На исходе дня. История ночи

Несмотря на таящиеся в ночи опасности, поразительно много людей, по необходимости или по собственному желанию, покидали насиженное место у домашнего очага. На картинах Арта ван дер Неера и Адриана Броувера мы видим их силуэты, еле заметные в лунном свете, — закутанные фигуры идущих и беседующих друг с другом в ночной тиши людей. Голландский школьный учитель Давид Бекк летним вечером 1624 года «прошел Гаагу вдоль и поперек» и обнаружил «при полной луне… много народу на улице». Когда поздней ночью в ноябре 1683 года нонконформист Оливер Хейвуд проповедовал в сельской местности Йоркшира, «Господь послал множество народу на многие мили, хотя стояла ночь и было темно и скользко». Точно так же в Новой Англии современник писал о детях, которые привыкли темными ночами преодолевать нелегкий путь в «две или три мили через густой лес», чтобы попасть на молитвенные собрания².

Однако верно и то, что после наступления темноты некоторые ни за что не отваживались выходить из дому. Даже после того как комендантский час был отменен, в ночные путешествия не позволяло пускаться благоразумие. «Ночь — время, когда следует быть дома», — говорили в Португалии³.

Йоркширский йомен Адам Эйр поклялся «никогда более не выходить ночью из дому». Из-за боязни грабителей и «плохого» ночного воздуха Джеймс Босуэлл пообещал себе «всегда быть дома рано, несмотря ни на какие соблазны». Но подобные обеты выдерживались недолго, поскольку зачастую они были следствием каких-нибудь неприятных происшествий, а не укоренившегося отвращения к ночным походам. Дербиширский врач Джеймс Клегг, после того как однажды вечером был сброшен собственной лошадью, решил впредь «возвращаться домой в более подходящее время или оставаться на ночь» у пациентов. Но через несколько недель, возобновив свои вечерние визиты к больным, он уже не придерживался своих решений⁴.

Люди доиндустриальной эпохи, соприкасаясь с миром природы, черпали свои знания из мира традиционной крестьянской культуры, питаемой как языческой, так и христианской идеологией. Нельзя переоценить ту роль, которую играли связанные с ночной порой верования и опыт. В 1730 году поэт с презрением писал о «пустых понятиях, традицией рожденных, среди простолюдинов». Некоторые обычаи передавались из одной местности в другую коробейниками, проповедниками, менестрелями, но немало традиций произрастало и на родной почве. В семьях пользовались мудрыми заветами прошлых поколений, совершенствуя тайные умения, с помощью которых можно было передвигаться по опасным местам в любое время суток, иногда даже на большие расстояния. Естественно, обычаи несколько различались в зависимости от местности, как различались этнические и религиозные группы населения. И все же, несмотря на эти — иногда очень тонкие — отличия, существовал весомый пласт коллективных ценностей, умений и привычек, присущих сообществам раннего Нового времени. Практически везде в ночную пору люди делали все не так, как того требовала традиция мира видимого. «Разное время и разные места требуют различного поведения», — заметила Сара Каупер. И ночь в этом смысле не была исключением⁵.

II

Еще Аристотель и Лукреций говорили о робости, охватывающей ночью маленьких детей. Психологи утверждают, что ребенок впервые демонстрирует инстинктивный страх темноты в возрасте около двух лет. Волнения, дремавшие в нем с рождения, пробуждаются вместе с осознанием окружающего мира. Нет никаких оснований полагать, что эта стандартная схема детского поведения была иной в ту эпоху. Рассказывают, что древние спартанцы заставляли своих сыновей проводить целый вечер среди гробниц, чтобы побороть страх. «Люди боятся смерти, подобно тому как дети боятся ходить в темноте», — заметил Френсис Бэкон⁷.

В период раннего Нового времени детские страхи, по мнению родителей, служили благим целям. Вместо того чтобы успокоить ребенка, взрослые, как правило, старались усилить их боязнь, рассказывая сказки о чем-нибудь сверхъестественном, что отчасти выдавало их собственные тревоги. «Сказки усугубляют естественный страх ребенка», — отмечал Бэкон. Реджинальд Скот, писатель елизаветинской эпохи, рассказывал о «служанках наших матерей»: «Они так запугали нас бродягами, духами, ведьмами, горбунами, эльфами, колдуньями, феями… что мы теперь боимся собственной тени». Были еще истории про похищения, убийства и воровство. Так, в XVII веке Изабелла де Муэрлоос, девушка из бельгийского города Гента, была напугана историей о «человеке в длинном плаще, о котором говорили, что он ищет первенцев», чтобы убивать их. А призрак одноглазого солдата в королевском карауле помогал дисциплинировать юного Людовика XIII (1601–1643). Как утверждали противники такого метода воспитания, чтобы добиться от ребенка послушания, родители и слуги внушали ему ужас, рассказывая истории про привидений, которые охотятся за непослушными детьми. «Как только кто-то захочет утихомирить ребенка, — жаловался голландский автор Якоб Кате, — в ход сразу идут всякие выдумки: привидение, призрак, дух мертвеца». Некоторые родители в качестве наказания запирали детей в темных чуланах или разыгрывали явившихся за ними злых духов. Голландец Константейн Хёйгенс, нарядив в черную одежду куклу, пугал ею свою маленькую дочь. Отец Филиппа де Строцци во Франции XVI века однажды постучал в дверь комнаты сына и заговорил с ним «измененным жутким голосом». Родитель хотел проверить, насколько сын храбр. Филипп выдержал испытание — отец, получивший удар по лбу, был вынужден ретироваться, «поклявшись, что больше никогда не будет так пугать сына ночью»⁸.

Подобные примеры дают богатую пищу для тех историков, которые описывают семью Нового времени без всякой симпатии, как репрессивный институт, лишенный искренних человеческих чувств. Однако если мы согласимся с таким выводом, то проигнорируем одно очень важное обстоятельство. Хотя страшные истории порой использовались, чтобы призвать детей к порядку, они в то же время выполняли и важную воспитательную функцию. Особенно ночью дети должны были быть настороже. В эту, в общем, неграмотную эпоху с помощью сказок, а также баллад и поговорок традиционно передавались советы относительно того, как следует быть осмотрительным. К примеру, в «Трактате о воспитании девочек» (Traite de VEducation des Filles; 1687) французский священнослужитель Фенелон описывает нянюшек, которые внушают «детям глупую боязнь привидений и духов», тем самым выражая собственные суждения о том, «к чему дети должны стремиться, а чего избегать». Посетивший Сицилию путешественник также писал о «суеверных родителях, няньках и других подобных учителях», которые распространяют всякие сказки про ведьм. В большинстве этих историй не было ничего абстрактного или далекого от жизни. Многие излагали ужасные деяния местных привидений и колдуний, точно указывая те места, где детям нельзя оказаться ночью. Жан Поль рассказывал, что его отец, школьный учитель, «не упускал ни единого случая поведать нам истории о призраке или о какой-нибудь глупой выходке, о которых ему доводилось когда-либо слышать или которые, как говорят, случались с ним самим». Но, в отличие от многих взрослых, отец «сочетал в себе, наряду с твердой верой в их истинность, также и твердость характера»⁹.

Немаловажным фактором воспитания ребенка было желание постепенно приучить его к темноте. Для того чтобы собирать дрова или ягоды, а также присматривать за скотиной, требовалось по вечерам выходить из дому. Гравера Томаса Бьюика, выросшего в Нортумберленде, отец посылал «ночью со всевозможными поручениями». «Быть может, — размышлял Бьюик, уже став взрослым, — то, что я часто пребывал в темноте один, помогло мне справиться с этой боязнью»¹⁰. Некоторые поручения придумывались нарочно. Автор произведения «Диалоги о чувствах, привычках и привязанностях, свойственных детям» (Dialogues on the Passion, Habits, and Affections Peculiar to Children; 1748) советовал родителям: «Вы должны придумывать небольшие поручения как бы случайно, чтобы отправить ваше чадо куда-нибудь в темноте, но только ненадолго; отрезок времени следует постепенно увеличивать, по мере того как растет храбрость ребенка». Однажды Томаса Холкрофта, сына сапожника, отправили ночью на дальнюю ферму. Позже он вспоминал, как шел, «время от времени спотыкаясь». Отец же с товарищем тайно следили за ним на расстоянии. Парень вернулся домой целый и невредимый: «Наконец я благополучно добрался до дому, довольный, что избавился от своих страхов, и в душе ликовал по поводу достигнутого успеха»¹¹.