Некоронованные Властители

Аналогичный процесс развивался также и в Других верхнегерманских городах, например в Ульме и Нюрнберге. Даже беглое ознакомление с постановлениями нюрнбергского совета свидетельствует, что к концу XV в. большинство ремесленников уже утратили свою экономическую независимость и оказались прочно связанными договорными обязательствами с оптовыми купеческими фирмами, снабжавшими их сырьем. Ремесленники должны были «добывать себе пропитание чаще всего штучной работой и получать ее в Нюрнберге и Аугсбурге», в то время как «господин купец в доме своем прибыль имел» [10]. Имеются сведения, что в восьмидесятые годы XV в. скупщики начали ввозить из Пруссии лен лучшего качества, чем местный, и сдавать его в переработку аугсбургским ткачам. Мелкие ремесленники, покупавшие лен непосредственно у местных крестьян и сами сбывавшие свой товар на рынке, доставив его туда на тележке либо в коробе на собственной спине, не выдерживали такой конкуренции. За тот же объем работы они получали все меньшую выручку: их ткань была грубой выделки, размеры куска определялись семейной традицией, и тюков в партии на продажу чаще всего было не так уж много. В дом ткача приходили голод и нужда. Казалось, что система авансирования сырьем в счет будущей продукции давала выход из тяжелого положения. Она обеспечивала регулярный сбыт, даже если размер куска, вид пряжи и ткани определялись скупщиком. Но он предъявлял все более жесткие требования, используя любой повод для снижения оплаты труда. Откуда мог аугсбургский ткач знать, по какой цене сбывал скупщик в других странах вытканную им бумазею? Он мог лишь догадываться, что между богатством оптовых купцов и его трудом существует какая–то связь.

Постепенно становилось все более очевидным, что по мере роста торговли бумазеей росла зависимость ткачей от скупщиков и от их кабальной системы, и в эту зависимость рано или поздно попадал каждый. И хотя таким образом ткацкое ремесло развивалось, это развитие сопровождалось неизбежным обнищанием ткачей. Следствием этого были «большие смуты и распри между всем цехом и торговцами», которые «становились… все сильнее да злее» [11].

Начавшаяся пауперизация ткачей не ограничилась лишь Южной Германией. С развитием ярмарочных торгов в Лейпциге аугсбургские и нюрнбергские купцы стали торговать также и в Саксонии, где они создали сеть своих факторий. Их агентами в отдельных городах и областях — так называемыми факторами — часто становились именитые члены муниципалитетов, которые хорошо знали местные условия. Южногерманские купцы заключали с ремесленниками сделки на основе авансирования их сырьем с оплатой готовой продукцией. Такими сделками, как правило, охватывались целые цехи ткачей. В «Перечне некоторых жалоб», датированном 1553 г., содержится жалоба саксонских ткачей на «нюрнбергских и других торговых людей», которые «чуют и знают, что умысел их удачен будет и никто им помехой не станет», ибо «сам бургомистр и член городского совета вкупе с ними» [12].

Еще более жесткой хваткой, чем в городах, держали скупщики деревенских ткачей. В то время как городские ткачи могли получить известную поддержку со стороны цехов, то ткачи в деревне были фактически беззащитны. У них не было цеховых объединений; рассеянные по небольшим селениям, они были слишком слабы, чтобы устоять против силы скупщика. Поэтому им чаще всего приходилось трудиться в еще более тяжелых условиях, чем членам цеховой корпорации в городе, а дешевые цены на их ткани скупщик использовал для того, чтобы сбивать цены на продукцию городских ткачей и на товары своих конкурентов.

В Вейсенхорне и Кирхберге, где жили ткачи, эксплуатируемые Якобом Фуггером, он хозяйничал не только как скупщик, но и как владелец земель и крестьян пяти общин, расположенных между Аугсбургом и Ульмом. Использовав свое положение кредитора дома Габсбургов, Якоб Фуггер добился, что императорским декретом в его владение были переданы земли вокруг Вейсенхорна.

Предыстория этой сделки относится к 1473 г., когда император Фридрих III Габсбургский (1415—1493 гг.), направлявшийся в Трир на съезд рейхстага, остановился в Аугсбурге, чтобы заказать себе и своей свите пышные одежды. Из всех аугсбургских купцов лишь Ульрих Фуггер (1441—1510 гг.) оказался в состоянии выполнить столь крупный заказ. Кстати сказать, пребывание императора и его сына Максимилиана (1459—1519 гг.) в Аугсбурге являло собой все что угодно, но только не демонстрацию императорской власти. Оно завершилось скандалом, который наглядно показал всю слабость центральной власти в Германии и важную роль имперских городов, обладавших довольно большой политической самостоятельностью. Что же произошло в Аугсбурге? При отъезде императора выяснилось, что он не в состоянии оплатить свои расходы. И если Фуггеры были удостоены милостью габсбургского повелителя, получив от него за «угодные и усердные услуги» право иметь фамильный герб [13], то другие кредиторы преградили выезжавшему из города императору путь и отпустили его с миром лишь после того, как на выручку пришел совет города, ссудивший его деньгами.

Одним словом, ткачи из округи Вейсенхорна в течение одного десятилетия оказались полностью под властью Фуггеров. Если раньше они сбывали свой товар на ярмарке в соседнем Ульме, то теперь Фуггеры организовали собственную базу для скупки бумазеи, заставив ткачей продавать свой товар только им. Они построили магазин, в котором определяли качество ткани, взвешивали ее и рассчитывались за товар, Фуггеры не только скупали бумазею, но также взимали плату за оценку продукции и неустойку. Подобно плате за индульгенции, деньги собирались в специальные кружки, ключом от которых распоряжался только казначей Фуггеров.

Четверть всех поборов шла прямо Фуггерам, а остальной частью они распоряжались по соглашению с бургомистром и советом Вейсенхорна. Затем, в 1517 г., Фуггеры ввели так называемый Вейсенхорнский регламент купли–продажи бумазеи, согласно которому все ткачи, получавшие от них сырье, были обязаны предъявлять свою продукцию независимо от ее качества для оценки и продавать только им, беспрекословно подчиняться любому решению относительно оплаты, оценки качества, реализации низкосортной ткани, размера неустойки или штрафа. Подключив к своей коммерческой деятельности судебные органы Аугсбурга, Фуггеры получили неограниченные привилегии блюстителей закона в Вейсенхорне, а роль их исполнительных органов выполняли местный совет и оценщики бумазеи.

И ульмские ткачи, которые с трудом выдерживали гнет своих патрициев, также испытывали на себе конкуренцию Вейсенхорна. Возможности для сбыта их товаров сокращались, ибо Фуггеры повсюду сбивали цены, вытесняя их с рынка. Постоянно возникавшие вследствие этого волнения в Ульме были причиной острой вражды членов совета города с Фуггерами, которые лишили их прибыльных сделок с деревенскими ткачами.

Ульмские бюргеры наводили в Нюрнберге и Страсбурге справки, как можно было бы пресечь столь вызывающие действия Фуггеров. Они даже пытались оказать давление на императора, чтобы изгнать Фуггеров из Вейсенхорна. Они также заявили о своей готовности уплатить конкурентам 30 000 гульденов, если те закроют филиал своей фирмы в Вейсенхорне. Все было напрасно. Экспорт бумазеи дома Фуггеров в северогерманские области, в Нидерланды, Италию, Португалию и даже во враждовавшую с Габсбургами Францию продолжал расти. Английские короли Генрих VIII (1491 – 1547 гг.) и Эдуард VI (1537–1553гг.) принадлежали к числу наиболее крупных покупателей бумазеи Фуггеров. Также и в Испании имелась широко разветвленная сеть агентов, занимавшихся сбытом ткани с клеймом в виде трезубца. В счетах фирмы за 1548 г., например, отражена дебиторская задолженность за поставленную в Испанию бумазею из Вейсенхорна на сумму 15 734 мараведисов.

Сохранились и другие записи, которые дают представление об объеме торговли Фуггеров. Так, в 1553 г. в пути из Венеции в Вейсенхорн находились партии шерсти и хлопка на сумму 11502 и 21 466 гульденов. В том же году на складах Фуггеров накопились запасы бумазеи стоимостью в 7236 гульденов; стоимость запасов товаров во Франкфурте–на–Майне и в других городах составила 18 398 гульденов [14].