Психология войны в XX веке - исторический опыт России

Знакомый с десятками случаев самоубийств среди молодых ветеранов, "афганец" Виктор Носатов возмущается тем, что в то время как в Америке существует многолетний опыт "врачевания такой страшной болезни, как адаптация к мирной жизни", у нас в стране не спешат его перенимать: официальным структурам нет дела до участников вооруженных конфликтов и их наболевших проблем. А между тем,

"вирус афганского синдрома живет в каждом из нас и в любой момент может проснуться, - с горечью пишет он, - и не говорите, что мы молоды, здоровы и прекрасны. Все мы, "афганцы", на протяжении всей своей жизни останемся заложниками афганской войны, но наши семьи не должны от этого страдать"{250}.

По данным на ноябрь 1989 г., 3700 ветеранов афганской войны находились в тюрьмах, количество разводов и острых семейных конфликтов составляло в семьях "афганцев" 75%, более 2/3 ветеранов не были удовлетворены работой и часто меняли ее из-за возникающих конфликтов, 90% имели задолженность в вузах или плохую успеваемость по предметам, 60% страдали от алкоголизма и наркомании, наблюдались случаи самоубийств или попыток к ним{251}. Причем со временем проблемы не смягчались. Так, по утверждению журналиста В. Бугрова, опирающегося на сведения созданного в 1998 г. Московского объединения организаций ветеранов локальных войн и военных конфликтов, в конце 1990-х гг. ежегодно до 3% "афганцев" кончали жизнь самоубийством{252}.

Однако, как и в случае с "вьетнамским синдромом", пик "афганского" еще впереди. Пока болезнь загнана внутрь, в среду самих "афганцев". Складывается впечатление, что происходит скрытое противостояние, что общество, отвернувшись от проблем ветеранов войны, ставит их в такие условия, когда они вынуждены искать применение своим силам, энергии и весьма специфическому опыту там, где, как им кажется, они нужны, где их понимают и принимают такими, какие они есть: в "горячих точках", в силовых структурах, в мафиозных группировках.

Должно быть, кому-то выгодно, чтобы они оказались именно там. Одним нужны "боевики", с чьей помощью можно прийти к власти (не случайно в октябре 1993-го "афганцев" активно пытались втянуть в политику и те, кто штурмовал Белый дом, и те, кто в нем забаррикадировался), другим "пугало", на которое легко переложить ответственность за пролитую кровь, переключив внимание общественности с реальных виновников, развязавших очередную бойню. А сами "афганцы" идут на войну, потому что так и не сумели с нее "вернуться". И виноваты в этом не они, а общество, ясно показавшее, что ему на них наплевать. Так, еще в 1989 г. среди "афганцев" было широко распространено настроение, наиболее ярко выраженное в письме одного из них в "Комсомольскую правду":

"Знаете, если бы сейчас кинули по Союзу клич: "Добровольцы! Назад, в Афган!" - я бы ушел... Чем жить и видеть все это дерьмо, эти зажравшиеся рожи кабинетных крыс, эту людскую злобу и дикую ненависть ко всему, эти дубовые, никому не нужные лозунги, лучше туда! Там все проще"{253}.

В тот период, по данным психологической службы Союза ветеранов Афганистана, около 50% (а по некоторым сведениям, до 70%) готовы были в любой момент вернуться в Афганистан{254}.

Сегодня и эти настроения, и приобретенные "афганцами" навыки есть где применить уже в самом бывшем Союзе - в многочисленных "горячих точках". Еще не прошедший "афганский синдром" успел дополниться карабахским, приднестровским, абхазским, таджикским и др. А теперь еще и чеченским, который, как считают специалисты, куда страшнее афганского{255}.

Так, по имеющимся данным на 1995 год, до 12% бывших участников боевых действий в локальных вооруженных конфликтах последних лет хотели бы посвятить свою жизнь военной службе по контракту в любой воюющей армии.

"У этих людей выработались свои извращенные взгляды на запрет убийства, грабеж, насилие, - отмечает руководитель Федерального научно-методического центра пограничной психиатрии Ю. А. Александровский. Они пополняют не только ряды воинов в разных странах мира, но и криминальные структуры"{256}.

Итак, в ряду других последствий (экономических, политических, социальных), которые любая война имеет для общества, существуют не менее важные психологические последствия, когда воюющая армия пропускает через себя многомиллионные массы людей и после демобилизации выплескивает их обратно в гражданское общество, внося в него при этом все особенности милитаризированного сознания, оказывая тем самым существенное влияние на его (общества) дальнейшее развитие. "Психология комбатанта" получает широкое распространение, выходя за узкие рамки профессиональных военных структур, и сохраняет свое значение не только в первые послевоенные годы, когда роль фронтовиков в обществе особенно велика, но и на протяжении всей жизни военного поколения, хотя с течением времени это влияние постепенно ослабевает.

Для общества в целом психологический потенциал участников войны имеет противоречивое значение, соединяя две основных тенденции - созидательную и разрушительную, и то, какая из сторон этого потенциала - позитивная или негативная - окажется преобладающей в мирной жизни, зависит от состояния самого общества и его отношения к фронтовикам. Вся наша история - и современная ситуация в том числе - яркое тому подтверждение.

Часть II.

Российская армия в войнах XX века: историко-психологический портрет

Глава 1.

Рядовой и командный состав армии: особенности психологии

Военная иерархия и социально-групповая психология

Восприятие окружающего мира индивидуально для каждого человека, в этом уникальность личности, неповторимость любого человеческого "я". Но существуют группы людей, которым свойственны те или иные общие черты психологии. Это специфика национальных, социальных и половозрастных категорий, которая имеет место в любых исторических условиях. Помимо влияния социально-демографических факторов, существуют внешние факторы, воздействующие на сознание многих людей, оказавшихся в сходных жизненных ситуациях, они также вырабатывают у них характерные особенности психологии. Во время войны главные различия такого рода имеются у тех, кто живет и работает в тылу, и тех, кто непосредственно воюет с врагом, то есть комбатантов. Среди последних, в свою очередь, можно выделить несколько значительных категорий с присущими им особенностями. Разный отпечаток на сознание накладывает жизнь на фронте (в армии, на флоте) и во вражеском окружении (в партизанском отряде, в подполье, в разведке). Влияние на психологические процессы воюющих людей оказывает ход и характер военных действий (отступление, оборона, наступление; успехи и поражения), а также само место ведения боев (на своей или чужой территории). При этом на разных фронтах в один и тот же момент может складываться разная боевая обстановка, и воздействие "местных" условий по своему значению ничуть не меньше, чем общих итогов военного положения всей армии на данный момент. Напротив, гораздо больше, так как солдат рискует жизнью на своем конкретном участке переднего края и степень этого риска мало зависит от того, что происходит на других. Хотя известие об успехах или неудачах одной из частей неизбежно влияет на моральный дух армии в целом, - разумеется, в зависимости от масштабов событий. Естественно, определенными особенностями отличается психология представителей различных родов войск, рядового и командного состава. Все это составные элементы групповой военной психологии.

Ставя перед собой задачу изучить психологию комбатантов, мы намеренно ограничиваемся рассмотрением психологии собственно фронтовиков, то есть тех, кто непосредственно принимал участие в вооруженной борьбе с врагом на переднем крае. Ведь

"для окопника глубоким тылом считалось все, что находилось дальше медсанбата, а там жизнь текла совсем другая, "кому война, кому мать родна"{257},

- отмечал ветеран Великой Отечественной, писатель-фронтовик В. Кондратьев.

Психология людей из "второго эшелона" во все времена и войны была совершенно иной. Не случайно на фронте так не жаловали "штабных крыс", приписывая им все смертные грехи, часто вполне заслуженно, исходя из своих, "окопных" критериев нравственной оценки человека: "Пошел бы я с ним в разведку или нет". То высокое и не очень начальство, которое появлялось на передовой только в часы затишья и старалось долго там не задерживаться, не могло рассчитывать на авторитет у людей, рисковавших жизнью постоянно, изо дня в день, и не считавших это чем-то особенным. Поэтому, говоря о различном восприятии войны и особенностях психологии рядового и командного состава, мы имеем в виду прежде всего фронтовых солдат и офицеров.