Москва, Токио, Лондон - Двадцать лет германской внешней политики

Попытка покушения

Период, последовавший за предоставлением СССР долгосрочного кредита и визита делегации германских промышленников в Москву, был одним из самых спокойных и самых приятных из пяти лет, проведенных мной в русской столице. Моя уверенность в том, что тесные экономические отношения будут способствовать созданию гармоничных политических отношений между Германией и Россией, подтвердилась. Однако эта атмосфера спокойствия была вскоре нарушена драматическим инцидентом.

В полдень, в субботу 5 марта 1932 года мне позвонили и сбивчивым голосом проинформировали, что в советника нашего посольства герра фон Твардовски было произведено несколько выстрелов и что он серьезно ранен. Я немедленно отправился в госпиталь, чтобы увидеться с Твардовски которому только что сделали рентгеновский снимок руки. Две кости левой руки были раздроблены пулей, и необходима была операция. Хотя он сильно страдал от боли и шока, но тем не менее продемонстрировал огромное мужество и присутствие духа.

Вскоре появились Крестинский и начальник германского отдела Narkomindel Штерн и принесли извинения от имени советского правительства за покушение на жизнь Твардовски и мою, поскольку уже было установлено, что убийца намеревался выстрелить в меня и что Твардовски стал жертвой ошибки преступника, который был схвачен ГПУ сразу же после покушения. Вот как это произошло.

Твардовски возвращался домой из посольства, и когда он оказался у оживленного перекрестка, где его машина была задержана плотным потоком транспорта, какой-то молодой человек выстрелил через заднее стекло его машины, целясь Твардовски в голову, но, к счастью, пуля лишь слегка задела его. Твардовски инстинктивно поднял руку, которая и была прострелена второй пулей. Быстро наклонив голову, Твардовски, избежал трех последующих пуль, выпущенных хладнокровно и точно. Они лишь прошили окно в нескольких дюймах от головы советника. После чего убийца бросился к машине и попытался убить Твардовски последней пулей, однако его револьвер дал осечку, и нападавший был арестован на месте преступления несколькими сотрудниками ГПУ, которые, к еще большему счастью, случайно проезжали на своей машине мимо. Задержанный оказался молодым студентом по фамилии Штерн.

До позднего вечера я был занят обычной рутинной работой, которую повлек за собой этот инцидент. К счастью, Твардовски сравнительно быстро оправился от своих ран, хотя потребовалось еще несколько операций, и прошли годы, прежде чем его рука полностью зажила.

У меня состоялась серьезная беседа с Крестинским, и я настоятельно просил его обязательно провести расследование этого инцидента и информировать меня о дальнейшем развитии событий. У меня не было сомнений, что советское правительство выполнит свою обязанность задержать и наказать преступника. Я чувствовал, что власти сделают это не столько из уважения к дружественной державе, сколько из-за того, что Штерн совершил преступление против Советского Союза, поскольку было очевидно, что предпринятая им попытка убийства имела политический характер, а не личный. Я сделал все возможное в данной ситуации, настоятельно убеждая Крестинского немедленно уладить некоторые острые вопросы, чтобы успокоить германское правительство. Я также телеграфировал в МИД, посоветовав спокойно дождаться конца расследования, прежде чем предпринимать какие-либо решительные шаги. Поздно вечером я побывал на собрании членов германской колонии. Жившие в Москве немцы, узнав об этом инциденте, готовы были удариться в панику и боялись, как бы не начались массовые немецкие погромы.

Однако по-настоящему важным и интересным аспектом данного инцидента стали, скорее, вызванные им сложности политического характера. Политические убийства в России - дела запутанные и сложные, они превратились здесь в почти освященный веками институт. Эти убийства лучше, чем что-либо другое, отражают извилистый, запутанный процесс мышления, столь характерный для славянского ума. Наиболее распространенная ошибка, которую обычно совершают западные наблюдатели, - предположение, что подобные убийства совершаются для того, чтобы уничтожить человека, которого убийца рассматривает как врага или помеху. На самом деле зачастую бывает как раз наоборот. Заговорщик и его шайка часто рассчитывают, что убийство, которое они совершат, вызовет некую реакцию, ожидаемые последствия которой и есть их настоящая цель.

Когда Столыпин был убит в киевской опере, он был убит не революционером-одиночкой, желавшим освободить Россию от преступника, но тайным агентом полиции, который хотел спровоцировать правительство на принятие определенных репрессивных мер в отношении революционного движения. Когда один из моих предшественников в Москве граф Мирбах был убит в 1918 году, сей акт был совершен отнюдь не твердокаменным большевиком, ненавидевшим представителя реакционной милитаристской Германии, но злейшим врагом большевистского правительства, социал-революционером, чьей целью было свержение советского строя, поскольку он рассчитывал, что на убийство своего представителя германское правительство отреагирует объявлением войны Москве.

Сама идея заговора против моей жизни не была для меня новостью, поскольку я часто получал письма с угрозами, особенно, что казалось довольно странным, после заключения кредитного соглашения. Анонимный автор писал, что за машины, покупаемые в Германии, будет заплачено русским зерном и что в результате в России появится еще больше голодающих. Таким образом, когда этот человек, Штерн, предпринял свою попытку убрать Твардовски, моей первой мыслью было, что какой-то недовольный гражданин намерен поставить свое правительство в трудное положение. Я еще сильнее убедился в этом, когда стало известно, что Штерн был исключен из Komsomol'a - коммунистической молодежной организации, и что это была озлобленная личность, которой с самого начала было трудно управлять.

ГПУ в своем расследовании исходило из этих фактов, однако был в этом деле еще один - и довольно важный - запасной путь, по которому пошли компетентные органы. Они обнаружили, что в этом заговоре участвовал второй человек, по фамилии Васильев. И Штерн, и Васильев тщательно подготовились к своей акции и в течение нескольких недель следили за всеми посетителями посольства из окна здания, расположенного как раз напротив нашего посольства в Леонтьевском переулке. И особенно внимательно изучали они мои Привычки, и в частности время моего прибытия в офис и отъезда с работы. И лишь благодаря тому, что в ту роковую субботу я уехал из посольства на десять минут раньше, чем обычно, я остался жив.

Однако ГПУ считало, что здесь замешано еще и польское посольство. Факт этот был якобы установлен, и потому мне сообщили, что и Штерн, и Васильев поддерживали связь с польским посольством и антигерманскими кругами Польши.

В дальнейшем было заявлено, что в качестве посредника выступал шофер, возивший Твардовски, поляк, работавший в посольстве на протяжении десяти лет. Таким образом, мотив, которым руководствовались оба преступника, был ясен: путем убийства посла они хотели втянуть Советский Союз в конфликт с Германией и были поддержаны в своих действиях антигерманским подпольным движением в Польше.

Я энергично протестовал против попытки втянуть нашего шофера-поляка в это явно состряпанное дело, поскольку знал, что он был надежным и порядочным парнем. И я проследил, чтобы подобные утверждения были отброшены. Более того, я не поверил и в историю о польском заговоре и сразу нанес ответный визит своему польскому коллеге Патеку, который посетил меня в этой связи.

Совершенно по-иному о подоплеке этого покушения было рассказано в книге германского коммуниста по фамилии Альбрехт, идеалиста, много лет проведшего в России. Он служил Советскому Союзу на неполитическом посту - в качестве инспектора лесного хозяйства. Лишившись иллюзий и почувствовав отвращение, он, подобно многим другим немецким коммунистам, вернулся в свой старый фатерланд и написал интересную и разоблачительную книгу размером около 600 страниц под названием "Предательство социализма".