Украина в русском сознании. Николай Гоголь и его время.

Присутствуют в них и воспоминания о казачестве, его борьбе за веру и «права» (уже цитировавшиеся выше). А если вспомнить, что в изначальном варианте стихотво­рения были строфы о древнерусском периоде:

и о победе Петра Великого над «гордым шведом», то исто­рический образ этой земли оказывается абсолютно пол­ным. Да и вообще, всё это было очень и очень знакомо. И на вопрос поэта:

русский читатель с полным основанием мог ответить: «да, конечно знаю»! Ведь этот образ уже давно стоял перед его глазами.

Понятно, что изображённая Толстым картина этого пре­красного безоблачного края во многом была навеяна дет­скими воспоминаниями: это та страна детства, в которую он так бы хотел, но уже никогда не сможет вернуться. Но вместе с тем этот идеальный мир — ещё и отражение представле­ний о нём русского общества, начиная с литературы путеше­ствий и заканчивая блестящими повестями Николая Гоголя и его картинами прекрасной Малороссии, тоже во многом пребывающими в рамках общей парадигмы.

Творчество Гоголя вобрало в себя предыдущий литера­турный опыт. Скажем, бурсацкого быта, нравов Запорожья или поглощённых страстью к сутяжничеству уездных ма­лороссийских помещиков ещё раньше касался Нарежный, фольклорно-фантастических и бытовых сюжетов — Сомов. Да и в названии гоголевских «Вечеров» прослеживается пря­мая параллель с рассказами Перовского — Погорельского. Впрочем, мотив «вечеров» в литературе того времени был вообще очень популярен [242]. Кроме сочинений Погорель­ского и Гоголя можно вспомнить песенно-стихотворный сборник «Вечера» (1774 г.), «Деревенские вечера» Н. Карам­зина (1787 г.), «Вечерние часы, или Древние сказки славян древлянских» В. Лёвшина (1787-1788 гг.), «Славенские вече­ра» В. Нарежного (литературные вариации на тему Древ­ней Руси, 1809 г.), «Сельские вечера» А. Буниной (1811 г.), «Вечера на Хопре» М. Загоскина (1834 г.), «Святочные вече­ра, или Рассказы моей тётушки» Н. Билевича (1836 г.). Ве­чер — время отдыха после трудового дня — подразумевал задумчивость, неспешный разговор в кругу друзей, в том числе о вещах необычных. Ведь вечер — это плавный пере­ход к таинственной ночи.

Несомненно и фольклорное воздействие: многие образы «Вечеров» — цыган, казак, мужик, чёрт, баба — встреча­лись в народном вертепном театре. Сильное влияние на ха­рактер ранних гоголевских произведений оказали другие люди, в частности товарищи по гимназии и прежде всего один из самых близких его друзей, Герасим Высоцкий. Пер­вый биограф Гоголя П. А. Кулиш указывал, что «товарищи их обоих, перечитывая «Вечера на хуторе» и «Миргород», на каждом шагу встречают слова, выражения и анекдоты, которыми г. Высоцкий смешил их ещё в гимназии» [243].

Также надо помнить, что гоголевские сочинения не «за­крыли» тему живописания Малороссии. Более того, они вызвали новый всплеск интереса к ней — и у читателей, и у литераторов. Фольклорно-этнографические, историче­ские и демонологические сюжеты были широко представ­лены на страницах книг и журналов того времени [244]. В моду даже входят некоторые гоголевские слова и выражения, ну а фразы «Есть ещё порох в пороховницах?» и «Терпи, казак, атаман будешь» из «Тараса Бульбы» вообще ушли в народ. Среди этой литературы были произведения и просто ти­пологически общие с гоголевскими, причиной чему вкусы и настроения эпохи; и те, что появились под непосред­ственным впечатлением от его сочинений (в их числе даже ряд произведений Сомова, появившихся после «Вечеров»); и подражательные. Например, такой характер носили не­которые работы одного из соучеников Гоголя (и притом одарённого литератора) Е. Гребёнки, которого тот даже просил перестать ему подражать [245].

Всё это говорит о том, что Гоголь не просто «попал в струю», но и вложил в этот образ много нового, своего, неповторимого. Это было явление. Его талант создал со­вершенно особый мир, так поразивший читателей и полю­бившийся им. «Все обрадовались этому живому описанию племени поющего и плящущего, этим свежим картинам малороссийской природы, этой весёлости, простодушной и вместе лукавой», — отзывался о «Вечерах» Пушкин, вы­ражая одновременно и общее мнение русской читающей публики. «Вот настоящая весёлость, искренняя, непри­нуждённая, без жеманства, без чопорности» [246].

Любовь, с которой писатель воспевал родной край, легко и ненавязчиво заставила полюбить эту землю и его читателей-великороссов. «Поэтические очерки Малорос­сии, очерки, полные жизни и очарования», — так охаракте­ризовал работы Гоголя Виссарион Белинский [247]. А как по­разило его описание степей! А ведь именно литературный критик Белинский, к чьему слову внимательно прислуши­вались и его единомышленники, и оппоненты, провозгла­сит Гоголя главой русской литературы ещё при жизни са­мого Пушкина!

Под обаяние попали и сами малороссы. Максимович вспоминал, что Гоголь «заставил смеяться весь читающий Русский мир» и «смех (по контексту — весёлость. — А. М.), возбуждённый 20-летним Гоголем, был всеобщий, не зави­симый от знания или незнания Украйны читателями» [248]. Даже многие уроженцы Украины открывали её для себя через Гоголя. Так, В. И. Любич-Романович, тоже выпуск­ник нежинской гимназии, чиновник, поэт и переводчик, позже вспоминал, что именно Гоголь открыл им «мир Малороссии описанием быта полтавских однодворцев и украинских казаков», передавая его в том числе при по­мощи своего образного языка, где в русскую речь были вкраплены малорусские слова и обороты [249]. Кстати, эти последние придавали произведениям Гоголя тот непо­вторимый шарм, который так нравился российской чита­ющей публике.

Кто-то «открывал» для себя Малороссию, кому-то было приятно, что его малая родина засверкала всеми краска­ми в самом зените русской литературы. «Гоголь-Яновский мне особенно по сердцу, — писал поэту Н. М. Языкову (с которым впоследствии Гоголь был в дружеских отноше­ниях, высоко ценя его стихи) видный чиновник и литера­тор В. Д. Комовский, — не говорю уже (я хохол по проис­хождению, хотя ничего малороссийского никогда не видал и не знаю) — не говорю о родственной привязанности ко всему малороссийскому и Малороссии, которая, вы со­гласитесь, есть самый поэтический член России и в гео­графическом, и в историческом отношении» [250]. Эти сло­ва — классический пример того, как действует однажды выработанный образ: Малороссию он не видел и не знает, но считает «самым поэтическим членом России» и судит о ней по гоголевским повестям!

Подвергались сочинения Гоголя и критике. Так, некото­рые указывали на встречавшиеся у него этнографические несообразности: тут как раз давало о себе знать восприя­тие малороссийской тематики как чего-то сугубо этногра­фического. А издатель «Московского телеграфа», историк и литератор Николай Алексеевич Полевой (1796-1846 гг.) писал, что в «Вечерах» «много прелестных подробностей, которые принадлежат явно народу», но упрекал молодого писателя в желании «подделаться под малоруссизм» и даже заявлял: «Вы, сударь, москаль, да ещё и горожанин» [251].