СССР появилась у Салли несколько лет назад, но она никак не могла ее осуществить, поскольку Таль был категорически против того, чтобы его сын уезжал от него. Не изменилась его позиция и после того, как сын стал совершеннолетним. В итоге Салли приняла решение ехать одна. Она предполагала оставить сыну квартиру в Риге, какие-то деньги, чтобы он закончил институт и потом приехал к ней. Но в ОВИРе ей сказали открытым текстом: «Вы хотите, чтобы ваш сын стал врачом на наши деньги? Вы думаете, что Советский Союз — кузница кадров для вашего Израиля? Ошибаетесь. Или вы уезжаете с сыном или вообще не уезжаете».

Салли бросилась уговаривать Таля. Тот же спросил у сына: «Ты действительно хочешь уехать?» Тот ответил утвердительно. Тогда Таль перестал упорствовать, однако подписывать разрешение на отъезд сына не стал. Он боялся, что за это его подвергнут остракизму и отлучат от шахмат. Как быть? И тогда была придумана следующая хитрость. Перед самым отъездом сына Таль уехал из Риги в Москву (в газете «Вечерняя Москва» в те дни была опубликована следующая фотография: Таль играет в шахматы с москвичами в парке Сокольники), чтобы не подписывать бумаги из ОВИРа. Он знал, что отсутствие отказа отца будет воспринято как знак согласия на отъезд сына. Так оно и вышло. 1 июля мать и сын вылетели в Москву, а оттуда взяли курс на Вену.

А теперь перенесемся в Казахстан, в город Узун-Агач, где обитает кровавый маньяк Николай Джумагалиев. Как мы помним, несколько дней тому назад он убил свою сожительницу и невольным свидетелем этого преступления стала еще одна любовница маньяка — Татьяна Яшина. Испугавшись возможной расправы над собой, она сбежала из дома преступника и в течение нескольких дней скрывалась от него в разных местах. Однако в воскресенье, 1 июля, Джумагалиев все-таки выследил ее. «Ты почему от меня скрываешься?» — спросил он Татьяну, застав ее наконец дома. «Потому что не хочу больше с тобой встречаться», — ответила женщина. «Это почему?» — удивился Джумагалиев. Татьяна отвела глаза в сторону, мучительно размышляя — открыться ей или нет. Наконец решилась: «Что за крик я слышала тогда в сарае?» Джумагалиев в ответ рассмеялся: «Ах, ты об этом? В тот вечер Марина потребовала, чтобы я с тобой расстался, а я вспылил и ударил ее. Вот она и закричала». — «Но почему люди говорят, что ее вот уже несколько дней нет дома?» — продолжала допытываться Татьяна. «А я почем знаю, где она? — пожал плечами Джумагалиев. — В тот вечер она расплакалась и убежала. А домой могла не прийти, поскольку боится, что ее арестуют. Ведь вещи-то твои она украла». Это объяснение выглядело правдоподобно. И хотя в душе Татьяна продолжала сомневаться, однако предпочла закрыть на все глаза. В конце концов, с какой стати она должна была беспокоиться о судьбе женщины, которая совсем недавно пыталась дочиста ее обокрасть?

В пойедельник, 2 июля, в автомобильной катастрофе погибли сразу несколько известных кинематографистов. Среди них были: кинорежиссер Лариса Шепитько, кинооператор Владимир Чухнов, художник Юрий Фоменко и один человек из съемочной группы фильма «Прощание с Матерой». Работу над этой лентой Шепитько начала недавно и в тот роковой для себя день ехала в «Волге» со своими коллегами по съемочной группе на Селигер, в Осташков, чтобы снимать там натуру. Причем перед отъездом она попрощалась со всеми друзьями, а вот со своим мужем кинорежиссером Элемом Климовым не смогла — времени не было (кстати, это именно он надоумил ее взяться за «Матеру», хотя сама она хотела снимать «Село Степанчиково» Ф. Достоевского). Она рассчитывала, что тот вместе с их сыном Антошкой приедет к ней на Селигер. Однако перед самым отправлением Шепитько почему-то сказала своему другу, фотографу Николаю Гнисюку: «Коля, если ты через месяц не приедешь, ты меня не застанешь…» Почему она так сказала, непонятно. Может быть, предчувствовала беду?

Вообще вокруг гибели Шепитько было много мистики. Судите сами. В последние годы жизни ее буквально притягивала к себе тема смерти. Например, в фильме «Восхождение» финальная сцена — массовая казнь. После этого фильма Лариса собиралась ставить по сценарию В. Войновича картину «Любовь». Но несмотря на столь оптимистическое название, фильм должен был стать трагическим: в его финале разъяренные деревенские старейшины убивают молодых влюбленных — парня и девушку. И наконец, «Прощание с Матерой». В его финале умирающая мать зовет к себе всех своих сыновей, чтобы они простились и с ней, и с затапливаемой по приказу строителей ГЭС деревней. С чем же, как не с предчувствием близкой смерти, было связано столь частое появление «костлявой» в последних фильмах Шепитько?

Известно, что Лариса была крайним мистиком, верила в загробную жизнь, в переселение душ, в то, что она уже несколько раз жила, и т. д. Очень серьезно относилась и ко всяким предсказаниям. Примерно за год до гибели она была в Болгарии и там посетила знаменитую Вангу. И та предсказала ей скорую смерть. Услышав это, Лариса в тот же день вместе с подругой пошла в храм и взяла с нее клятву, что если она умрет, то подруга будет заботиться об ее сыне Антоне. Другой ее друг — Л. Гуревич — позднее будет вспоминать следующее:

«Где-то за год до трагедии мы случайно встретились с Ларисой в Доме кино.

— Привет! — сказала она. — Знаешь, я скоро умру.

Сказала, как всегда, на бегу, на лестнице: мы опаздывали на чью-то премьеру.

— Не дури! — сказал я тоже на бегу. — Что за блажь!

— Я серьезно, мне Ванга предсказала.

— Больше слушай! — осерчал я. — Посмотри, на тебя все оборачиваются: молодая, красивая!

— Ты же не веришь, — как-то грустно усмехнулась она…».

Трагедия произошла на 187-м километре Ленинградского шоссе. «Волга» с киношниками по неустановленной причине (ходили слухи, что водитель заснул за рулем) выскочила на полосу встречного движения и врезалась в мчавшийся навстречу грузовик. Все находившиеся в «Волге» люди погибли практически мгновенно.

В день гибели Л. Шепитько Владимир Высоцкий находился вдали от родины — в Риме. В тот день он впервые выступил с концертом в ресторане. Заведение называлось «Да Отелло» и располагалось на маленькой улочке возле площади Испании. Это было любимое место Марины Влади — каждый раз, когда она снималась в Риме, она приходила сюда обедать. Три дочери старика Отелло, хозяина ресторана (и, как и Влади, коммуниста, между прочим), были ее подругами и всегда были рады видеть ее у себя. В те дни Влади снималась в фильме «Мнимый больной» (ее партнером был Альберто Сорди), и Высоцкий приехал вместе с ней на съемки. Как вспоминает сама М. Влади:

«Я выбрала маленькую гостиницу на улице Марио де Фьёри, в двух шагах от знаменитой лестницы на площади Испании и от нашего ресторана с внутренним двориком, увитым виноградными лозами. Здесь снуют ловкие официанты — словно из итальянских комедий. Вино подают легкое, макароны — пальчики оближешь. Вокруг семейного стола уселись хозяйки, их дети, друзья, а за ними и все посетители ресторана потянулись к этому столу. Американские и японские туристы, пожилые обитатели квартала, отдыхающие в свежести вечера от почти тропической июльской жары, местные торговцы, врачи и санитары из ближайшей больницы — около двухсот пятидесяти человек больше двух часов стоят, прижавшись друг к другу, и слушают, как поет «русский». Поскольку старый Отелло — коммунист, большинство людей здесь, за исключением иностранных туристов, доброжелательно настроены по отношению к тебе, тем более что тебя представили как «оппозиционера», а итальянские коммунисты дальше всех отстоят от «линии Москвы». Еще здесь много киношников, которые кое-что слышали о тебе, о твоем театре, о Любимове. Я с грехом пополам перевожу им слова твоих песен. Иногда наступает полная тишина, потом раздается взрыв смеха. В такт песне люди начинают хлопать в ладоши, официанты то и дело разливают вино в стаканы. Сам собой получается праздник…»