Сталинский СМЕРШ. Лучшие спецоперации военной контрразведки

— Товарищ старший лейтенант, в третьей роте полицай, — сообщил Костя Титову.

— Откуда сведения?

— Во второй роте служит Карнаухов. Он опознал полицая, но говорить о нем боялся… Поделился об этом с нашим доверенным лицом.

Костя назвал фамилию осведомителя «Ваня».

А дальше Карнаухов замкнулся. Ни слова более. Все же «Ваня» его расшевелил, раскочегарил… И тот рассказал: полицай этот по фамилии Слюсаренко — убийца. Карнаухов боится этого полицая — вдруг он его признает. Карнаухов прибыл в батальон с новым пополнением. После потерь части на Днепре и в корсунь-шевченковском окружении немцев батальон пополнился новыми людьми. Среди них были Карнаухов и Слюсаренко.

В разговоре с Титовым Карнаухов признался:

— Боюсь его. Встречался с ним раз, но он мог запомнить… Правда, военная форма преображает человека. Но кто знает…

— Расскажите все, что вам известно об этом человеке, — предложил Титов. — Кто он?

— Петр Слюсаренко — полицай, не рядовой… Точно он — не ошибаюсь. Такого гада не забудешь, — уверенно произнес Карнаухов. — Меня хотел вербовать немцам помогать…

— Получилось?

— У него — нет.

— Поподробнее, пожалуйста.

— С самого начала?

— Конечно.

— Белобилетник я. Служить мне не довелось. А вот когда наши первый раз в феврале мой город Богодухов освободили, меня и загребли.

— Как это?

— Ну, призвали меня. Никакого военкомата тогда у нас еще не было. Брали прямо в часть. Тогда многих так взяли. Винтовку в руки и в бой. Обученный ты или уже послужил — такое никого не интересовало. Нас даже не переодевали, пошли в своем гражданском. Тогда и молодых выбрали. За два года оккупации шестнадцатилетние подросли… Уже для войны годились. Только не обученные были. Сколько их, молодых, необученных, полегло тогда, в том феврале… Кто считал… — произнес с горечью Карнаухов.

— Вы же белобилетник. Сказали так, — заметил Титов.

— Так-то оно так. Врач в части медосмотр делал… Сказал: «Руки-ноги есть, винтовку в руках удержишь — иди воюй!» Документы мои забрали. Сержант, наверно, писарь, сказал; «Маленький — автоматчиком будешь!» — ростом я не вышел… Но воевал, стрелял по немцам. Не в первом бою, а на третий день ужалило меня… в ногу. Что делать? — в госпиталь определяться не стал. Дом мой, вот он, рядом. Кое-как доковылял до хаты. Вскоре немцы поднажали — наши отступили. И снова остался я под немцем. Ранение-то пустяковое. На мне быстро заросло. Работал я на кожзаводе, слесарил. Тогда все взрослые в городе работали, кто где… — поспешно заявил Карнаухов. — Иначе в полицию загремишь. Там с возрастом не считались. А молодежь почти всех в Германию угоняли, работать. И вот летом, уже в сорок третьем, вызывают меня в полицию. В комнате этот гад Слюсаренко сидел за столом. Разговор — один на один.

Картина той встречи в полиции предстала перед Карнауховым четко, зримо.

— Ты, Карнаухов, перед немецкой властью сильно провинился. Воевал против них. Стрелял, — начал Слюсаренко.

— Не я один.

— Разговор о тебе. Был ты в гражданской одежде — считай, партизан. А это что? Виселица по тебе скучает. Должен искупить свою вину перед властью.

— Как это?

— Послужишь ей — только тайно. Будешь агентом.

— Не согласный я на такое…

— А это еще посмотрим! — сказал с угрозой Слюсаренко. — Даю тебе неделю на размышление. Через семь дней придешь сюда в это же время. Сам. Или тебя потом приведут. А виселицу в центре города видел? Стоит она, родимая, — никто ее не отменил.

Об этом Карнаухов рассказал Титову, замолчал, как бы сделал передышку, затем продолжил:

— Главное не во мне — я маленький человек. Главное, Слюсаренко — палач! — заявил Карнаухов.

— Рассказывайте, и, пожалуйста, факты.

— Будут вам и факты. Дал мне Слюсаренко неделю подумать… Что делать, я не знал. Стал за ним присматривать. Одного дня вижу: вывел Слюсаренко из полиции молодого парня. Лицо в синяках, одежда порванная, руки сзади стянуты проволокой… Подсадил полицай этого партизана на повозку, бросил туда лопату. Выехали они на Пушкинскую улицу. А это известная дорога на кладбище… Я за ними, в их направлении… Само собой, поодаль от ихней повозки. Подъехал Слюсаренко к кладбищу. И я туда добрался — смотрю, дальше что… Павел Слюсаренко повез партизана в кладбище, прихватил и лопату. Ясное дело — зачем… Затаился я в кустах. Сколько время прошло, не знаю… Может, целый час. Выстрел услышал… Вернулся Слюсаренко один. С лопатой только. Бросил ее на повозку. Сам сел и поехал. Я тихо-тихо пробрался к могилам. На краю кладбища старые окопчики, еще сорок первого года, неглубокие, уже осыпались… На одном земля свежая… Холмика не было. Убил, гад, человека и то место, где закопал бедолагу, сровнял с землей. Ясно, палач Слюсаренко. Кат! — подвел итог рассказанному Карнаухов.

— Почему вы считаете, что жертва Слюсаренко — партизан? — спросил Титов.

— А то кто же? Наверно, партизан… Не знаю я точно. — Помолчав, заговорил: — Понял я, дело мое — смертельное. И ушел из города. В селе у родичей прятался. А скоро наши снова из города немцев прогнали, освободили нас. И вот я в рядах армии. Полицая этого в третьей роте увидел… Сначала испугался…

— Не ошибаетесь?

— Точно он, Слюсаренко. Только его осторожно брать надо. Опасный он, гад!

— Не беспокойтесь. Это уже моя забота. О том, что рассказали о Слюсаренко, никому ни слова. Постарайтесь не попадаться ему на глаза.

— Понимаю.

— Можете идти.

Карнаухов встал со стула. Перед Титовым был маленького роста человек, лопоухий, с бесцветными какими-то телячьими глазами. Незаметная личность.

Карнаухов вышел из хаты, а Титов еще какое-то время размышлял о том, что только что узнал.

«Встреча с этим полицаем у Карнаухова могла оказаться смертельной. Такие свидетели полицаю не нужны. Может быть, Карнаухов убоялся этого. Во всяком случае, боец Карнаухов поступил правильно».

— Костя, приведи ко мне Слюсаренко, — распорядился Титов. — Пойдешь не один. Возьми с собой Давыдченко из взвода управления. Он крепкий парень. Возьми автомат. Этот Слюсаренко может быть опасен. Но перед этим у меня должен находиться Карнаухов. Пусть придет скрытно. Уже стемнело, а он и Слюсаренко в разных ротах. Начни с Карнаухова. Выполняй!

— Есть! — козырнул Константин.

Этот мимолетный ритуал напомнил Титову пограничный приказ на выход для охраны Государственной границы Союза Советских Социалистических Республик. Он служил на границе. Свою зеленую фуражку сохранил, носил ее в вещмешке. И пронес ее через годы и расстояния.

— Садитесь, — Титов указал Слюсаренко на стул перед собой. За ним на лавке уселись Сергеев и Давыдченко. Оба с автоматами. В углу примостился Карнаухов. Слюсаренко его не увидел.

— Чем обязан такому эскорту? — Слюсаренко перешел в наступление.

— Ваша фамилия? — строго спросил Титов.

— Слюсаренко, — уверенно заявил тот.

Титов позвал Карнаухова, посадил на стул напротив Слюсаренко. Затем указал на бледного, не скрывавшего своего волнения Карнаухова, спросил:

— Знаете этого человека?

— Не припоминаю. Может быть, где-то и встречались.

«Ишь, не сказал: «Первый раз вижу» и держится пока невозмутимо», — отметил про себя Титов.

— Вспомните!

— Полицай Слюсаренко! — вырвалось у Карнаухова.

— Не знаю такого.

— Ах ты, гад! Забыл, как хотел меня завербовать для немцев.

— Такого не припомню. И вообще, что происходит? — полицай попытался сыграть возмущение.

— Ты же партизана убил! — почти закричал Карнаухов. На миг что-то дрогнуло в лице полицая, но он не сдавался.

— Ну, такое нужно доказать, — парировал полицай.

— Докажем, а сейчас расскажите, как служили у немцев.

Слюсаренко лихорадочно соображал, как вести себя дальше, что говорить. В его сознании промелькнули картины его прошлой жизни. Петр Слюсаренко — сын завуча средней школы № 1 в городе Богодухове Харьковской области Ивана Самойловича, в сорок первом году окончил 9 классов средней школы № 3. Был активным комсомольцем. Свое будущее представлял в довольно розовых тонах. Грянула война. В октябре сорок первого в город вошли немцы. Отец не очень обрадовался этому, но и не огорчился. Немцы назначили его заместителем бургомистра, а в сорок втором он сам стал бургомистром. Видимо, немцы учли то, что Слюсаренко в 1938 году был репрессирован как националист. Правда, ему повезло, он сидел недолго. Его выпустили на свободу, и он приступил к своим обязанностям завуча школы. К немецким оккупантам Петр отнесся без восторга. Несколько месяцев он учился в гимназии, которую открыли в городе. Это учебное заведение просуществовало недолго, и в октябре в городе была открыта дорожно-строительная школа с программой строительного техникума. Накануне освобождения города от оккупантов в феврале сорок третьего ликвидировалось и это училище. Наши войска взяли город. Перед этим Слюсаренки сбежали с немцами, а когда враги вернулись снова, Петр Слюсаренко задумался: что ему делать? В Германию не заберут — отец спасет. Возраст призывной. Советская власть не простит должности отца-бургомистра, эвакуации с врагами. Да и вернется ли она? Немцы ушли и снова пришли. Они сильны. И подался молодой Слюсаренко в полицию. Не рядовым, а следователем, благо был грамотным. Первое время чувствовал себя неуютно, как-никак служил врагам. Постепенно обвыкся, власть тешила его самолюбие. Разные эпизоды засели в памяти… Поздним вечером Слюсаренко с одним из полицаев совершал обход по городу. Навстречу им попалось несколько ребят. Перед полицаями мигнул лучик света и сразу погас. У одного из ребят был электрический фонарь.