Тиберий: третий Цезарь, второй Август

Если отбросить явно панегирические характеристики, то, тем не менее, нельзя не признать, что этот молодой человек имел немалые достоинства. Если сопоставить его с Тиберием, то они были сходны в образовании, равном владением греческим языком, мужестве на полях сражений. Что до преимуществ Германика, то они заключались, прежде всего, в исключительном умении Германика завоевывать любовь окружающих. Как близких, так и народа. Замкнутость и скрытность Тиберия здесь работали против него. Тиберий не искал специально популярности, Германик же заботился о ней постоянно. Насколько это естественно вытекало из его открытого характера и насколько это делалось сознательно — определить невозможно. Но гражданская благонамеренность, действительно ему свойственная, не позволяет предполагать наличие у Германика коварных властолюбивых замыслов.

Отношения Тиберия и Германика «осложнялись и враждой женщин, так как Ливия, по обыкновению мачех, преследовала своим недоброжелательством Агриппину; да и Агриппина была слишком раздражительна, хотя и старалась из преданности мужу и из любви к нему обуздывать свою неукротимую вспыльчивость». ^{263}

Супруга Германика, дочь Марка Випсания Агриппы и дочери Августа Юлии Старшей, унаследовала от матери неукротимый и властный характер. При этом, по счастью, не унаследовала от нее ненасытной страстности и склонности к распутству. Агриппина славилась как раз своим целомудрием, она была верной и любящей женой Германика, ей была чужда ложь, она презирала всякое притворство. Потому и она была любима римлянами, почитавшими столь достойную, образцово добродетельную семью.

Столь высокую оценку Светонием добродетелей Германика не стоит подвергать сомнению. Профессиональный архивист автор «Жизни двенадцати Цезарей» прекрасно владел историческим материалом. Важнейшим же представляется стремление Светония к предельной объективности. Он указывал на добрые качества и наихудших персонажей своей книги, не скрывал пороков и самых великих императоров, не исключая божественных Юлия и Августа. Потому нельзя не отметить, что Германик, пожалуй, единственный, о котором у него говорится только доброе и не указаны какие-либо пороки.

Германик успел уже себя проявить на военном поприще. Он участвовал в подавлении великого мятежа в Иллирике, где сам Тиберий мог оценить воинское дарование усыновленного племянника. Август был высокого мнения о достоинствах Германика. В 12 г. вместе с Гаем Фантеем Капитоном Германик исполнил обязанности консула, а затем возглавил легионы, стоявшие на самом опасном рубеже Римской империи — на Рейне. Крупнейшую группировку на самой сложной границе Август мог решиться поручить только заслуживающему самого высокого доверия человеку. Печальный опыт непродуманного назначения в Германию Квинтилия Вара Август не мог не учесть.

Семья Германика и Агриппины была глубоко симпатична Августу, и он не скрывал своего к ней расположения. Большой человеческой теплотой веет от сохранившегося письма Августа к своей внучке, приводимом Светонием в биографии Гая Калигулы:

«Вчера я договорился с Таларием и Азиллием, чтобы они взяли с собой маленького Гая в пятнадцатый день до июньских календ, коли богам будет угодно. Посылаю вместе с ним и врача из моих рабов; Германику я написал, чтобы задержал его, если захочет. Прощай, милая Агриппина, и постарайся прибыть к твоему Германику в добром здравии». ^{264}

Маленький Гай, упомянутый в этом письме, это будущий преемник Тиберия, вошедший в историю под именем Калигулы.

Нельзя не отметить, что сам брак Германика и Агриппины как бы лишний раз символизировал историческое примирение в принципате Августа недавно еще враждебных семей. Германик — сын Друза Старшего и Антонии Младшей, а значит родной внук Марка Антония и при этом внучатый племянник самого Августа, ибо матерью Антонии была его сестра Октавия. Агриппина же — прямая внучка Августа, особо дорога ему тем, что в отличие от Юлии Младшей не унаследовала постыдных качеств своей матери Юлии Старшей.

Но главным здесь должно считать то, что в глазах многих римлян человек такого происхождения, да еще и муж внучки Августа, при этом славный своей добродетелью, щедро одаренный природой и даже достойно себя проявивший, был весьма желателен в качестве правителя Римской империи. Пусть у него не было воинских заслуг, сравнимых с великими победами Тиберия, но он имел все преимущества молодости вкупе с уже заслуженной народной любовью.

Два года пребывания во главе рейнских легионов позволили Германику заслужить симпатии десятков тысяч легионеров. И вот, когда на берега Рейна пришла весть о смерти Августа, любовь воинов к своему полководцу привела к крайне нежелательным для Тиберия последствиям.

Смена власти вызвала сначала на Рейне схожие явления с тем, это случилось в Паннонии. Недовольство, накопившиеся в войсках за последние годы правления Августа, выплеснулось наружу, вызвав мятеж. Сначала он походил на тот, что случился в Паннонии. Те же требования своевременного увольнения ветеранов, добавки жалованья, прекращения жестокостей центурионов. Но вскоре события на Рейне стали принимать куда более грозный характер. Слово Публию Корнелию Тациту:

«Так, прослышав о смерти Августа, многие из пополнения, прибывшего после недавно произведённого в Риме набора, привыкшие к разнузданности, испытывающие отвращение к воинским трудам, принялись мутить бесхитростные умы остальных, внушая им, что пришло время, когда ветераны могут потребовать своевременного увольнения, молодые — прибавки жалованья, все вместе — чтобы был положен конец их мучениям, и, когда можно отомстить центурионам за их жестокость. И все это говорил не кто-либо один, как Перцений среди паннонских легионов, и не перед боязливо слушающими воинами, оглядывающимися на другие, более могущественные войска; здесь мятеж располагал множеством уст и голов, постоянно твердивших, что в их руках судьба Рима, что государство расширяет свои пределы благодаря их победам и что их именем нарекаются полководцы». ^{265}

Действительно, имя Германика было присвоено сначала Дециму Клавдию Нерону Друзу, а затем и перешло к его сыну Гаю Юлию Цезарю. Германик же и командовал ныне легионами. Потому германские легионы вправе были считать, что они своими боевыми заслугами и подарили почетные прозвания своим военачальникам. А если военачальник им особо обязан, значит, легионы вправе им располагать, вправе выдвигать особые требования. И вот это особое требование, наконец, прозвучало. Легионы, охваченные мятежом на Рейне, возжелали сами решить судьбу престолонаследия империи по смерти Августа: «германские войска не желали даже признавать правителя, не ими поставленного, и всеми силами побуждали к захвату власти начальствовавшего над ними Германика, несмотря на его решительный отказ». ^{266}

Для самого Германика это стало совершеннейшей неожиданностью. Он в те грозные дни занимался сбором налогов во вверенной его управлению Галлии. Получив известие о смерти Августа и приходе к высшей власти Тиберия, он немедленно сам первый присягнул новому принцепсу, а также привел к присяге на верность многочисленные племена секванов, обитавших по обоим берегам реки, носивший имя Секвана (совр. Сена), а также соседние с ними племена, обитавшие в северных областях Галлии.

Поведение, заслуживающее оценки как образцовое и не позволяющее заподозрить Германика в каких-либо недобрых замыслах.

Мятеж легионов стал крайне неприятным для него самого, тем более что случился в его отсутствие.

Этот мятеж армии на Нижнем Рейне, который начали XXI и V легионы, увлекшие потом за собой I и XX, резко выделялся среди всех подобных волнений, когда-либо происходивших в римской истории. Мятежники пожелали выдвинуть своего правителя Римской империи в лице Германика, пусть с его стороны не было никаких ни слов, ни действий, позволяющих заподозрить его в стремлении к высшей власти.