Пятьдесят лет в Российском императорском флоте

Наш прекрасный старший штурман Э.Г. Егерман, совершающий третье кругосветное плавание, руководствуясь лоцией, посоветовал спуститься прямо на юг, к экватору, и, минуя полосу свежего муссона, сделать круг, пройдя штилевою полосою, и затем, обогнув остров Сокотра, вступить в Аденский залив, чтобы избежать противного ветра, хотя бы увеличив расстояние на тысячу миль. Спустившись на юг, мы скоро попали в штилевую полосу, но… увы! наш лаг показывал скорость не более 5 узлов. Что за причина столь малого хода? — спрашивали с мостика в машину. Наконец из кочегарки добились ответа, что уголь, вновь принятый, вовсе не горит и что вместо угля принят какой-то «бенгальский камень». Положение незавидное, простой подсчет показал, что нам до Адена не дойти. Что же делать? Один выход — вернуться и переменить уголь. После недолгих размышлений командир так и поступил, и мы через двое суток возвратились в Коломбо. В гавани встретил нас лейтенант Ф., как бы ожидая нашего возвращения.

Е. И. В. Насл

ѣ

На резкий окрик командира он съежился и, заморгавши глазами, вошел на палубу, притворяясь недоумевающим младенцем. Поставщики отказались взять уголь обратно, ссылаясь на то, что его выбирали сами наши «опытные специалисты» — ревизор и старший механик. Пришлось покупать уголь у другой фирмы, а наш «бенгальский камень» решено было свезти на берег и поручить самому Ф-у продать его за бесценок, если найдутся охотники на это добро. И наша куча с надписью «Monomack’s coal» еще много лет оставалась на берегу.

Началась новая страда — выгружать около 800 тонн угля через узкие трубы угольных ям по маленьким корзинкам. Эта работа при тропической жаре и частых дождях продолжалась около недели. Затем мы приняли новый уголь и дней через 10 вышли в океан. Угольная эпопея отняла у нас 20 дней. В последних числах мая мы вышли в океан, спустились на юг и, пройдя штилевой полосой, обогнули остров Сокотра; на этом круге мы не чувствовали свежего муссона. Уголь горел отлично, и мы шли 12 узлов. На 8-й день прошли Гвардафуй и вошли в Аденский залив, взяв курс на NW. Здесь, под африканским берегом, муссон был ослаблен и дул он не в нос, а в левый борт, давая возможность нести косые паруса, прибавлявшие нам ходу.

На этом пути командир заболел очень серьезно, по отзыву доктора, воспалением легкого; а мичмана болтали, что причиною его угнетенного настроения был инцидент с углем; ему тяжело было разочароваться в избранном им самим ревизоре. Мне и старшему штурману пришлось его заменять. В Адене ему стало лучше, и он вышел наверх. В Аден мы пришли в первых числах июня. Здесь уголь опять пришлось принимать в запас, так как предстоял длинный переход Красным морем с противными (летом) северными ветрами. Дня три мы опять промучились, окутанные угольной пылью, и, вымывшись, пошли дальше в Суэц и Порт-Саид. Проходя остров Перим с его сильными укреплениями, невольно отдашь должную дань разумной, дальновидной политике англичан, сумевших занять все проливы на земном шаре и этим крепко держащих в своих руках все мировое мореплавание.

В Красном море, не встретив ожидавшихся северных ветров, пришли благополучно в Суэц на 7-е сутки. На следующий день, дождавшись своей очереди, мы вошли в Суэцкий канал. На ночь мы стали на якорь в Измаиле и на утро пошли опять каналом, и поздно вечером пришли в Порт-Саид. Здесь, благодаря хорошо организованным артелям туземцев и негров, погрузка угля происходит очень быстро, и в один день мы уже с нею покончили.

Освободившись затем обильным мытьем от угольной пыли и устроив для команды «баню» в импровизированной палатке, мы следующие три дня отдыхали, ничего не делая и спуская команду на берег, чтобы освежить их после томительных переходов и угольной эпопеи в злополучном Коломбо. Почти вся команда успела перебывать здесь на берегу и сделать запасы табаку и фруктов (фиников). Офицеры же покупают так называемые «Каирские» папиросы из египетского табака, который известен по всей Европе, он очень душист и мягок.

Русский консул немец Brun прислал почту, и я получил от жены письмо после долгого промежутка.

20-го июня направились на остров Мальта — опять в английский порт. На четвертый день утром фрегат вошел в обширную, почти круглую гавань города La Valetta. Этот порт, принадлежавший когда-то Мальтийскому Ордену, теперь служит главною стратегическою базою английской Средиземной эскадры. Бросаются в глаза ярко-желтые обрывистые берега (мальтийский известняк), точно выкрашенные охрой, с довольно узкими воротами. Эта природная гавань имеет вид котла, на вертикальных стенках которого лепятся старинные дома, церкви и вообще все городские и портовые постройки. La Valetta представляется городом, сохранившим характер средних веков, а стоящий на рейде английский флот с современными броненосцами являет собой резкий контраст с городом. Здесь рядом как бы совмещены две картины из различных эпох. Военные и морские власти — все англичане, а жители города сохранили свою национальность и свой язык. Пополнив уголь, мы ушли в Кадикс. Все наши переходы Средиземным морем сопровождались ясной, тихой погодой. После того пекла, которое мы испытали в тропиках, и в особенности в Коломбо, здесь мы чувствовали себя прекрасно, точно летом на даче. Приближалось время возвращения в Россию, и я принялся «наводить чистоту» и окраску.

Гибралтар мы проходили на третий день плавания, а на следующее утро, с восходом солнца, вошли в Кадикс. Белый город с крепостными стенами блестел под яркими лучами южного солнца, и мне было приятно вспомнить, как 10 лет назад я был очарован этим живым памятником былого могущества средневековой Испании, с ее гордым поэтическим народом, с красавицами-испанками, боями быков и прекрасными винами… Но теперь при входе на рейд старшему офицеру следует отбросить поэзию: надо заботиться о прозе — скорейшей погрузке угля, чтобы обеспечить фрегату беспрепятственное стремление домой — в родную страну, хотя и бедную, темную, в сравнении с пройденными нами богатыми колониями, но в страну, где нас ждут с нетерпением дорогие нашему сердцу и близкие нам семьи.

Здесь я получил с полдюжины писем от сослуживцев с заказами на вино от Скрыдлова, Пилкина, Бирилева, Нидермиллера, Вирениуса, каждый просил привезти по несколько бочек мадеры, марсалы и испанских вин. Это обычные поручения, получаемые судами, проходящими по «винным портам» на пути в Россию. Для себя я тоже решил взять немалые запасы испанских вин, и на этот раз я сам съехал на берег. Громадные погреба фирмы «La Cave» находятся за городом. Времени ушло много на выбор вина, и только поздно вечером я вернулся в город. Офицеры трунили, что в Кадиксе фрегат наш сел на целый фут глубже от принятой массы вина: для Кронштадтского Морского собрания, Гвардейского экипажа, для своей кают-компании, кроме того, каждый офицер взял для себя по несколько бочонков вина. Здесь были взяты хереса: amontilado, manzanilla, malaga, oporto, pajaretta, lacrima Cristi и др. Мадерой и марсалой мы запаслись в обилии еще на Мальте. Теперь наши трюмы и погреба были битком набиты этим драгоценным грузом.

В письме своем капитан I ранга А.А. Вирениус (он служил в те времена в Морском Техническом Комитете в должности помощника Главного инспектора минного дела) сообщал мне, что я буду назначен помощником Главного инспектора по минному делу на должность, соответствующую чину капитана I ранга. Странно, я еще не вернулся, а меня, не спросив, назначили на «береговую», хотя и высшую должность.

Я готовил себя для чисто морской карьеры, в первое мгновение по получении письма А. А-ча я был недоволен засесть в Адмиралтействе на «береговой» должности, но, теперь окончив сравнительно рано ценз старшего офицера, я рассудил, что корабль 2 ранга получу в командование не ранее, как через 5 лет, и чем эти годы тянуть лямку в кронштадтских береговых экипажах без дела, то лучше жить в Петербурге и занимать почти адмиральскую должность по интересующей меня технике и моей специальности — минного офицера. Во всей дальнейшей моей службе судьба мне покровительствовала: все высшие чины и должности, до начальника эскадры включительно, я получал всегда неожиданно и ранее сверстников.