Ищи Колумба !

Пока Марианна Николаевна мыла на кухне чашки, Ростислав Васильевич сказал, что надо во что бы то ни стало уговорить ее перейти в Эрмитаж. Но в то же время его беспокоило, что Марианна Николаевна не привыкла к коллективу... Ростислав Васильевич не договорил, тут как раз вошла Марианна Николаевна. Мама поняла, что ей доверили заботу о ней, и она была горда этим.

А потом разговор начался о маме и о всех эрмитажниках.

Ростислав Васильевич сказал маме:

- Запомни, Даша, как бы ни было трудно, не бросай своего дела. Никогда! Ни за что! И не думай, что если идет война, то надо забыть об искусстве и только рыть окопы. Если надо будет, рой окопы, но всегда помни, что основное твое дело - это твое дело. Раньше, до войны, мы должны были изучать и пропагандировать искусство, а теперь наша задача - уберечь его. Война кончится, и новое поколение придет на экскурсию в наш Эрмитаж и спросит тебя: а где же Рембрандт и где же "маленькие голландцы", о которых мы читали в старых книжках? А ты скажешь: "Я не знаю, я рыла окопы". Нет, Даша, ты только подумай, сколько было войн, бедствий за всю историю человечества, и если бы не было людей, которые оберегали прекрасное от разрушения, человечество давно бы превратилось в диких зверей...

И вот что еще сказал Ростислав Васильевич маме в тот вечер:

- Советую тебе, Даша, дознаться, откуда у старика оказались фигурки. Я предполагаю, что это может иметь отношение к твоим сарматам. Да-да. Как будто и не типично, но что-то мне говорит... И потом, когда ты рассказывала об этом несчастном старике, ты вскользь упомянула о "Клубе старьевщиков". Я бывал там два-три раза. Это очень, очень любопытное явление и с точки зрения психологии, и с точки зрения возможности редких находок. Собираются самые разные люди - коллекционеры и торгаши, настоящие большие ученые и полубезумные оригиналы. Ты бы посмотрела на них! Будто сошли с полотен Рембрандта. Обнажение бальзаковских страстей! Да, любопытнейшая компания. В "Клубе старьевщиков" я встретил одного презанятного субъекта. Он был знаменитым археологом еще тогда, когда я мечтал об университете, еще до империалистической. Тогда я безумно был увлечен его теориями. Фамилия его - Рабчинский. Он занимался Крымом, чуть не первый в России был страстным проповедником подводной археологии. Сам изобрел массу любопытных приспособлений для подводного плавания. Так вот. Рабчинский предполагал возможность существования совершенно неизвестной пока еще нам цивилизации на территории Крыма и искал следы этой цивилизации на дне моря. Рабчинскому не повезло в жизни. Он оказался подвержен какому-то наследственному заболеванию, что-то вроде эпилепсии. Одним словом, уже в 20-е годы он совсем был плох, опустился, одалживал у знакомых деньги, работать не мог... Так вот, полгода назад я встретил Рабчинского у "Старьевщиков". Я узнал его, хотя с трудом. Рассказал ему, как я был увлечен его теориями. Он загорелся. Обещал передать мне какие-то исследования, которые, по его словам, должны сделать переворот в истории культуры, а потом... попросил взаймы десять рублей. Случай печальный... Да. Но я не о том. Я подумал, что Рабчинский вполне мог продать твоему Калабушкину кое-что из своих прежних находок. И уверяю, это, может быть, очень, очень интересно. Так что, Даша, разыщи-ка ты этого Рабчинского и поговори с ним. Только сумей выловить из его бредней что-либо подлинное. И старика Калабушкина постарайся найти. Вот тебе адрес, где обычно собирались "Старьевщики".

И Ростислав Васильевич протянул маме картонную карточку, на которой красивым почерком был записан адрес...

* * *

Прошли первые месяцы войны, а ленинградцам казалось, что прошли долгие годы. Особенно тяжелыми были дни, когда Ленинград узнал, что немцы взяли Псков. Для ленинградцев стало нормой спать не больше двух часов в сутки.

Эрмитажники совершали свой подвиг не менее героически, чем остальные жители города.

Бывают на свете вещи, которые даже невозможно пересказать, поэтому я привожу здесь мамин дневник.

"28 а в г у с т а 1941 г о д а.

Сегодня в Эрмитаже сотрудники рассказали, что отрезана последняя наша дорога на Мгу. Это значит, что Ленинград в полном кольце; что-то с нами будет?

30 а в г у с т а 1941 г о д а.

Все эти дни было по нескольку воздушных тревог в день. Совершенно перестали думать о себе. Только скорей бы, скорей упаковать и отправить.

Сегодня, когда я ехала на работу, вдруг среди бела дня и без всякого объявления воздушной тревоги на улице начали рваться бомбы. Мы выскочили из трамвая и спрятались в подъезде дома. Одна из бомб угодила в наш трамвай: разворотило хвост вагона, как раз где я стояла. На тротуаре раненые, убитые. Раньше это меня выбило бы из колеи. Сейчас - продолжаю свой путь в Эрмитаж уже пешком.

1 с е н т я б р я 1941 г о д а.

В этом году удивительная осень. Теплая, сухая. Деревья разноцветные. Ведь сегодня 1 сентября. Интересно, пошли ли дети в школу?

9 с е н т я б р я 1941 г о д а.

Вчера вечером был чудовищный налет. Вечером была у Головачева. Рассказал интересные вещи о "Клубе старьевщиков"; и как раз когда я была там, мы с ним увидели на моей Петроградской стороне, за Обводным каналом, гигантский взрыв, затем пожар. Это горели Бадаевские склады. Говорят, что там основные продовольственные запасы города.

12 с е н т я б р я 1941 г о д а.

Взрыв Бадаевских складов уже сказался на нашей жизни. Сегодня опять снизили хлебную норму. Рабочим - 500 граммов, служащим - 300, иждивенцам 250.

13 с е н т я б р я 1941 г о д а.

Сегодня слышала по радио выступление Анны Ахматовой. Привожу ее слова по памяти, сразу записать не успела. "Мои дорогие согражданки! Вот уже больше месяца, как враг грозит нашему народу пленом, наносит ему тяжелые раны. Городу Петра, городу Ленина, городу Пушкина, Достоевского и Блока, городу великой культуры. Я, как и все вы сейчас, живу одной верой в то, что Ленинград никогда не будет фашистским..." Мы привыкли считать Анну Ахматову автором лирических, камерных стихов. Сегодня ее голос звучал сурово, как на новгородском вече.

16 с е н т я б р я 1941 г о д а.

Сегодня подняла телефонную трубку - слышу голос телефонистки: "До конца войны телефон выключен". Сразу почувствовала себя отрезанной от всех. Надо что-то решать. Многие наши сотрудники переселились жить в Эрмитаж. Но меня пока что держит дом, кое-какие дела. Сейчас нет времени записывать. После.

22 с е н т я б р я 1941 г о д а.

Сегодня в "Ленинградской правде" сообщение, что Шостакович заканчивает 7-ю симфонию.

1 о к т я б р я 1941 г о д а.

Сегодня снова снижена норма по хлебным карточкам. Рабочим - 400 граммов. Всем остальным - 200.

20 о к т я б р я 1941 г о д а.

Сегодня у нас в Эрмитаже был праздник. Праздновали 800-летие со дня рождения Низами. Орбели добился того, что на один день были вызваны с фронта ученые. В 2 часа дня Орбели открыл торжественное заседание (в школьном зале). Вслед за Орбели выступил поэт Николай Тихонов. Потом читали доклады Дьяконов и Болдырев.

26 о к т я б р я 1941 г о д а.

Сегодня Марианна Николаевна пригласила меня в Филармонию. Из-за вечерних бомбежек концерты теперь начинаются в пять часов. Марианна Николаевна зашла за мной в Эрмитаж. Каменский играл фортепьянный концерт Чайковского. На бис - "Вальс Пратер". В зале жуткий холод. Сидели в пальто. Оркестранты в ватниках. Кончилось непривычно рано.

10 н о я б р я 1941 г о д а.

Снова снижена хлебная норма. Рабочим - 300 г, всем остальным - 150 г. Немцы взяли Тихвин. Отрезана последняя дорога на Большую землю. Электричества больше нет. Котельные не работают, и от этого снег в городе ослепительно белый, таким видишь его только в деревне.

20 н о я б р я 1941 г о д а.

Сегодня снова уменьшили норму. Рабочим - 250, иждивенцам - 125.

25 н о я б р я 1941 г о д а.

Перебралась в Эрмитаж. То, что не удалось вывезти в Свердловск, закапываем песком в подвалах. Это в основном фарфор. Все время вспоминаю слова Ростислава Васильевича о том, что наша задача сохранить, уберечь культурные ценности. Да, но вопрос, выживем ли мы сами. Писать все труднее...