Записки о Петербурге. Жизнеописание города со времени его основания до 40-х годов X X века

Умолк рев Норда сиповатый.

Закрылся грозный, страшный взгляд...

Начиналось новое столетие, и Петербург встречал его с надеждой и радостью.

Романтический Петербург

Картинки юродской жизни. В Летнем саду. «Когда народ пробудился...» Поколение победителей. Литературные собрания. Новые интересы офицерства. Рыцарственный Милорадович. «Ночная княгиня». Наводнение 1824 года. Четырнадцатое декабря. Конец прекрасной эпохи

Где мудрость светская сияющих умов? Где твой Фалерн и розы наши?

К. Н. Батюшков. «К другу»

Начнем рассказ о Санкт-Петербурге XIX столетия с описания обыденной жизни города, с того, что происходило на его улицах и площадях.

Что ж мой Онегин? Полусонный,

В постелю с бала едет он:

А Петербург неугомонный Уж барабаном пробужден.

Встает купец, идет разносчик.

На биржу тянется извозчик,

С кувшином охтинка спешит.

Под ней снег утренний хрустит.

Проснулся утра шум приятный.

Открыты ставни; трубный дым Столбом восходит голубым,

И хлебник, немец аккуратный,

В бумажном колпаке, не раз Уж отворял свой васисдас.

(А. С. Пушкин. «Евгений Онегин»)

Светский молодой человек возвращался с бала, когда в городе начиналась утренняя деловая жизнь. Купцы в

Гостином дворе открывали лавки, приказчики-зазывалы, стоя у дверей, привлекали покупателей забавными шутками, расхваливая свой товар, а то и тянули в лавку, предлагая оценить выбор. Дома на главных улицах пестрели вывесками. Запрещено иметь вывески лишь лавкам, в которых торговали нижним бельем, и гробовщикам.

Открывались многочисленные кофейни, мастерские и магазины. Уличные торговцы-лотошники предлагали разнообразные товары: от материи, галантереи и украшений до пирожков, апельсинов и сбитня. На улицах появлялись бродячие артисты: здесь можно было увидеть шарманщика с сурком, маленький театр марионеток, кукольника с бойким Петрушкой.

Зимой на улицах в павильонах-грелках горели костры. Эти павильоны, построенные в екатерининское время, были спасением для кучеров, по нескольку часов поджидавших своих хозяев, для извозчиков, полицейских, дежуривших на улицах. «Русские, живущие в Петербурге, кажутся южанами, осужденными жить на севере и, выбиваясь из сил, бороться с климатом, который совсем не привычен... Простонародье в России совсем иных привычек: кучера зимою ждут по десяти часов близ ворот и не жалуются; они ложатся на снег под повозки и ведут образ жизни неаполитанских бедняков на шестидесятом градусе географической широты. Вы видите их расположившимися на ступенях лестниц, как немцы на своих перинах. Иной раз они спят стоя, прислонившись к стене головою...

Русские вельможи... — южане по своим привычкам. Надо посмотреть на их дачи, построенные на острову, образуемом Невою, в обводе самого Петербурга. Южные растения, благовония Востока, азиатские диваны украшают их жилища. Огромные оранжереи, где зреют плоды всех стран, создают искусственный климат. Обладатели этих дворцов стараются уловить каждый луч солнца, пока оно видно на горизонте», — вспоминала французская писательница Жермена де Сталь, побывавшая в России в 1812 году.

С наступлением весны на Неве появлялось множество рыбачьих лодок, улов продавали тут же, на набережных. А летом открывался сезон речных прогулок. За небольшую плату можно было нанять нарядное суденышко с гребцами и музыкантами. Гребцы одевались празднично: на них голландские куртки и белоснежные рубашки, шляпы украшены перьями. «Хоры песенников, то есть гребцы и полковой хор, то сменялись, то пели вместе, а музыканты играли в промежутке. Шампанское лилось рекой... громогласное „ура“ ежеминутно раздавалось» (М. И. Пыляев. «Забытое прошлое окрестностей Петербурга»).

Обычно команда суденышка состояла из двенадцати гребцов и музыкантов. Владельцем этой праздничной флотилии было Адмиралтейство. С открытием судоходного сезона жизнь в городе заметно оживлялась. Лодок на реках и каналах Петербурга было не меньше, чем экипажей на улицах. Рыбаки предлагали свой улов: невских лососей, стерлядь, угрей. А те, кто хотел устриц и прочих диковинок, отправлялись на Биржевую набережную. Там у пристани продавалась снедь, доставленная в Петербург морем.

Неподалеку от Стрелки Васильевского острова, возле Академии художеств или у Синего моста на Мойке можно было увидеть немало любопытного. В этих местах собирались люди, желавшие найти работу, и наниматели. Кого здесь только не было: садовники, кучера, няньки, лакеи, мастера со всех концов империи. Здесь же шла торговля всякой всячиной. Вот мужик остановился возле попугая; птица стоит сто рублей — цена неслыханная!

— Да за что же так дорого?

Продавец объясняет, что попугай умный и ученый, умеет говорить.

На следующий день мужик пришел с огромным петухом и встал рядом с продавцом попугая. На вопросы любопытных он отвечал, что цена петуху тоже сто рублей.

— Неужели твой петух говорит?

— Нет, но он тоже очень умный — все время что-то думает.

Такие истории становились городскими анекдотами.

По традиции в дни царских торжеств на площадь перед Зимним дворцом выставляли туши жареных быков и бочонки с вином для угощения народа. Праздничное веселье простонародья вызывало у придворных, наблюдавших за ним из Зимнего дворца, немало смеха. Любимым зрелищем горожан были торжественные выезды царской семьи. На них сбегалось смотреть множество людей. Когда льстецы указали на такую толпу во время выезда Екатерины II, она проницательно заметила: «На медведя еще больше собирается поглазеть». Действительно, «медвежий театр» — древнее и любимое зрелище на Руси. Дрессировка медведей была традиционным промыслом крестьян Сергачевского уезда Нижегородской губернии. Они в основном и были артистами, приводившими медведей в столицу. Вот отрывки из объявления о предстоящей «медвежьей забаве» в «Санкт-Петербургских ведомостях». Заметьте, с каким вдохновением пишет о ней журналист: «Привели крестьяне в город двух больших медведей отменной величины, которых они искусством своим сделали столь ручными и послушными, что многие вещи те (медведи. — Е. И.) по приказанию исполняют, а именно: 1) встают на дыбы, присутствующим в землю кланяются и не встают, пока им приказа не будет; 2) показывают, как хмель пьется; 3) на задних лапах танцуют и подражают судьям, как те сидят за судейским столом; 4) берут палку и маршируют, подражая солдатам; 5) ходят как карлы и престарелые и как хромые ногу таскают; 6) как сельские девы смотрят в зеркало и прикрываются от своих женихов; 7) допускают каждого на себя садиться и ездить без малейшего сопротивления; 8) подают шляпу хозяину и барабан, когда козой играет (в маске козы. — Е. И.)».

В объявлении перечислено двадцать два цирковых номера. А «хозяин при каждом из действий сказывает замысловатые поговорки, которые тем приятней и смешней, чем больше сельской простоты в себе заключают. Все вышеупомянутое показано будет в праздничные дни в карусельном месте, что против церкви Николая Чудотворца».

Во время гуляний на святках ряженые в медвежьих шкурах исполняли номера из этих представлений. О другой медвежьей забаве сообщал И. Г. Георги: «А летом бывает по воскресеньям при Егерском дворе травля медведей. Медведи привязаны на длинные веревки, и вокруг стоящие зрители за небольшую плату травят на них собак своих». Он же описывал зимние развлечения петербуржцев на льду Невы и ее берегах: «Здесь недалеко от Зимнего дворца постраивали ежегодно две публичные горы на Неве. Сие увеселение так нравится народу, что и простые женщины, и молодые люди лучшего состояния в нем участвуют. Некоторые столь искусны, что спускаются с горы без санок на ногах или на коньках. Нева почти покрыта вокруг гор людьми, каретами и санями, ибо большая часть жителей приезжает туда, чтобы увидеть оное».