Шесть дней Яд-Мордехая

Теперь она потеряла все - свою страну, семью, ребенка, мужа. Она была одинокой в чужой стране среди чужих. Она закричала. То был истерический крик горя и крушения всех надежд. Женщины, сгрудившиеся в этом тесном, жарком убежище, не могли вынести этих криков. Они бросились успокаивать ее, но никому не удалось утешить Веред, жизнь которой была полностью разбита. Наконец, Доре пришлось сделать ей инъекцию снотворного.

Из Нир-Ама, где был расположен штаб Пальмаха, Гершон с беспокойством наблюдал за ходом сражения. Кибуц, который он так хорошо знал, чьих детей он спасал, был охвачен огнем. По тому, как ослабевал артиллерийский огонь, он знал, что вновь начинается пехотная атака. Ответный огонь защитников немного успокаивал: казалось, он не стихал, несмотря на атаки, следующие одна за другой.

Когда артиллерийский обстрел начался в пятый раз, Гершона вызвали в штаб на совещание. Под непрерывное дребезжание стекол, офицеры пытались решить, чем можно помочь осажденному кибуцу. Гершону предложили дать оценку обстановки.

"Я хорошо знаю расположение их укреплений и знаю людей Яд-Мордехая, сказал он. - На них можно положиться, они будут бороться до конца. Они лучше других кибуцов, лежащих на главном шоссе, подготовлены к тому, чтобы удержать египтян. Им надо отдать все, что у нас есть".

Полковник Наум Сариг, командующий войсками Хаганы в Негеве, признал стратегическое значение Яд-Мордехая; сейчас кибуц сдерживал основную силу египтян, не давая возможности двинуться на Тель-Авив. Но полковник не располагал ни лишним оружием, ни людьми. Половина его отряда из 800 человек находилась в нижнем Негеве. Вторая половина была распределена в этом районе между пятнадцатью поселениями; солдаты занимались эвакуацией детей и охраной коммуникаций. В своем распоряжении он имел всего лишь два взвода - шестьдесят человек, - предназначенных для подкрепления.

В то время, когда они обсуждали этот вопрос, радист принес еще одно донесение из Яд-Мордехая.

18.30. Пятая атака под прикрытием пулеметов, минометов и тяжелой артиллерии отбита. Шестнадцать убитых и двадцать раненых. Нет места, чтобы их уложить. Доктор выбился из сил. Нам необходима помощь и немедленно.

"Мы это сделаем, - решил полковник Сариг. - Мы пошлем один взвод. Это все, что в наших силах; было бы ошибкой послать всех людей в осажденное место".

"А как насчет раненых?" - спросил Гершон.

"Ты знаешь не хуже меня, что все грузовики теперь заняты эвакуацией детей, - ответил полковник. - Половина детей Яд-Мордехая все еще находится в Рухаме; если бы они могли выбрать, они бы предпочли, чтобы мы, прежде всего, вывезли детей. Египтяне могут начать бомбардировку Рухамы в любой момент".

Гершону пришлось согласиться с этим.

Взвод, предназначенный для поддержки кибуца, в большинстве своем состоял из иммигрантов, недавно прибывших в страну. Они были слабо обучены и не имели никакого опыта в войне. Они не прошли закалки в дорожных схватках, как те молодые ветераны, которыми командовал Гершон. Вооружение их составляли винтовки, пулеметы "стен" и автоматы. Они должны были захватить с собой столько боеприпасов, сколько каждый был в состоянии унести. Гершон велел Иошке, хорошо знакомому с местностью, полями провести их к кибуцу, как только зайдет луна.

К началу сражения не было никаких планов относительно захоронения убитых. Никто не подумал и о том месте, где можно было бы временно поместить павших до тех пор, пока появится возможность их похоронить. Когда Егуди Розен, один из членов расчета "шпандау", был убит в первые же минуты боя, санитары принесли его в убежище к доктору. После того, как был установлен факт его смерти, тело вынесли наружу, где оно снова было поражено осколками бомбы. Лейб Дорфман и Алекс решили тогда укрыть убитых в прачечной, которая кое-как была защищена от обстрела небольшим холмиком.

На второй день вечером, как только начало темнеть, Алекс и Тувия пригласили к себе Лейба, чтобы решить вопрос о погребении. Они решили использовать для этой цели небольшое убежище, предназначенное для штаба и разрушенное в первое же утро артиллерийским огнем. Надо было только снять поврежденную железную крышу и использовать уже готовую яму для братской могилы.

Залмана и еще одного мужчину попросили помочь Лейбу и другим санитарам. Двадцати мужчинам и женщинам, ближайшим друзьям погибших, было разрешено присутствовать на похоронах, несмотря на случайные минометные выстрелы. Были здесь и обе вдовы - Батия, которая обошла все окопы в поисках мужа, и Ализа, чей муж, Мейлах, был убит в это утро на посту 2. Женщины уговорили Веред не ходить на похороны. Они хотели скрыть от нее, что от тела ее мужа остались для погребения всего лишь часть руки и одна нога.

Ализа рано утром получила известие, что Мейлах ранен и засыпан песком. Бой разгорался все ожесточеннее, и в течение нескольких часов не было больше никаких сообщений. Все эти часы она удивляла остальных женщин своей выдержкой. Ее беспокойство, а позже - горе, как это случается очень редко, обратились в нечто положительное. Раньше ее товарищи и не подозревали, что она способна проявлять такую нежность, - однако сейчас она вся лучилась заботливостью и материнством. Она ухаживала за ранеными, она беспокоилась о связных, под обстрелом бегущих через траншеи.

Подойдя к своему мертвому мужу, она опустилась на колени, сняла с него часы и залитый кровью патронташ. "Ему эти патроны больше не понадобятся, а кибуцу они еще нужны", - сказала она и отдала патронташ товарищу. Она провела рукой по рыжим волосам убитого, поцеловала его в губы и помогла перенести к могиле. Залман, стоявший в яме, принял тело.

Самые изувеченные были завернуты в простыни, других хоронили в их грязной, покрытой пятнами рабочей одежде, которую они носили в окопах. Довику послужило саваном его покрывало, по поводу которого он шутил за несколько минут до смерти.

Семеро из тех, кто погибли, не были женаты; шестеро оставили вдов, которые находились вместе с детьми за пределами кибуца. Друзья, пришедшие проститься с погибшими, стояли молчаливо, без слез. Одна женщина вдруг шагнула вперед и поцеловала грязные, неприкрытые лица тех, чьи вдовы еще не знали о том, что стали вдовами. Ализа и Батия бросили традиционную горсть земли в братскую могилу. Присутствующие не стали ждать, пока похоронная команда закончит работу. Вереницей, молча они шли по траншеям. Смрад, исходящий от неубранных трупов египетских солдат, преследовал их повсюду; горе, страх и отчаяние - все смешалось в их сердцах.

Десять часов вечера. Убежище, где находился штаб, было переполнено. Вчерашнее правило, по которому в штабе могли находиться только командиры, группа радистов и ответственные за склад с оружием, было нарушено: легко раненых пришлось перевести сюда в штабное убежище. Теперь, когда с наступлением ночи стих артиллерийский обстрел, сюда пришли женщины навестить раненых, пришли и мужчины с разных постов за новостями.

В одном углу Комитет обороны проводил совещание. Залман - секретарь кибуца, и Дина, весь день исполнявшая обязанности то сестры милосердия, то связной, присоединились к Рубену, Алексу и Тувие. Пытаясь сохранить свои планы в тайне, они говорили шепотом.

Однако все находившиеся в убежище, настаивали на своем праве принять участие в совещании. Они имели право голоса во всех делах кибуца с тех пор, как собрались все вместе. Они не отказывались от своих демократических прав, когда решался вопрос - строить ли новые дома, покупать ли сельскохозяйственные машины. Как они могли отказаться от них теперь, когда стоял вопрос о жизни и смерти?

Один за другим приходили с донесениями командиры постов, вызванные на совещание. Потери были известны всем; несмотря на это, они упомянули о них. Не считая легко раненых, которые сами наложили себе повязки и вернулись обратно в окопы, двадцать человек вышли из строя. Шестнадцать были убиты. К началу боя было 114 мужчин и мальчиков. Тридцать шесть убитых и раненых - это означало, что треть всех сил вышла из строя; на самом же деле, если брать в счет только эффективных бойцов, то боеспособных осталось около половины. О состоянии вооружения рапортовал Натек. Имелось достаточное количество ручных гранат, но было израсходовано более половины всей амуниции для различных видов оружия. Эти остатки в дальнейшем сократились из-за итальянских и чешских винтовок, оказавшихся почти непригодными. Но истинным бедствием при столь скудных запасах оружия явилась потеря двухдюймового миномета. Он был разбит в этот день после полудня на посту 1, в самый разгар артобстрела.