Краткая история древлеправославной (старообрядческой) церкви

Старообрядческая иерархия быстро и совершенно каноническим порядком развивалась и укреплялась, причем в мирной и совершенно свободной обстановке.

20 июня (2 июля) все того же 1847 г. митрополит Амвросий получил от губернаторского начальства уведомление, что "всевысочайшим решением от [?] марта сего года он определен в австрийское подданство". 25 июля получен "декрет" от того же начальства, что "высокодержавное" правительство зарегистрировало епископа Кирилла (Киприана Тимофеева) в надлежащей ведомости как "поставленного Белокриницким святителем за своего наместника". Все шло законно, гладко и торжественно. Все зарубежное старообрядчество, принявшее м. Амвросия, все монастыри и скиты в Австрии и Турции ликовали, праздновали и благодарили Господа Бога за ниспосланную им такую великую милость. Но недолго продолжалось это ликование. Вскоре разразилось бедствие как над первосвятителем Белокриницкой митрополии, так и над самим Белокриницким монастырем и населяющей его мирной, богомольной и в большинстве своем дряхлой братией.

Церковь Христова основана Кровью Самого Господа, и с первых веков своего развития она укреплялась на крови и страданиях бесчисленных своих мучеников. Терпение и страдания - это существенные признаки ее святости и преданности своему Божественному Основателю. Старообрядческий епископ Павел Коломенский запечатлел свою преданность Церкви и Христу страданиями, кровью и огненной смертью. Богом суждено было, чтобы и первый Белокриницкий митрополит - Амвросий также прошел путь терпения и страдания за св. Церковь и Христа. Прозорливого духа инок Павел еще из Константинополя писал своим друзьям о м. Амвросии: "Он, вняв званию свыше, через убогий наш глас решился оставить вся и самую приверженность своего отечества, восприял твердое намерение пройти прискорбный и тесный путь по следам Христа Спасителя". [229] Служение Амвросия в старообрядческой Церкви действительно было Христовым путем, который проходил этот святитель с несокрушимой твердостью и с неизменной покорностью воле Божией.

Ни на минуту нельзя было сомневаться в том, что русское правительство, узнав об учреждении старообрядческой епископской кафедры, примет какие-нибудь воинственные или карательные меры против нее, постарается даже стереть ее с лица земли, если это будет в его возможности. Первые известия о ней, полученные врагами старообрядчества, вызвали в их среде большую растерянность: они сразу поняли, что все их усилия уничтожить в старообрядчестве священство потерпели крах. Сам император Николай, получив это известие по дороге в Чугуев, куда ехал на военные маневры, до того был потрясен, что когда прибыл к войскам и когда главнокомандующий ими начал было рапортовать о состоянии армии и маневров, он, еще не вылезая из саней, закричал ему: "А ты слышал, раскольники имеют за границей уже архиерея!" [230] До такой степени захватили его мысли о старообрядческом святителе, что ему было не до армии, не до маневров, не до самой России: перед его глазами стоял только этот величайший "враг" - старообрядческий митрополит, рукополагающий священников, епископов и этим уничтожающий все адские затеи всесильного императора. Римскому императору Децию, жестокому гонителю христианства, историки приписывают заявления, что он "лучше стал бы терпеть в Риме второго императора, чем христианского епископа". Преследования и Валериана, и Диоклетиана также касались главным образом епископов. [231] Николай Павлович ничуть не постеснялся потребовать у австрийского правительства немедленно уничтожить существование в его державе "раскольнической кафедры". Не дождавшись ответа от австрийского правительства, нетерпеливый царь посылает российскому послу в Вене новое требование уже с военной угрозой: "Повторить мое решительное требование от австрийского правительства, чтобы мнимый монастырь (разумеется, Белокриницкий) был немедленно закрыт, а самозванец-епископ выслан, как бродяга, и объявить австрийскому правительству, что ежели я не получу скорого удовлетворения в справедливых моих настояниях, я вынужден буду прибегнуть к иным, крайне мне прискорбным мерам". [232] Кто знает, может быть, разразилась бы страшная кровопролитная война из-за старообрядческого митрополита, если бы австрийская держава, в то время переживавшая опасный внутренний политический кризис, не была вынуждена выполнить крайне несправедливые и крайне бесстыдные требования Николая, подкрепленные военной угрозой. Австрия пошла на унижение собственного достоинства и нарушение собственной конституции.

Белокриницкая братия уже знала, что русское правительство предпринимает какие-то меры против старообрядческой иерархии: еще 16 июня 1847 г. получили в монастыре письмо из России, в котором сообщалось, что выехавший туда из монастыря настоятель, архимандрит Геронтий, арестован на возвратном пути в Австрию 28 мая и "отправлен к царю в Петербург". Геронтий послан был в Россию с извещением всем христианам о совершившихся в Белой Кринице радостных событиях и по сбору на содержание монастыря. Все, что при нем было, отобрали, и он после длительных допросов был заключен в знаменитую Шлиссельбургскую крепость. [233] Белокриницкая братия приготовилась ко всяким неприятностям, которые не замедлили нагрянуть на всю митрополию. 1 (13) декабря 1847 г. в монастырь явился от губернатора из г. Львова особый чиновник с предписанием немедленной доставки митрополита Амвросия во Львов к самому губернатору. На другой же день митрополит выехал в город в сопровождении инока Алимпия и нескольких мирских уполномоченных. Отсюда он был препровожден в Вену. Здесь ему было . объявлено с одной стороны требование русского правительства прекратить всякое сношение со старообрядцами и отправиться в ссылку на заточение, а с другой - ласковое отеческое послание патриарха Константинопольского Анфима, убеждающее его возвратиться в греческую церковь, где ждет его "лучшая епархия", и угрожающее в случае неповиновения извержением из сана. [234] Предложение Анфима было очень соблазнительным: в Константинополе у м. Амвросия было немало добрых друзей; по наблюдениям инока Павла, "он всеми знаменитыми архиереями и цареградскими купцами утешаем был ежедневным гостеприимством, яко присный и простосердечный отец, и целуем был, яко розовый крин". [235] Слабый, малодушный и расчетливый человек, конечно, легко согласился бы вернуться в такую среду спокойного, идиллического и обеспеченного жития. Не таков был дивный Амвросий. Еще в прошении императору Фердинанду, врученном ему при личном представлении, митрополит Амвросий писал: "С твердостью решился я принять избрание староверческого общества в верховного пастыря, видя пред собою самое явное божественное провидение, которое меня предназначило, дабы лишенное до сих пор священного пастыря оное общество руководить в вечному блаженству-пути. Для того с искреннейшим желанием и, одушевлен будучи любовию и ревностию, всю свою жизнь за благосостояние такового общества готов пожертвовать". [236] Теперь предстало м. Амвросию на деле доказать эту преданность. От имени австрийского правительства министр граф Инцаг предложил митрополиту выбирать одно из двух: или всю жизнь быть в изгнании, в заточении, лишенным свободы и деятельности, или вернуться в родную страну под обещанное покровительство патриархии, жить обеспеченным и свободным. Митрополит Амвросий ответил на это с непоколебимой твердостью: "Я единожды сию религию принял и уже вспять возвратиться отнюдь не желаю: потому что я, как выше сказано, не влез в чужое стадо или в чужую епархию; но словом сказать, Божиим благоволением и по царской милости и правам, данным староверческому народу в Буковине, на звание и просьбу того же народа чрез их депутатов пришел я по ревности евангельской к овцам, не имущим пастыря, не на уничтожение, но на увеличение славы Божией, где остатки сих старых моих лет положить и самую мою жизнь окончить желаю, благодаря Бога". [237] У митрополита Амвросия, как видно, еще теплилась надежда, что он может быть возвращен в Белую Криницу, к своей пастве, с которой он так сжился и сроднился. Его ответ был представлен на Высочайшее решение. Но что мог решить австрийский монарх в виду такого грозного требования русского императора? Он повелел уведомить м Амвросия, что "возвращение его на Белокриницкую кафедру не может больше иметь места". Уведомляя о сем митрополита, граф Инцаг писал ему: "За нужное поставляю ваше преосвященство понудить - выразить посему свою решимость: или возвратиться к патриарху, или в заточение, и мне таковое в восемь дней представить". [238] И после этого предписания м. Амвросий все еще надеялся подействовать на правительство своими мольбами и объяснениями. "Я не плачу о лишении моей прежней Босанской митрополии, - писал он в ответ на предписание министра, - тамо бо виновны мусульмане, враги Креста Христова; но всего прискорбнее, что ныне уже и под скипетром христианского императора второе новое подъемлю наказание в лишении врученной мне паствы и новоучрежденнаго архиерейскаго престола в Белой Кринице, [239] да еще над всем тем, вовсе против совести моей: его убеждением, его угождением - или отступить вспять и возвратиться к патриарху, или вкусить вечного заточения. Потому ныне я нахожусь на краю самой страшнейшей пропасти: лишен всякой епархии, лишен чести, доверия и самых нужнейших средств, чтобы мог жить где-нибудь соразмерно моему званию с спокойствием". [240] На эту жалобу последовало окончательное решение 26 июля 1848 г.: "Сие решение, - предписывал митрополиту г. министр, - с строжайшим подтверждением дается вам, дабы вы отнюдь не имели никакого с липованами союза, но с получения сего немедленно отправились в назначенное вам местопребывание - в город Цилли, и там будете находиться по смерть вашу, с тем замечанием, что выезд из города никуда не позволяется вам - отлучаться без особого дозволения тамошнего губернатора". [241]