Государство наций: Империя и национальное строительство в эпоху Ленина и Сталина

С первых же дней войны власти Российской империи включились в осуществление массовой программы принудительных депортаций из прифронтовых областей, претворяя в политику то, что военные статистики десятилетиями говорили о населении этих областей ^{402}.

Военные власти наблюдали за принудительной депортацией почти одного миллиона подданных из западных губерний и Кавказа. Так как начало депортаций практически совпало с началом войны, то жестокий и неожиданно затяжной конфликт не мог служить объяснением такой политики.

Разумеется, военные статистики использовали существующие антипольские, антимусульманские и антиеврейские настроения, но при этом переключали их в новый регистр.

Меры по депортации еврейских подданных в годы Первой мировой войны были не просто возрождением старомодного антииудаизма. Напротив, они отражали переход от традиционных стереотипов (антииудаизм) — к новой форме гражданского антисемитизма, не связанного напрямую с религией и не сосредоточенного исключительно на евреях. Совет министров и Генеральный штаб на протяжении 1915 г. спорили по поводу депортаций евреев ^{403}. Спор разгорелся между приверженцами старомодного антииудаизма традиционных бюрократов, стремящихся загнать евреев в гетто, и сторонниками новомодного антисемитизма «прогрессивных» военных, считавших целые слои населения ненадежными в политическом и военном отношении. Именно этот антисемитизм, а не якобы врожденный антииудаизм русского крестьянства (проявлявшийся, например, в погромах) возбуждал насилие против евреев в последующих революционных потрясениях.

Русские власти не ограничивали такие меры территорией своей империи. Основываясь, между прочим, на австро-венгерских переписях населения, русские военные статистики как в специальных секретных анализах, так и в учебниках, долгое время внимательно присматривались к этническому составу Австрийской Галиции ^{404}.

Австро-венгерские военные статистики, фактически, пришли к аналогичным выводам и составили предварительные списки якобы ненадежных «русофильских» подданных ^{405}. С началом войны и австро-венгерские, и русские власти старались в первую очередь изолировать, переселить или сразу расстрелять те слои населения Галиции, которые считали «ненадежными» (русские — для австро-венгров, немцы и евреи — для русских) ^{406}.

Эти меры невозможно оправдать одной лишь военной необходимостью. Они имеют смысл, только если принять всерьез концепцию преобразования населения или внедрения в него элементов, или ликвидируя некоторые элементы. Все чаще угрозы государству назывались профилактическими терминами как угрозы здоровью общества. Русские власти депортировали «ненадежное» население из западного пограничного региона, потому что о нем постоянно говорилось как об «элементе», «губительном», «вредном и опасном для русского народа» — терминология, почти идентичная той, что впоследствии использовалась для оправдания советских «массовых операций» в 1930-х гг. Целью таких мер было воздействие на состав населения, «очищение» регионов от специфических элементов ^{407}. В ходе Великой войны депортация «ненадежных и вредных элементов» стала частью концептуального плана, который описали военные статистики. Выступая в Думе, депутаты призывали к тотальной депортации немцев, пусть даже некоторые из них были русскими подданными. После антинемецких погромов в Москве в мае 1915 г., градоначальник выразил сожаление, что было слишком много императорских подданных немецкого происхождения, чтобы всех их поместить в «концентрационный лагерь» на Средней Волге ^{408}.

Вместо этого Совет Министров направил военных командиров для рассредоточения депортированных (немецких колонистов, еврейских заложников, врагов) по российским губерниям, специально отведенным для этой цели ^{409}. Разумеется, имелся риск, что этот «ненадежный элемент» осквернит ранее однородные и надежные внутренние губернии. В 1915 г. глава штаба Северо-западного фронта генерал М.Д. Бонч-Бруевич написал шефу Ставки Янушкевичу, что русские губернии напрочь осквернены враждебными элементами, и потому встает вопрос о точной регистрации всех депортированных вражеских субъектов, чтобы к окончанию войны ликвидировать бесследно все чуждые элементы ^{410}. Когда большевики в октябре 1917 г. пришли к власти, Бонч-Бруевич стал главой штаба и играл важную роль в создании Красной армии.

Итак, «колонизационная» политика внедрения «надежных элементов» в регионы — или, точнее, политика депортации одних народностей и одновременного вселения других — едва ли ограничивалась Кавказом или Средней Азией, не была она и инновацией большевиков. То, как имперское государство проявило себя в тотальной войне, распространялось на все политическое пространство имперской деятельности, которая ранее ограничивалась или колониальными территориями, или «опасными пространствами» больших городов. Таким образом, режим Российского имперского государства в условиях тотальной войны выработал целый репертуар приемов, воздействующих на население в целом, которые надо было осуществлять в условиях революционного разделения ^{411}. Если Временное правительство изначально склонялось к всеобщему снятию ограничений с тех русских подданных, которых депортировали в отдаленные районы, то вскоре постановило, что только военные власти могут давать освобождение и только в каждом конкретном случае ^{412}. Однако такая карательная политика, основанная на политике населения, не была российской аномалией, а, напротив, представляла собой некую модуляцию общеевропейского феномена.

В десятилетия перед началом Первой мировой войны Германия тоже проводила «государственную политику, отличавшуюся самосознанием, спланированную и направленную на изменение состава народностей некоторых областей Прусского королевства». С этой целью она исторгла десятки тысяч евреев и поляков как «нежелательный элемент» ^{413}. Немецкие власти перенесли эти взгляды и практики на обширные территории, которые они оккупировали в годы Первой мировой войны ^{414}. Проводя программу расчленения Российской империи путем создания псевдосуверенных государств, немецкие власти занялись масштабными этнографическими и статистическими исследованиями местного населения, надеясь использовать Восток как резервуар для «сброса» перемещенного населения ^{415}. Чтобы отгородить это пространство, немецкие прожектеры обсуждали создание этнически чистой пограничной полосы в Польше, очищенной от всех славян и заселенной немцами ^{416}. Чиновники из Ober Ost (нем. — немецкое командование Восточного фронта. — Примеч. пер.) депортировали большие сегменты местного населения и не допустили возвращения сотен тысяч беженцев из России ^{417}. Гамбургский банкир Макс Варбург ратовал в 1916 г. за создание немецких «колоний» в Прибалтике:

«Латышей будет легко эвакуировать. В России переселение не считается само по себе жестоким. Народ к нему привык….Тем чужим [т. е. нерусским] народам, которые имеют немецкое происхождение и к которым в настоящее время так плохо относятся, можно разрешить переселиться в этот регион и основать колонии. Их не надо интегрировать в Германию, но просто присоединить, хоть цементом, чтобы они снова не отошли на русскую сторону» ^{418}.