Золотой век амазонок

Стоит обратить особое внимание на то, что старинные авторы, описывая африканских амазонок и передавая предания американских индейцев, относили этих воинственных женщин к "белой" расе. Из этого нередко делался вывод, что и африканские и американские амазонки обязательно являлись выходцами из Европы или Азии. Однако полагая, что для подобного мнения существовала реальная основа, можно без труда дать ему другую интерпретацию. На самом деле, светлая кожа в данном случае указывает на высший общественный класс. Как справедливо — хотя и по другому поводу — замечал сэр Ричард Бартон: "Общественное положение связано с различиями в цвете кожи; чем выше сан, тем она светлее… Вожди светлее подданных даже у негров Центральной Африки". Легкое ослабление смуглости кожи может быть воспринято черным или меднокожим населением как "белизна". Итак, предание как будто бы свидетельствует о том, что, во всяком случае на относительно ранней стадии развития, в Африке и Америке существовала особая каста воинственных женщин, причем иногда с ней связывалась идея о принесении себя в жертву. Они, подобно ленапе, "женскому" племени Северной Америки, и изуродованным созданиям из Центральной и Южной Африки, а также из Малой Азии античных времен, занимали позицию, сходную с позицией козлов отпущения.

Капитан Джон Адамс писал о Конго в 1823 году: "Одним из условий, позволяющих женщине попасть в разряд жречества, является целомудренный образ жизни и отказ от мирских удовольствий". Подобное отречение от мира вне сомнения было характерно для дагомейских амазонок в начале их существования, а также, возможно, и для царицы в регионе Белого Нила. По крайней мере, один из португальских миссионеров писал, что "соседи видели в царице абиссинских амазонок богиню". То же самое рассказывали и о таинственной основательнице второго золотого города Америки, загадочной неуловимой Добайи, которую безуспешно и старательно искали Васко Нуньес де Бальбоа и его последователи на Панамском перешейке. Ряд легенд утверждает, что Добайя жила в начале времен и была матерью бога, сотворившего солнце, луну и все прочее, представляя собой по сути дела верховную богиню природы. Другие говорили, что она была могущественной индейской принцессой, укрывшейся среди гор, построившей прекрасный город, собравшей много золота и заслужившей славу своей мудростью и военной удачливостью. После смерти она была возведена в божественное достоинство и почиталась в злотом храме. Предания настаивали на существовании тайного и богатого храма, посещавшегося соседними касиками и их подданными, жертвовавшими золото и рабов для жертвоприношений. Пренебрежение этими обрядами влекло за собой засуху, самую ужасную из всех кар Природы. Еще дальше к югу в письме императору Карлу V Нуньо де Гусман рассказывают примерно ту же историю, но уже о бразильских женщинах-воительницах (бывших "белее прочих женщин").

Тем не менее девственное состояние воительниц вне всяких сомнений существенно для религиозной идеи. Анжело Моссо, писавший о минойском времени на Крите, отличным образом замечает: "Жрицы были теми матерями и девами, которые посвятили греческий народ в религию красоты". Но это была уже следующая стадия. Нередко жреческое государство могло проповедовать воздержание от брака, однако требовать личных жертвоприношений. Так, вне сомнения, обстояло дело с поклонниками Астарты. На подобное положение дел намекают уже процитированные нами, записанные Страбоном любопытные предания, о том же свидетельствует и легенда об американских амазонках, удалившихся в горные пещеры в общество одного только старика, которому они служили. "Брак" с королями Дагомеи и Видаха мог бы иметь церемониальное значение, если видеть в этих монархах жрецов-царей (потомков племенного божества). В этой связи можно отметить приведенное сэром Ричардом Бартоном описание восемнадцати танси-но, женщин-фетишей Дагомеи, ухаживавших за могилой царя. Им сопутствовал оркестр, составленный из рожков и погремушек (всегда и везде связанных с магией и заклинаниями), они носили имя "Королевских Духов" и считались родственницами короля. Они служили земными заместителями женской свиты, которую в прежние времена отправляли в могилу вместе с королем. То, что дагомейская династия относилась к числу современных, никоим образом не обесценивает сей факт, ибо короли и народ наследуют свои обычаи с незапамятных времен. Другой интересной подробностью являлось то, что эти черные амазонки, выходя из дворца, всегда посылали перед собой маленькую девочку с колокольчиком, чтобы простые смертные могли вовремя убраться с дороги привилегированных женщин, напоминая нам о процессиях весталок в классические времена. Не следует забывать и о том, что, по преданию, амазонки из Термодона обитали в эфесском святилище. Павсаний четко свидетельствует об этом, хотя и противоречит преданию о том, что святилище это было основано самими амазонками. Оставляя в стороне все вопросы, связанные с Фемискирскими амазонками, мы можем предположить, что некоторые из жриц и их прислужниц в той или иной мерс владели воинским искусством: они одновременно служили богине и охраняли ее. То, что сама Артемида еще сохраняла восточную репутацию воительницы, кажется нам вполне вероятным, если учесть, что в аттическом Авлосе ей были поставлены две статуи — одна в обличье охотницы, другая держала два факела, символизирующие не чистый огонь возвышенных страстей (обыкновенно обозначавшийся единственным факелом), но боевые сигналы.

Следует мельком коснуться еще двух вопросов: связи амазонок с солнцем и луной, а также с каннибализмом. Страбон является для нас основным авторитетом, давшим описание находившегося на Кавказе святилища лунного бога и храма Афродиты Апатуры, в то же время все греческие авторы дружно утверждали, что амазонки почитали Артемиду (Астарту) и пользовались щитами в виде полумесяца. В Африке доступные нам сообщения связывают женщин-воительниц с богом солнца, о чем свидетельствует использование ими змеиных шкур, эмблем в виде аллигатора и черепахи, а также связь с Гором. Однако Птолемей указывает на существование в Центральной Африке Лунных гор, причем располагающихся примерно в том регионе, где помещались амазонки Абиссинии и Белого Нила. В Америке связь с почитанием луны обнаруживается как через легенды, так и через амулеты плодородия, изготовленные из зеленых камней. В горах, окружающих верховья Амазонки, тем не менее, можно отыскать высокие вершины, на которых расположены храмы с символами солнца и луны, ряд гор носят многозначительные названия — Дом Солнца, Седалище Солнца и так далее.

Связь с каннибализмом не столь однозначна, кроме как на Дальнем Востоке. Некоторые греческие авторы утверждают, что амазонки Термодона пили из человеческих черепов, а многие из азиатских легенд считают обитательниц женских поселений пожирательницами мужчин. Однако само это выражение — "пожирательницы мужчин" — с одной стороны, намекает на коварство женщин, а с другой — живописует их боевые возможности. Армия, уничтожающая врага, "съедает" его, как стая саранчи. В этом смысле "съесть" мужчин, возможно, означало уничтожить их, стереть с лица земли, хотя следует признаться в том, что, по всей видимости, первоначальное употребление слова ничего другого и не подразумевало. Так, вне сомнения обстояли дела в Африке. Греки же обыкновенно использовали по отношению к женщинам другой, более мягкий эпитет — "мужеубийца". Восточные легенды, связанные с Цейлоном, с великими лесами Индии и с воображаемым Эль-Вак-Вак, явным образом подразумевают, что антропофагия была привычным для женщин занятием. Следы каннибализма сохранила для нас по крайней мере одна из американских легенд, в которой мать помещает своего больного сына в тесный мешок и затягивает, придавая его телу прекрасные очертания, что свидетельствует о чем-то большем, чем простое человеческое жертвоприношение, ибо помещение в мешок нередко являлось синонимом "пожирания". Каннибализм до сих пор существует в этой части континента, где одно из племен обладает удивительным способом — и обычаем — извлекать из трупов кости, а потом сохранять тела, высушивая их и уменьшая в размере. Кроме того, в Андах существует обычай совершения ритуальных человеческих жертвоприношений с целью обрядового помазания, он сохранился, должно быть, с доинкских времен, поскольку этот таинственный народ не был сторонником деяний подобного рода. Не следует забывать того, что каннибализм имеет религиозное значение, хотя в некоторых частях света он мог возникнуть по причинам экономического характера. Дело здесь не всегда в удовлетворении собственного голода, стремлении к пороку или даже в проявлении мести. Существовало, например, представление о том, что, поедая врага, человек приобретает его силу, а дух усопшего превращается в некое подобие мелкого духа-хранителя. По этой причине черепа врагов сохранялись и выставлялись на высоких шестах над хижинами и так далее, как свидетельствует Геродот в отношении диких тавров. Их даже кормят, а "Охотники за головами" с острова Борнео вставляют сигарки в высушенные губы, чтобы привести этих призрачных хранителей в доброе расположение духа.