Викинги. Походы, открытия, культура

Происхождение термина «викинг», вероятнее всего связано с глаголом «vikja» (викья), что означало «сворачивать», «отклоняться». Следовательно, имелся в виду человек, оставивший свой дом, общину, родину. Следует отметить, что понятие «викинг» чаще обозначало само предприятие (for i viking — отправляться в викинг), нежели его участников.

Впервые термином «викингский» («Сага об Инглингах») определяет один из походов уппсальского конунга Ингви в первой половине V века. Честь именоваться первым «морским конунгом» — прозвищем, обычным для предводителей скандинавских пиратов — принадлежит некому Мюсингу, жившему, по сообщению «Младшей Эдды», в начале I века нашей эры. Однако, организуемые время от времени отдельными воинственными северными конунгами эпохи Инглингов и последующих двух столетий, грабительские набеги в сущности оставались не более чем предприятиями частного порядка, которые разве что по своим целям (но никак не по масштабности) сопоставимы с походами викингов IX–XI веков. Последние, собственно, и определяются как «движение викингов» именно потому, что отличались невиданными прежде количеством участников, интенсивностью, технической оснащенностью, географическим охватом и набором используемых методов.

Повышение эффективности сельскохозяйственного и ремесленного труда создавало возможность высвобождения из сферы материального производства весьма значительной части дееспособного населения. В условиях демографического роста и истощения к концу VIII века резерва земель, пригодных для освоения доступными в то время способами хозяйствования, эта возможность внутри самой Скандинавии не могла быть реализована в полном объеме. Зато накапливающийся людской потенциал мог служить идеальным инструментом для осуществления внешней экспансии. Ее вооруженный характер в значительной степени был обусловлен религиозными представлениями норманнов. В сверкающих небесных палатах богов место находилось лишь снискавшим героическую гибель в бою, умерших же от старости и болезней ожидало жалкое прозябание в мире тьмы и страданий. Немаловажную роль в оформлении «движения викингов» сыграла готовность общества в целом признать походы за добычей вполне достойным родом деятельности. Пример конунгов, не считавших зазорным организовывать и лично возглавлять грабительские набеги, оказался настолько впечатляющим, что массовое участие в подобных предприятиях представителей самых респектабельных слоев населения Скандинавии стало скорее правилом, нежели исключением.

Прочное включение в структуру международной торговли способствовало приобретению норманнами навыков организации и проведения дальних заморских экспедиций, стимулировало совершенствование судостроительного мастерства и навигационного искусства. Освоение скандинавских залежей железных руд с содержанием легирующих примесей, а также прогресс в области металлургии, обеспечивающий получение на их основе высокосортных сталей, и внедрение новых приемов металлообработки, позволили перейти к производству предметов вооружения самого высокого качества в объеме, который обеспечивал походам викингов массовое участие.

Оформление «движения викингов» происходило в условиях развития кризисных явлений в системе общественных отношений, основанных на кровнородственных связях. Выражением этих явлений как раз и стало возникновение независимой от институтов родоплеменного строя, самодействующей военной организации — дружины (союза друзей, а не родичей!) викингов.

Глава II

Драконы плывут на юг

Тревожный, беспорядочный бой колокола отвлек от обычных занятий обитателей монастыря святого Кутберта, приютившегося на островке Линдисфарн у северо-восточного побережья Англии. Монашеская братия, высыпавшая из келий на двор обители, задрав голову, глазела на звонницу монастырского храма, где служка, высунувшись почти по пояс за парапет верхней галереи, вытянув руку на северо-восток, выкрикивал: «Корабли, корабли!..»

…Отцу-эконому было известно, что аскеманны [8] привозят морем из северных стран в Нортумбрию [9] отличной выделки железные орудия, в которых хозяйство обители испытывало постоянную нужду. Встречать невиданных гостей вслед за ним потянулись за ворота и другие обитатели монастыря.

Тем временем, пользуясь слабым попутным ветром, корабли медленно разворачивались к берегу. Вот реи с разноцветными полосатыми парусами соскользнули вниз и борта мгновенно ощетинились веслами, которые разом вспенили спокойную гладь бухты. Для отрезанных от мира затворников с Линдисфарна подобное зрелище было воистину в диковинку.

Неожиданно отец-эконом почувствовал какую-то неясную тревогу. Суда, напоминавшие плывущих, перебирая лапами в воде, невиданных животных с вытянутыми вверх шеей и хвостом, вдруг оживили в памяти прочитанное в юности о злобных тварях, живущих на далеком юге.

Киль первого корабля с хрустом врезался в береговую гальку. Несколько мгновений спустя уткнулись в берег и носы остальных. Длинные весла безжизненно повисли по бортам, касаясь лопастями воды. Во внезапно наступившей тишине слышались лишь крики чаек да шуршание слабого прибоя…

До уреза воды оставалось сотни полторы шагов. Отец-эконом жестом остановил своих спутников и, опираясь на посох, нетвердой старческой поступью пошел вперед один. Преодолев чуть более половины разделявшего их расстояния, он стал различать на вершине форштевня ближайшего корабля нечто странное, привлекающее внимание. Глядя под ноги, чтобы не оступиться на гладких камешках, отец-эконом прошел еще шагов сорок, поднял глаза, напрягая ослабшее с годами зрение… и похолодел. Величиной с бычью голова чудовища, словно вышедшего из преисподней, сверлила монаха янтарными зрачками безжалостных глаз, обнажив в ужасном оскале искусно выточенные из желтоватой кости клыки. На корабле вдруг запел рог и через борта рванулась лавина светлобородых воинов в сверкающих шлемах, сжимавших в руках обнаженные мечи и секиры на длинных топорищах…

…Несколько часов спустя все было кончено. На берегу и внутри монастырских стен валялись посеченные тела монахов и прислуги, кельи, часовни и кладовые были очищены от всего, что представляло хоть малейшую ценность. Оставляя за собой лишь закопченные пожаром стены, корабли, нагруженные добычей и пленниками, исчезали за горизонтом…

В этот день, 8 июня 793 года, обитель святого Кутберта на Линдисфарне, разграбленная скандинавскими викингами, прекратила свое существование…

Потрясенные и униженные, чудом оставшиеся в живых очевидцы, разнесли весть о случившейся катастрофе ко дворам светских и церковных владык — монастырь святого Кутберта считался одним из известнейших, высокопочитаемых и богатейших в Англии.

Состоявший при дворе Карла Великого (768–814 гг., император с 800 года) в Ахене ученый монах Алкуин откликнулся на это событие такими строками: «Никогда еще Британия не была свидетелем подобных ужасов и никогда никто не мог помыслить о такой угрозе с моря».

^{Карта 2. Европа накануне «эпохи викингов»}

Англо-сакс по происхождению, Алкуин был, вероятно, первым, кому удалось верно оценить масштабы надвигающейся бури. До событий на Линдесфарне мелкие отряды скандинавских пиратов время от времени появлялись у берегов Англии. В 753 году они напали на остров Танет у северо-восточных берегов Кента.