Загадочная русская душа на фоне мировой еврейской истории

В этом варианте могут быть подварианты. Первый. Сыновья убивают отца, чтобы открыть себе путь к матери. Сестры изгоняются и образуют сестринский клан. Пока без объяснений назовем его сестринским кланом второго рода (пассивным). Второй: сыновья убивают отца, сестры изгоняются, инцест братьев с матерью. Мать стареет, сестры изгнаны, остается братский клан второго рода (пассивный). Пояснения – ниже.

2. Сыновья убивают мать. Причина: инцест матери с сыновьями, ревность, исходящая из этого между сыновьями. Известно, что первичный позыв со стороны сыновей к матери – со времен Фрейда – аксиома. Если представить себе, что мать пошла на инцест с сыновьями, не пугайтесь, я о первобытной семье, то последствия будут следующими. Я уже говорил, что у матери по сравнению с отцом очень сильна любовь к детям. У детей к матери – то же. По сей день, здоровенные молодые мужики умирают на фронте со словами: мама. Поэтому сексуальная и родственная любовь объединяются и многократно усиливаются. Фрейд, наверное, даже доказал бы, что сыновне–материнская и сексуальная любовь почти одно и то же. Степень ревности равна степени любви, поэтому они убивают мать–любовницу и освобождаются. Но переживания их не сравнятся с переживаниями по поводу убийства отца, на которые ссылается Фрейд. Тут мы не станем его дополнять, и примем его версию: братья объединяются на этой потрясшей их основе, отказываются от женщин, возводят мать в богиню и переносят на богиню и свои чувства любви, и «позднего» раскаяния, отождествляют ее с каким–нибудь животным, переносят на него понятие тотема и вводят табу на инцест, уходят из своей семьи–тотема, перенося на тотем понятие невозможности иметь половые связи внутри тотема. В общем, читайте Фрейда, там все подробно описано на многих страницах (приложение).

Не думаю, чтобы Фрейд не заметил возможности такого развития событий, он просто не захотел его развивать в угоду патриархату и богам–мужчинам. Однако скажем о последствиях. Братский клан, возникший на убийстве и съедении матери–любовницы, повторяется в жертвоприношении ей, богине, жертвенного животного и съедении его вместе как бы с нею, а жизнь продолжается. Такие братские орды, крепко спаянные общим преступлением, могут расширить и укрепить свой гомосексуализм, о чем и Фрейд говорил, могут остановиться на онанизме, но могут обратиться и к другим женщинам. В силу застарелой любви к матери другие женщины не стоят ее мизинца. Поэтому их не уважают, почти всегда воруют или покупают. Используют с долей злобы, оставляют у себя на постоянную «работу» на условиях, которые написаны в Домострое, в иудаизме, мусульманстве, христианстве, то есть в мужских религиях, каковые сегодня только и остались на земле. Естественно, наследование имени идет по мужской линии, ведь женщина ничто, машина родильная, запертая в светелке. Помните о кавказских обычаях имитировать воровство невест или осуществлять его взаправду? Помните традицию покупать невест у мусульман? Помните обычаи у мусульман и кавказцев даже не садить за праздничный стол женщин, а кидать им недоглоданные кости? Тут и многостаночный метод рождения наследников – мусульманский гарем – к месту. Кто–нибудь достаточно разумно объяснил все это? Неразумное объяснение будет выделено ниже, в выписке из БСЭ «Матрилокальный брак».

Обратим еще раз внимание, что описанный случай ведет к радикальному, наследственному предотвращению инцеста и связанного с ним вырождения таких «братских» кланов, обновлению «крови» через «чужеродных» женщин. Все их сексуальные стремления экзогамичны, то есть, направлены не вовнутрь тотема, а наружу, к внетотемным брачным связям. Что и требовалось доказать, как говорят математики. 

Добавим к изложенному, что никто не объяснил старческое послеклимаксное сексуальное влечение женщин, достаточно широко известное. Данным примером это объясняется, как подсознательный остаток у убитых и съеденных праматерей в полном соответствии с теорией психоанализа Фрейда. Ничего не известно о жизни одиноких матерей со стареющим сыном–холостяком, хотя таких случаев достаточно. Сослуживцы такого сына–холостяка знают, что мать в нем души не чает, ухаживает как за маленьким мальчиком, а сын не замечает ни под каким видом хорошеньких сослуживиц. 

3. Дочери убивают и съедают отца на основе ревности друг к другу из–за инцеста его со всеми ими. Тот же самый случай, что и с братьями, только что описанный, произошедший на основе их инцеста с матерью. Поэтому описывать его можно короче. Тут все соответствует предыдущему случаю, за исключением персонажей. Единственное, что можно сказать, это то, что я не могу столь же высоко оценить степень их переживаний, как это было в братском клане. Одно могу сказать, что отцы, как правило, очень любят дочерей, но это как–то затушевывается в повседневной жизни, скрадывается, прикрывается афишируемым ожиданием наследника–сына, как продолжателя рода не по любви, а по законоустановлению, которое, собственно, мужики и выдумали. Дочери, в свою очередь, как правило, очень любят отцов, до того иногда, что даже мать ненавидят. Примеров тому – уйма. Поэтому, может быть, я могу сказать, что переживания дочерей, убивших отца из–за ревности по договору между собой, будут тоже очень сильны, но так как эмоции женщин выскакивают наружу сильнее, нежели мужские, то и последствия их в целом будут одинаковыми, что и в предыдущем случае, то есть потрясающие для них.

Последствия этого случая, кроме бога–мужчины, табу на инцест, создание тотема, сестринского клана на основе лесбийской любви, мастурбаций как частных случаев, жертвенной трапезы, как воспоминания об убийстве. Главным же последствием является появление так называемых амазонок, то есть, женщин–воинов, живущих кланами, да таких, что все древние поэты–мужики пишут о них с содроганием и плохо скрытой завистью. И амазонки этого стоили. Они воровали мужчин и использовали их по прямому назначению. Причем мужчины были у них точно на таком же положении, как и они сами в братском клане, пришибленные, унижаемые. Что с них возьмешь, это же настоящий матриархат, а не тот непонятный нам, невразумительный, о каком сквозь зубы упоминают историки и социологи, тут же обрывая самих себя, не объяснив ничего, как следует. 

Я буду цитировать не поэтов, а строго научные данные. Итак, Фрейд, полагая, что описывает братский клан: «Жертвенная трапеза была, таким образом, первоначально праздничным пиром соплеменников согласно закону, что совместно есть могут только соплеменники. В нашем обществе трапеза соединяет членов семьи, но жертвенная трапеза ничего общего с семьей не имеет. «Родство» старше, чем семейная жизнь. Самые древние из известных нам семей постоянно обнимают лиц, различными родственными узами. Мужчины женятся на женщинах из чужого клана, дети наследуют клан матери, между мужем и остальными членами семьи нет никакого родства. В такой семье нет совместных трапез. Дикари едят еще и теперь в стороне и в одиночку, и религиозные запреты тотемизма относительно пищи часто делают для них невозможной совместную еду с их женами и детьми». Господи, какая же беспомощная фраза у великого Фрейда, везде отличающегося таким точным, выверенным языком, не упускающим из виду ни одного оттенка мысли, не отразив его. А тут об отце семейства «дикари едят». Что за мысль скрывается за словами «самые древние из известных нам семей постоянно обнимают лиц»? Что за «различные родственные узы»? Почему «мужчины женятся на женщинах чужого клана», а «дети наследуют клан матери»? Как так, в своем мужском клане «между мужем и остальными членами семьи нет никакого родства»? Прямо жалко мужика Фрейда. Вот если бы его фраза относилась к клану амазонок, тогда было бы все хорошо, понятно однозначно. Но он же в своих книгах ни разу даже не упоминает об амазонках. Это он, повторяю, пишет все о братском клане.

Притом, Фрейд это пишет о современных дикарях, которых видели своими глазами его современники. Значит еще и сегодня у дикарей есть матриархат в истинном его понимании. Чтобы окончательно сбить меня с толку, Фрейд продолжает: «С все увеличивающейся ясностью проявляется стремление сына занять место бога–отца. С введением земледелия поднимается значение сына в патриархальной семье. Он позволяет себе дать новое выражение своему инцестуозному либидо, находящему свое символическое выражение в обработке матери–земли. Возникают образы богов Аттиса, Адониса, Фаммуза и других духов произрастания и в то же время – молодых божеств, пользующихся любовной склонностью материнских божеств и осуществляющих инцест с матерью назло отцу. Однако, сознание вины, которое не могут заглушить эти новые творения, находит себе выражение в мифах, приписывающих этим молодым возлюбленным матерей–богинь, короткую жизнь и наказание кастрацией или гневом бога–отца, принимающего форму животного. Адониса убивает вепрь, священное животное Афродиты; Аттис, возлюбленный Кибеллы, погибает от кастрации (выделено мной). Оплакивание и радость по поводу воскресения богов перешли в ритуал другого сына–божества, которому предопределен был длительный успех». Вы что–нибудь здесь поняли? Я – нет. Беспомощная фраза, какие–то темные намеки, вопросы и утверждения одновременно. Поэтому оставляю эту фразу пока без рассмотрения, но ненадолго, я еще вернусь к ней, ниже, когда приведу достаточно материала для ее анализа и критики.