Большевики и левые эсеры (Октябрь 1917 - июль 1918)

Кроме того, постановлено подготовить к настоящей тактике партии все местные организации, призывая

их к решительным действиям против настоящей политики СНК.

Что касается формы осуществления настоящей линии поведения в первый момент, то постановлено, что осуществление террора должно произойти по сигналу из Москвы. Сигналом таким может быть и террористический акт, хотя это может быть заменено и другой формой.

Для учета и распределения всех партийных сил и приведения этого плана ЦК партии организует Бюро из трех лиц (Спиридонова, Голубовский, Майоров). Ввиду того, что настоящая политика может привести ее помимо собственного желания к столкновению с п. большевиков, ЦК партии, обсудив это, постановил следующее:

Мы рассматриваем свои действия, как борьбу против настоящей политики СН Комиссаров и ни в коем случае, как борьбу против большевиков.

Однако, ввиду того, что со стороны последних возможны агрессивные действия против нашей партии, постановлено в таком случае прибегнуть к вооруженной обороне занятых позиций.

А чтобы в этой схватке партия не была использована контрреволюционными элементами, постановлено немедленно приступить к выявлению позиции партии, к широкой пропаганде необходимости твердой, последовательной интерн, и революционно-социалистической политики в Советской России.

В частности, предлагается комиссии из четырех товарищей: Камков а, Трутовского, Карелина .. .18 выработать лозунги нашей тактики и очередной политики и поместить статьи в центр, органе партии.

Голосование было в некоторых пунктах единогласное, в некоторых против 1 или при одном воздержавшемся.

М. Спиридонова".19

Обратимся к анализу этого документа. Из него следует, прежде всего, что, вопреки утверждениям советской историографии, в

том числе Гусева, никаких указаний на намерение левых эсеров убить конкретно Мирбаха в протоколе от 24 июня нет. Таким образом, протокол, сам по себе, не доказывает причастия ПЛСР к убийству. Более того, в протоколе указано, что время проведения террористических актов будет определено следующим заседанием ЦК ПЛСР. Но до 6 июля, как известно совершенно точно, такого заседания не было. Неправомерными следует считать и заявления советских историков о подготовке левыми эсерами восстания против советской власти. Как раз из текста протокола следует, что левые эсеры больше всего на свете боялись подвергнуться разгрому со стороны большевиков; а однажды упомянутое в протоколе слово "восстание" подразумевало, безусловно, не восстание против советской власти, а восстание на Украине против германской оккупации. Именно по этой причине никто из советских авторов ни разу не процитировал текст опубликованного в "Красной книге ВЧК" протокола полностью: читателям стала бы очевидна безосновательность советских обвинений.

Кто конкретно стоял за организацией убийства германского посла? Блюмкин уверенно утверждает, что ЦК ПЛСР. Но из показаний Блюмкина этого не следует. Блюмкин пишет:

"4 июля перед вечерним заседанием Съезда Советов я был приглашен из Большого театра одним из членов ЦК для политической беседы. Мне было тогда заявлено, что ЦК решил убить гр. Мирбаха, чтобы апеллировать к солидарности германского пролетариата... чтобы, поставив правительство перед совершившимся фактом разрыва Брестского договора, добиться от него долгожданной определенности и непримиримости в борьбе за международную революцию. Мне приказывалось, как члену партии, подчиниться всем указаниям ЦК и сообщить имеющиеся у меня сведения о Мирбахе... Решение совершить убийство графа Мирбаха было принято неожиданно 4 июля 1918 года... На том заседании ЦК, которое приняло решение убить гр. Мирбаха, я не присутствовал; меня пригласил к себе один из членов ЦК вечером 4 июля... и попросил сообщить все сведения о Мирбахе, касающиеся

образа жизни его, которые были у меня в качестве члена ВЧК, заведовавшего отделом по борьбе с немецким шпионажем, причем мне было заявлено, что эти сведения необходимы для совершения убийства графа Мирбаха. Вместо представления этих сведений я предложил себя в исполнители акта... В эту ночь было решено, что убийство произойдет завтра, 5-го числа... [Но] акт отложили на 6 июля... из-за того, что в такой короткий срок нельзя было произвести надлежащих приготовлений..."20 Таким образом, действиями Блюмкина и Андреева, еще одного члена партии левых эсеров, фотографа подведомственного Блюмкину отдела по борьбе с международным шпионажем, руководил не ЦК ПЛСР, а кто-то, называемый Блюмкиным "один член ЦК". Что это был за член ЦК, Блюмкин не указывает. Но удивительно другое: ни во время дачи Блюмкиным самих показаний,ни несколько позже, во время дачи дополнительных показаний, чекисты так и не поинтересовались личностью таинственного члена ЦК ПЛСР, явного организатора убийства. Эта нелюбознательность ЧК может быть объяснена лишь одним: большевики знали имя таинственного левого эсера, но были не заинтересованы в огласке. Кто же был этот член ЦК ПЛСР?

Есть основания полагать, что им был Прошьян. Левый эсер, противник Брестского мира и молодой радикал, мало считавшийся с партийной дисциплиной и в этом смысле человек достаточно безответственный, Прошьян мог пуститься на авантюру и, воспользовавшись постановлением ЦК ПЛСР от 24 июня, организовать самолично убийство Мирбаха, найдя в Блюмкине исполнителя акта. Основания утверждать так есть уже потому, что имя Прошья-на (и никого больше) упоминается в показаниях Блюмкина в связи с некими письмами Блюмкина Прошьяну "с требованием объяснения поведения партии после убийства Мирбаха" и "ответными письмами Прошьяна".21 Но что же было в письмах Блюмкина и Прошьяна? И на каком основании Блюмкин мог предъявить члену ЦК какие-то требования? "Красная книга ВЧК" на этот вопрос также не дает ответа. Этими письмами чекисты тоже "не поинтересовались". Но о требованиях Блюмкина к Прошьяну легко можно догадаться. Оказывается, таинственный член ЦК

ПЛСР, с которым договаривался Блюмкин об убийстве Мирбаха, заверил эсеровского боевика, что в задачу ЦК ПЛСР "входит только убийство германского посла". Блюмкин в своих показаниях писал:

"Общего вопроса о последствиях убийства графа Мирбаха во время беседы моей с упомянутым членом ЦК не поднималось, я же лично поставил резко два вопроса, которым придавал огромное значение и на которые требовал исчерпывающего ответа, а именно: 1) угрожает ли, по мнению ЦК, в том случае, если будет убит. гр. Мирбах, опасность представителю Советской России в Германии тов.Иоффе и 2) гарантирует ли ЦК, что в его задачу входит только убийство германского посла. Меня заверили, что опасность тов.Иоффе, по мнению ЦК, не угрожает... В ответ на второй вопрос мне было официально и категорически заявлено, что в задачу ЦК входит только убийство германского посла с целью поставить советское правительство перед фактом разрыва Брестского договора".

Если встречавшимся с Блюмкиным членом ЦК был Прошьян, становится понятным и вполне логичным требование к нему Блюмкина объяснить поведение партии левых эсеров после убийства Мирбаха. Ведь у Блюмкина, пролежавшего 6--7 июля в госпитале, информация о событиях тех дней была лишь из советских газет,22 где большевики однозначно указывали на восстание, то есть на то, чего по представлениям Блюмкина никак не могло быть. Он пишет:

"...В сентябре, когда июльские события четко скомпанова-лись, когда проводились репрессии правительства против партии левых с.-р, и все это сделалось событием, знаменующим собой целую эпоху в русской советской революции -- даже тогда я писал к одному члену ЦК, что меня пугает легенда о восстании и мне необходимо выдать себя правительству, чтобы ее разрушить".

Но "один член ЦК" запретил, и Блюмкин, подчиняясь партийной дисциплине, послушался.23 Только в начале апреля 1919 года, после скоропостижной смерти Прошьяна, последовавшей в

декабре 1918, Блюмкин нарушил запрет покойного и явился в ВЧК, чтобы открыть чекистам "тайну" левоэсеровского заговора.