Несостоявшийся русский царь Карл Филипп, или Шведская интрига Смутного времени

Российские историки объясняют длительное «ярославское сидение» главным образом необходимостью укрепления войска перед схваткой с засевшими в Москве поляками и стоявшими у стен столицы подданными «Сидорки». Однако главной причиной, как свидетельствуют документы ополчения, было общее желание идти на Москву со своим царем. Заседавший в Ярославле Совет всей земли хотел противопоставить новому казачьему ставленнику своего великого князя, избранного волеизъявлением представителей всех русских городов. Вожди второго ополчения были политическими преемниками своих предшественников из ляпуновского ополчения. Год назад в Ярославле избрали на русский трон одного из шведских принцев, Пожарский и его окружение решили довершить начатое дело. Совет всей земли хотел видеть во главе России или Густава Адольфа, или Карла Филиппа.

Уже через неделю после вступления в Ярославль ополчение стало рассылать по городам грамоты с приглашением прислать по два-три представителя для избрания государя. Временное русское правительство Пожарского сообщало, чьи имена сразу исключаются из списка кандидатов: «А мы всякие люди Нижнего Новгорода, утвердилися на том и к Москве к боярам и ко всей земле писали, что Маринки и сына ее и того вора, который стоит под Псковом, до смерти своей в Государи на Московское государство не хотим, также что и Литовского короля».

Быстрого отклика на призывы из Ярославля не последовало — многие города выжидали развития событий, и в июне 1612 года Временное правительство перешло от уговоров к угрозам: «А будет, господа, вы к нам на совет вскоре не пришлете, и от вора и от Марины и от сына ея не отстанете, и с нами и со всею землею не соединитесь, и общим советом на Московское Государство Государя не учнете с нами выбирати, и нам, господа, с сердечными слезами с вами ростався, всемирным советом с Поморскими и с Понизовыми и с Замосковными городы выбирати Государя, кого нам Бог даст». А «Бог», по мнению руководителей ополчения, уже предложил свою кандидатуру, которую оставалось лишь провести на избирательном соборе.

Земское ополчение хотело знать «подлинно, по статьям» содержание договора Делагарди с новгородцами и для этого отправило в мае в Новгород своего представителя Татищева, который оставался там неделю и вернулся с благоприятными впечатлениями о шведах. Он сообщил, что «в Великом Новгороде от Немецких людей Христианской вере никакой нарухи и православным Крестьянам разорения никакого нет, а живут по-прежнему безо всякой скорби». В конце июня в Ярославль прибыло новгородское посольство, представившее Совету всей земли список с договора Новгорода с Делагарди.

Начались торжественные переговоры с участием делегатов многих российских городов, проходившие по процедуре, обычной для встреч с представителями иностранных держав. Дмитрий Пожарский, отвечая на приветствие послов «Новгородского государства», не выдержал и, отступив от протокола, с горечью проронил: «При прежних великих государях послы и посланники прихаживали из иных государств, а ныне из Великого Новгорода вы послы».

Новгородцы постарались представить дело в максимально благоприятном для них свете, чтобы, как они говорили, русские были «с Немецкими людьми вместе заодин». По их словам, Густав Адольф и королева-мать согласились отпустить в Россию Карла Филиппа в ближайшее время, и нет никаких сомнений, что он перейдет в православие.

Пожарский писал в Новгород: «Ныне изо всех городов при ваших посланниках были многие всяких чинов люди и то слово по вашему письму слышели, что королевич Карло Филип Карлович будет в Великий Новгород ныне, по летнему пути вскоре». Грамоты, которые Совет всей земли рассылал по городам, проникнуты уверенностью в скором и счастливом окончании дела. «Карл Филип будет в Новгороде на государство вскоре, и дается на всю волю Новгородского государства людей, и хочет креститься в нашу православную христианскую веру греческого закона, — писал Пожарский в Путивль накануне приезда новгородского посольства и, желая укрепить уверенность своих адресатов, добавлял: — О том мы к вам пишем по христианскому своему обету не ложно, по их письму».

Впоследствии усилиями многих русских историков князя Дмитрия Пожарского сделали удобным национальным героем, у которого и в мыслях не было сажать на престол иноземного принца. Многие документы периода ярославского стояния ополчения не вписывались в образ этого человека, вылепленный по готовому образцу, предложенному официальной историографией. И об этих свидетельствах попросту «забыли». Однако патриоты бывают разными. В Ярославле вокруг Дмитрия Пожарского собрались люди, убежденные, что спасти Российское государство от разорения и междоусобиц сможет лишь шведский принц на Московском престоле.

В планы ополчения входило заключение соглашения с новгородским посольством о присоединении «земли» к договору Делагарди с Новгородом. Затем, на Соборе в последних числах июня, можно было провозгласить Карла Филиппа государем всея Руси. Но речь новгородских посланцев заставила Временное правительство насторожиться и, возможно, пожалеть о своих преждевременных оптимистичных посланиях в города.

«На Ноугородское государство Карлус король благословил сына своего, князя Карла Филиппа, и от матери и от брата отпущен совсем, ныне в дороге, а чаяли его Государя вборзь, сего Петрова говейна к Ивану дни, или кончая к Петрову дни, а в Выборе мешкати не учнет, пойдет к Ноугороду, и чаем будет вскоре», — заявили посланные.

Прошел почти год со времени оккупации шведами Новгорода и приглашения принца на русское царство, а Карл Филипп, оказывается, не только не прибыл в Россию, но даже неизвестно, явился ли в Выборг! Не повторилась бы история с приглашением на московский престол польского принца Владислава! Если новгородцы обманулись сами, то что заставляло их вселять неоправданные надежды в лидеров ополчения? Эти опасения высказал в своем ответном слове новгородским послам Дмитрий Пожарский: «Толко уже мы искусились: не так бы ныне учинилось, как Полского и Литовского короля. Полский Жигимонт король хотел дати на Российское государство сына своего королевича, да через крестное целованье гетмана Польского Станислава Желковскаго и через свой лист, за рукою своею и печатью, манил с год, и не дал; а над Московским государством что Польские и Литовские люди учинили, то вам и самим ведомо. А Свейский Карлус король также на Новгородское государство хотел сына своего отпустити вскоре, да по ся места, уже близко году, королевич в Новгород не бывал».

Новгородцы почувствовали себя задетыми и, желая оправдаться, начали врать и изворачиваться. Карл Филипп-де уже был отпущен из Швеции «после договору с Новгородскими людьми вскоре» и находился в пути, но тут пришла весть о смерти отца, «и он для того с дороги ворачался и по своей вере для погребанья мешкал». Только управился Карл Филипп Карлович с похоронами и вступил на престол его брат Густав Адольф, как началась война с датчанами: «королевич Карло Филип затем позамешкал, вместе с братом своим с Густавом королем промышлял, против Датского ратью ходил». Теперь же все препятствия устранены, мать и брат Карла Филиппа отпустили, и «чаем подлинно что он пришел на Иванов день в Выборг, или кончае на Петров день будет».

Можно представить, как потели на этом допросе в своих парчовых кафтанах и шубах новгородские делегаты, придумывая неуклюжие отговорки! Послы испытывали тем большую неловкость, что многие месяцы они сами допытывались у Делагарди, отчего не едет будущий русский царь, и с сомнением выслушивали его версию о походе против датчан одиннадцатилетнего воина. Шведский полководец с полным основанием жаловался в Стокгольм, что ему все труднее находить оправдания задержки принца в разговорах с нетерпеливыми и подозрительными московитами.

Хотя сумбурная речь новгородских посланцев и разочаровала руководителей ополчения, но не заставила их отказаться от идеи приглашения на русский престол Карла Филиппа. Было решено лишь настаивать на принятии королевичем православия, поскольку пункт о его вероисповедании в договоре Новгорода с Делагарди отсутствовал, и воздержаться с отправкой большой делегации в Швецию. Боялись, что посланных постигнет судьба боярина Голицына с товарищами, которых король Сигизмунд, презрев их дипломатический статус, задержал у себя на положении пленников.