Эксодус (Книга 3, 4 и 5)

Ее проводили в крохотную камеру. Вместе с ней в камеру прошел надзиратель, и дверь снова заперли на замок. Надзиратель открыл маленький волчок в стене.

- Вы будете разговаривать с ним через вот это отверстие, девушка, - сказал надзиратель.

Карен кивнула и посмотрела в волчок. По ту сторону стены она увидела две камеры: в первой сидел Акива, а во второй - Дов, оба в кроваво красных одеждах. Дов лежал на своем топчане и смотрел в потолок. Карен видела, как к его камере подошел какой-то надзиратель и отомкнул ее.

- Встать, Ландау!- рявкнул надзиратель. - К тебе пришли на свидание.

Дов поднял книгу с пола, раскрыл ее и принялся читать.

- Оглох, что ли? К тебе пришли на свидание.

Дов перелистал страницу.

- Встать, говорю! Кто-то хочет тебя видеть.

- Мне надоели эти ваши послы. Передай им от моего имени, пускай убираются к...

- Это не наш, а твой. Это какая-то девушка, Ландау.

Руки Дова крепко стиснули книгу. Сердце бешено заколотилось.

- Скажи ей, что я занят.

Надзиратель пожал плечами и подошел к волчку.

- Он говорит, что никого ему не надо.

- Дов! - закричала Карен. - Дов!

Ее голос гулко пронесся по камере смертников.

- Дов! Это я, Карен!

Акива нервно смотрел в сторону камеры Дова. Дов стиснул зубы и перевернул еще одну страницу.

-Дов! Дов! Дов!

- Да поговори ты с ней, парень, - заорал Акива. - Не отправляйся на тот свет молча, как по милости моего братца отправлюсь я. Поговори с ней, Дов.

Дов отложил книгу и встал с топчана. Он знаком велел надзирателю отомкнуть дверь камеры. Затем он подошел к волчку и заглянул в него. Он увидел в отверстии только ее лицо.

Карен посмотрела в его холодные, голубые и злые глаза.

- Мне осточертели все эти хитрости, - сказал он кисло. - Если тебя подослали сюда, чтобы ты мне тут начала хныкать, то лучше уходи отсюда сразу. Я у этих гадов не стану просить милосердия.

- Как ты со мной разговариваешь, Дов?

- Да ведь тебя же подослали. Я знаю.

- Никто меня сюда не послал. Клянусь тебе в этом.

- Тогда зачем ты пришла?

- Я просто хотела повидаться с тобой.

Дов стиснул зубы, чтобы не потерять самообладание. Ну, зачем она пришла? Он чуть не умирал от желания дотронуться до ее щеки.

- Как ты себя чувствуешь, Дов?

- Хорошо... вполне хорошо.

Воцарилось продолжительное молчание.

- Дов... ты тогда правду написал Китти или ты просто просто хотел, чтобы...

- Я написал правду.

- Мне просто хотелось знать.

- Вот ты и знаешь теперь.

- Да, знаю. Дов... я скоро покину Эрец-Исраэль. Я еду в Америку.

Дов пожал плечами.

- Пожалуй, мне не нужно было приходить. Ты уж извини.

- Да чего там. Я знаю, тебе хотелось доставить мне приятное. Вот если бы я мог свидеться с моей девушкой, это было бы действительно приятно. Но она Маккавейка и не может прийти на свидание. Она одних лет со мной, ты знаешь?

- Да, знаю.

- Ну, все равно. А вообще ты хорошая девушка, Карен... ч... э... э..., вот ты уедешь себе в Америку, там ты и постарайся забыть обо всем. Желаю тебе счастья.

- Я, пожалуй, пойду теперь, - тихо сказала Карен. Она выпрямилась. Дов не повел и бровью.

- Карен!

Она быстро обернулась.

- Э... мы с тобой как никак друзья; давай, если надзиратель не возражает, пожмем друг другу руку на прощанье.

Карен протянула руку в отверстие, Дов крепко схватил ее, прижавшись что было силы лбом к стене и закрыл глаза.

Карен быстро схватила его руку и потянула ее к себе.

- Нет, - вырвалось у него. - Нет, нет! - но его рука была уже на этой стороне.

Она прильнула к его руке губами, затем прижала се к щекам, снова к губам, обливая ее слезами. Затем она исчезла.

Дверь его камеры захлопнулась, и Дов грохнулся на топчан. Он за всю свою жизнь не помнил случая, когда бы из его глаз лились слезы. Но теперь ничто не могло их удержать. Он повернулся спиной к двери, чтобы ни Акива, ни надзиратель не могли видеть его лица и тихо, но от всей души, расплакался.

Барак Бен Канаан сопровождал в качестве представителя Ишува ЮНСКОП в разъездах комиссии по стране, во время которых она собирала данные. Ишув с гордостью знакомил комиссию с достижениями в деле освоения страны, устройства бездомных беженцев; с успехами кибуцов, заводов и новых городов. Члены ЮНСКОП были поражены контрастом между еврейской и арабской частью населения. После инспекционной поездки комиссия приступила к открытому опросу, в ходе которого каждой из сторон предоставлялась возможность изложить свои претензии.

Бен Гурион, Вейцман, Барак Бен Канаан и другие вожди Ишува ярко и в высшей степени убедительно доказывали благородные цели и справедливость еврейских требований.

Арабы же, и в первую голову Высший арабский совет, которым заправляла клика Хуссейни, развернули злобные демонстрации против Организации Объединенных Наций. Они преградили комиссии доступ в целый ряд арабских городов, где царила страшная нищета, а хозяйство велось в нечеловечески трудных, первобытных условиях. Когда приступили к опросу, арабы официально объявили ему бойкот.

Чем дальше, тем яснее становилось для ЮНСКОП, что среднего пути в Палестине быть не может.

Если исходить из соображений одной только справедливости, то Объединенные Нации должны были решить все дело в пользу евреев, однако необходимо было принять в соображение и вес арабских угроз.

Евреи уже давно дали согласие на всякие компромиссы и даже на раздел страны, но они очень опасались создания в Палестине нового гетто вроде Черты оседлости.

Покончив с инспекционной поездкой и с опросом, комиссия ООН стала собираться в обратный путь, чтобы уже в Женеве сделать более обстоятельный анализ собранных данных, пока специальный подкомитет изучал лагеря для перемещенных лиц в Европе, где в безвыходном положении все еще сидело около четверти миллиона евреев. Затем только комиссия должна была представить Генеральной Ассамблее ООН соответствующие рекомендации. Бараку Бен Канаану снова поручили поехать в Женеву и продолжать там свою работу в качестве советника ЮНСКОП.

Незадолго до отъезда в Женеву он вернулся в Яд-Эль, чтобы провести хоть несколько дней в Сарой, которая, несмотря на его частые отлучки, все никак не могла к ним привыкнуть. Точно так же она не привыкла и к отлучкам Иорданы и Ари.

Ари и Бен Ами были как раз в кибуце Эйн-Ор, где находился штаб Палмаха в долине Хулы. Они приехали в Яд-Эль на прощальный ужин, Иордана тоже пришла из Ган-Дафны.

В продолжение всего вечера Барак был задумчив. Он почти не говорил о ЮНСКОП, о предстоящей поездке и вообще о политике. Это был довольно угрюмый ужин.

- Вы, верно, все слышали, что миссис Фрэмонт собирается покинуть Палестину, - сказала Иордана, когда ужин подошел к концу.

- Нет, я не слышал, - ответил Ари, скрывая удивление.

- Да, она уезжает. Она уже сообщила об этом доктору Либерману. Она заберет с собой эту девушку, Клемент. Я так и знала, что она сбежит, как только по-настоящему запахнет гарью.

- А почему бы ей не уехать? - сказал Ари. - Она американка, в Палестину она приехала исключительно из-за девушки.

- Ей вообще нет до нас дела, - резко бросила Иордана.

- Ну, уж это неправда, - заступился Давид.

- Чего ты всегда за нее так заступаешься, Давид?

- Она очень милая женщина, - вмешалась Сара Бен Канаан, - и мне она очень по душе. Она не раз проезжала мимо и всегда заезжала ко мне. Она очень много сделала для этих детей, и они души в ней не чают.

- Нет уж, пусть лучше уезжает, - упорствовала Иордана. - Это, правда, скандал, что она увозит с собой девушку, но она так ее вымуштровала, что теперь даже не скажешь - еврейка ли она вообще.

Ари встал и вышел из дома.

- Какая у тебя противная привычка всегда уколоть Ари! - сердито выговорила ей Сара. - Ты же знаешь, что он к ней неравнодушен, да и милейший она человек...!