Учебник самопознания

Действительные языковые определения тут лишь второе и четвертое: дух для языковеда советской поры - это моральная, внутренняя сила и истинный смысл чего-нибудь.

Академический "Словарь русского языка" 1985-года, строго следующий в политических вопросах за сталинским словарем Ушакова середины тридцатых, точно так же начинает с психологического определения, неведомо откуда взятого, а собственно дух прячет под четвертым номером. И если вы приглядитесь к нему, то заметите, что и этот словарь, как и Ожеговский, говорит о духе лишь в мифологическом смысле, религиозный же, в частности, христианский, забывает помянуть:

"4. По мифологическим и религиозным представлениям: бесплотное, сверхъестественное существо (доброе или злое), принимающее участие в жизни природы и человека".

И ни слова о том духе, которым был оживлен Адам, и который назван Духом Божиим. Ни слова о Троице: Отце, Сыне и Святом Духе.

Соответственно, ни слова и о том, христианство видит именно Дух Божий тем самым началом, которое определяет действия и поведение человека. На это значение научности и объективности языковедов не хватило.

К счастью, есть и другое языковедение, не столь политизированное, как издание словарей. Словари наши, все-таки, начиная со знаменитого четырехтомного словаря Ушакова, созданного еще в тридцатых годах, стояли на службе новой власти. Ушаковский словарь не зря назывался сталинским. Он решал задачу, как привести изуродованный во время революции русский язык в порядок и соответствие задачам социалистического строительства. Это откровенно заявлялось самими создателями словаря.

Но и все словари решают подобные задачи, только не так явно. Все они насаждают определенные "порядок" и "устроение", определяющие наше мировоззрение. И порядок этот тот, какой нужен создателю, а создателем является научное сообщество на службе Власти и Государства. Поэтому толковые словари всегда решают государственные задачи создания еще одного приводного ремня от Власти к массам. Язык - это определенно орудие управления теми самыми поведением и действиями.

Однако эта задача решается лишь особо надежными избранниками научного языковедческого сообщества, за которыми приглядывают соответствующие органы. Остальные же языковеды вправе заниматься чистой исследовательской деятельностью, и даже могут пытаться о ней рассказать. Последнее не так уж просто даже при желании, потому что исследовать-то ты можешь что угодно, а вот публикация стоит денег, за нее сражаются, и потому пропускают лишь тех, кто заслужил. Поэтому внутри любого научного сообщества существует либо гласная, либо негласная цензура.

И сами ученые очень хорошо знают, о чем не стоит заикаться, чтобы не затравили…

В действительности, в России существует уже немало языковедческих и этнографических исследований, в основном сделанных за последние годы, в которых о духе говорится совсем иначе. В них стоит заглянуть. Но прежде, чтобы сделать их понятными, придется вычистить еще один археологический слой понятий, предваряющий научному - это христианско-библейские представления о духе. Без него многое будет непонятно.

Человек естественнонаучный знает, что для него существует духовность, а вот дух - понятие религиозное, и скорей всего, ложное, придуманное. Откуда такая уверенность? Из воинствующего научного ширпотреба, которым Наука заполняла сознание человечества, когда скидывал Церковь с ее престола.

Приведу лишь один пример такого перелыгания действительного религиозного понятия о духе, состряпанного в самом начале прошлого века немецким философом Бенно Эрдманном по мотивам антропологии Эдуарда Тайлора в книге "Научные гипотезы о душе и теле". Как ни поверхностен созданный им образ, но большинство людей, желающий считаться образованными, предпочитали брать подобные образы целиком, а не исследовать самостоятельно. Значит, таких "понятий" было более, чем достаточно, для выживания в современном мире.

"Мы имеем достоверные указания на то, что первые представления о духовной жизни

были обусловлены наивной материализацией нашего внутреннего мира. Этого рода указания дает историческое исследование значений тех слов, которые служили старинными выражениями для обозначения духовных явлений. Подобные слова мы находим в целом ряде наречий.

Среди индогерманских языков санскритский язык дает выражение atman, греческий язык - слова psyche и pnevma, латинский - animus, anima, spiritus. Все они сводятся к основному значению дуновения, веяния, дыхания. Из семитических языков мы имеем в еврейском слова nephecsh и ruach.

О наивном воззрении древнего еврейства свидетельствуют выражения в начале Ветхого Завета; в повествовании о творении мира говорится: "и создал Господь Бог человека из праха земного и вдунул в лицо его дыхание жизни". <…>

Какие явления при этом для примитивного чувственного наблюдения казались прежде всего решающими, становится ясным, если мы сравним живого человека с человеческим трупом. С последним дыханием замирает жизнь, останавливается кровообращение, исчезает самопроизвольное движение и повышенная температура. В умершем, следовательно, отсутствуют дыхательные движения и теплота тела.

Только что приведенные этимологические данные свидетельствуют о том, что среди этих признаков жизни для примитивного наблюдателя решающим являлся наиболее очевидный признак прекращения дыхания. Но понятно, что к этому признаку легко и часто неотделимо присоединялись и все остальные…

Вполне понятно также, что подобные примитивные воззрения перешли в область создающей мифы фантазии первичного религиозного и затем художественного сознания, и она ввела их на свой лад в верования и культы, затем в поэзию, в скульптуру и живопись"

Не знаю, будут ли удивлены современные ученые, пишущие о душе, скажем, как этнографы или языковеды, что они ни на шаг не отошли от этого образа, созданного во второй половине девятнадцатого века. Настолько не отошли, что нисколько в нем не сомневаются, когда пишут свои труды, даже если сами испытывали клинические смерти и видели свое тело со стороны…

Это часть научной картины мира, и пока ты в ней, сомнение невозможно, потому что это лишь названо гипотезой исходно, когда писалась первая буква, но к концу превратилось в бесспорную истину, которая рассеяла тьму религиозного мракобесия…

И ведь бешеная сила заложена в этой несложной картинке! Мы все, в большей или меньшей степени, считаем, что именно так и обстоят дела в действительности. А все наши метания и поиски - проявления веры, то есть сомнительны! Ибо не соответствуют природе. Однако вопрос: как такой несущественный довод, как то, что душе было дано имя, производное от дыхания, мог превратить ее в фантазию?

Все ученые говорят: встретимся где-то в семь - полвосьмого. Стоит ли из этого сделать вывод, что времени не существует, а в действительности это лишь фантазии о пространстве?

У человечества постоянно не хватало слов для обозначения того, что ему открывалось. И оно не изобретало новые слова, а использовало имеющиеся, чтобы хоть как-то сделать понятным, что говорится. Весь бред науки о том, что примитивные - право, мне уже стыдно, что я к ним отношусь! - видели всего лишь трупное окоченение, а говорили, что ушла жизнь, видели прекращение дыхания, а говорили об уходе души, - есть лишь попытка нагадить в полуполный стакан и сделать его полупустым.

Предки видели уходящую душу и говорили: душа - это то, с чем уходит дыхание. Хочешь, назовем ее именем производным от дыхания, и тогда будет понятно, о чем идет речь? И называли. Но не придумывали! И я не спорю с учеными, и не выстраиваю контраргументов, я просто издеваюсь: если ты хоть раз был вне тела, все потуги рассуждать о том, чего не знаешь, можно называть хоть наукой!