Древняя русская история до монгольского ига. Том 1

Все они поцеловали крест: «Если кто с сих пор поднимется на брань, то быть всем заодно на зачинщика». Потом поцеловались они между собою, и, подтвердив: «Да будет на него крест честный и вся земля Русская», разошлись; люди были рады такому совету и любви, но недолго продолжались совет, и любовь, и радость.

Бояре смутили Давыда, прежде даже, нежели расстались князья. Проводив Святополка из Любеча в Киев, он начал наговаривать ему на Ростиславичей: «Кто убил брата твоего Ярополка? Ростиславичи. У кого скрылся его убийца? У Ростиславичей. А ныне Василько мыслит на меня и на тебя, сговорившись с Владимиром; я узнал это точно: подумай о своей голове».

Святополк смутился умом, сомневаясь, правда это или ложь. Ему жаль было брата, да жаль было и себя. «Слушай, сказал он Давыду, истину ли ты говоришь — Бог тебе судья. Если ты завистью возбуждаешься, Он накажет тебя».

Давыд заверил — и прельстил, наконец, Святополка. Они стали думать вместе: что же делать с Васильком? «Надо взять его, сказал Давыд. Пока он не будет в наших руках, ни тебе княжить в Киеве, ни мне во Владимире».

А между тем Василько, которому, равно как и Владимиру, и в голову не приходило никакого худа, переехал на Выдубичи — поклониться святому Михаилу. Он отужинал в монастыре, и на ночь возвратился в дом свой на Рудице.

Утром 4 ноября, Святополк присылает звать его на именины. Святополк, по христианскому имени Михаил, именинником был 8 ноября. Василько отвечал, что не может дожидаться так долго, опасался дома рати от ляхов.

Давыд прислал к нему со своей стороны: «Подожди, брат, не ослушайся брата старейшего». Но Василько никак не соглашался.

«Видишь, сказал Давыд Святополку, он не помнит (не чтит) тебя, ходя в твою руку, а воротится в свою волость, — увидишь, если не отнимет тотчас Турова, Пинска и других городов твоих. Будешь жалеть тогда. Позови же киевлян, возьми его и отдай мне».

Святополк согласился и послал за Васильком: «Если не хочешь дожидаться именин моих, то приходи хоть ныне поздороваться со мною, и посидим все вместе с Давыдом». Василько обещал и, сев на коня, поехал. Его встретил детский, проведавший о злоумышлении, и удерживал, говоря: «Не ходи, князь, хотят тебя взять», но он не послушал его, размышляя с собою: «Может ли быть, чтобы хотели взять меня! Мы только что поцеловали крест — быть всем на того, кто поднимется на братьев». Размыслив так, он перекрестился, и, сказав: «Воля Господня да будет!» — продолжал путь свой.

Он приехал с малой дружиной на княжий двор. Святополк встретил его, и они пошли в палаты; явился Давыд, все сели вместе. Святополк начал опять упрашивать Василька остаться до Михайлова дня. «Не могу остаться, брат, отвечал тот, я уж и товары услал вперед». А Давыд сидел, как немой. «Ну если так, хоть позавтракаем вместе», сказал Святополк. Василько согласился. «Посидите вы здесь, я выйду распорядиться», и вышел вон. Давыд остался один с Васильком. Начал Василько разговаривать с ним, но в Давыде не было ни голоса, ни послушания: страх обуял его. Посидев некоторое время, Давыд спросил, где же брат (то есть Святополк). Ему отвечали: «Стоит на сенях». «Я схожу за ним, сказал Давыд, вставая, а ты, брат, посиди один», — и вышел вон. В тот же миг люди его бросились на Василька и сковали по рукам и по ногам. Сопротивляться возможности не было; он был один. Потом его заперли и на ночь приставили к нему сторожей.

Наутро созвал Святополк бояр и киевлян и поведал им, что слышал от Давыда, будто Василько убил его брата, а на него сговаривался с Владимиром и хочет также убить и занять его города. Бояре и люди отвечали: «Голову свою, князь, надо тебе беречь; если Давыд говорит правду, Василько должен принять казнь; если он говорить ложь, то даст ответ Богу и примет месть».

Между тем, слух разнесся по Киеву, что происходит на княжем дворе. Проведали игумены и пришли к князю молиться о Васильке. Святополк ссылался на Давыда; он уже сжалился, и ему хотелось отпустить Василька.

А Давыд, боясь теперь Василька еще больше, настаивал на ослепленье: «Если ты пустишь Василька, твердил он, то ни тебе не княжить, ни мне…» И слабый Святополк уступил: «Делай, что хочешь».

Той же ночью скованного Василька отвезли на колах в Звенигород, верстах в 20 от Киева, и посадили в темницу. Он еще не понимал, куда его везут и что с ним будет. Вдруг видит он, что торчин точит нож; только тогда догадался он, что хотят его ослепить, и горько заплакал, возстенал. Вошли посланные, — Сновид Изечевич, конюх Святополка, и Дмитр, конюх Давыда, и стали расстилать на полу ковер. Разостлав, подошли они к Васильку и хотели повалить: в отчаянии он начал бороться, и нельзя было с ним сладить. На подмогу пришли другие; все вместе они повалили, наконец, Василька на пол и связали, потом сняли доску с печи и положили ему на грудь. Сновид Изечевич и Дмитр сели по концам; он рвался и бился из-под них, и не могли удержать его. Тогда сняли другую доску с печи, наложили и сели по концам еще двое; вся грудь у него захрустела, — так придавили они вчетвером несчастного. Подступил к нему торчин, именем Беренди, овчюх Святополка, с ножом в руке, и хотел ткнуть в глаз, — но не попал, а только порезал лицо, рубец видел после на Васильке сам летописец, — он ткнул еще и оторвал зеницу; ткнул в другой раз и оторвал другую зеницу. Василько уже был без чувств. Его вынесли на ковре, положили на телегу замертво и повезли во Владимир.

Дорогой сторожа остановились в городе Здвижени обедать, за мостом, на торговище. Василька, все еще бесчувственного, они стащили с воза и принесли в избу; сняли кровавую сорочку и отдали попадье выстирать. Попадья, выстирав, надела на Василька и начала громко стонать над ним, считая его умершим. Он услышал ее стон, очнулся и спросил: «Где я?» «В Здвижени городе», отвечали ему. «Дайте мне воды». Ему подали. Он выпил, и вступила в него душа, он опомнился, ощупал сорочку и закричал: «Зачем вы сняли с меня мою сорочку кровавую? Я хочу умереть в ней и предстать пред Господом».

Сторожа, отобедав, опять положили его на телегу, потому что путь был труден, и привезли во Владимир на шестой день. Вслед за ним, как будто какой улов уловив, приехал во Владимир и Давыд, посадил его на дворе Вакееве и приставил тридцать человек да двух отроков княжих, Улана и Копчу, стеречь его.

А что делалось в Киеве?

Владимир Мономах, услышав об ослеплении Василька, ужаснулся. Он тотчас послал к Давыду и Олегу Святославичам звать их в Городец (против Киева, близ устья Десны). «Воткнут нож между нами, говорил он. И мы должны исправить это зло, какого не бывало никогда в Русской земле, ни при отцах, ни при дедах наших. Если мы не исправим его, то еще больше зло встанет на нас, и брат начнет убивать брата, и погибнет земля Русская, и враги наши Половцы придут и возьмут все».

Давыд и Олег огорчились не меньше Владимира и, собрав войско, пришли в Городец, где уже стоял в бору Владимир. Все князья вместе послали мужей своих сказать Святополку: «За что ослепил ты брата своего? Если б была какая вина за ним, ты должен был бы обличить его пред нами, — говори, чем он виноват?» Святополк отвечал: «Поведал мне Давыд Игоревич, что Василько убил брата моего Ярополка и хотел убить меня, занять мои волости — Туров, Пинск, Берестье и Погорину; он договорился будто бы с Владимиром, чтобы сесть тому в Киеве, а ему во Владимире; неволя мне была беречь свою голову. Слепил же его Давыд, а не я, и увел к себе». Посланцы возразили на то: «Не оправдывайся тем, что Давыд ослепил его; не в Давыдовом городе он взят и ослеплен, а взят и ослеплен в твоем городе».

Наутро князья собрались переправляться через Днепр, и Святополк уже хотел бежать из Киева, но киевляне не пустили его; им пришла мысль отправить посольство к Владимиру. Всеволожая, его мачеха, и митрополит Никола пришли к нему с такими словами: «Молимся, князь, тебе и братьям твоим; не погубите Русской земли. Если вы начнете рать между собою, поганые обрадуются и возьмут землю нашу, что отцы и деды ваши добыли трудом великим. Они искали чужих земель, а вы хотите потерять свою! Смилуйтесь».