Восточный фронт. Черкассы. Тернополь. Крым. Витебск. Бобруйск. Броды. Яссы. Кишинев. 1944

Имея сильное прикрытие с севера, отступающие провели первую спокойную ночь с 14 на 15 апреля в Алуште, всласть выспавшись.

Войдя в Ялту, колонна дивизии позволила себе небольшой отдых. На привале у какого-то заброшенного склада отступающие отлично поели, найдя на этом складе оставленные продукты. После пары часов отдыха двинулись дальше, держа направление на Алупку. И хотя приходилось время от времени останавливаться, чтобы отбивать попытки обстрелов партизанами с нависавших над дорогой высот, зато не донимали куда более опасные налеты штурмовиков.

Арьергард, который следовал последним в колонне вместе с автомобилем, в котором двигался командир дивизии с радиостанцией, и ближе всего к неприятелю, не вез с собой ничего лишнего. В грузовике везли только более чем достаточное количество боеприпасов. Каждый боец арьергарда был вооружен до зубов. Если бы грузовик по дороге сломался, то его пришлось бы сбросить в море. Когда он приближался к одному из поворотов, из расположенного поблизости леска снова ударил автоматный огонь. После мгновенного и убедительного ответного огня нахальный партизан растворился в зарослях. После этого шесть новых раненых едут в грузовике вместе с нами, мимо дворцов и пальм. Внизу блестит морская гладь...»

Отступление к Севастополю обоих армейских корпусов, продиктованное превосходством сил противника, несмотря на сильнейшее давление врага, ожесточенные бои и тяжелейшие потери, все же удалось благополучно завершить в самый последний момент. Сколь велики были потери германских частей, можно судить по следующим цифрам: 13 131 убитыми, ранеными и пропавшими без вести, румыны потеряли 17 652 человека.

Приведу лишь один-единственный пример: 73-я пехотная дивизия доложила о потере 79% своего личного состава, из состава румынской 19-й пехотной дивизии с Сиваша вернулось примерно такое же число военнослужащих. Потери в полевой артиллерии составили 70% орудий, три четверти противотанковых орудий было потеряно.

Так закончился первый акт трагедии.

Севастополь больше не крепость

Упорядоченная эвакуация всех остатков 17-й армии из Севастополя была бы возможна, если бы не существовало приказа Гитлера об удержании и обороне города. Или, по крайней мере, он не возражал бы против эвакуации той массы небоеспособных людей, которая находилась в этот момент в городе, всех этих прибившихся к вермахту беженцев и сотрудников различных военных и гражданских органов управления, военизированной трудовой повинности, всяческих больших и малых руководителей, военных строителей, транспортников и почтовиков, штабных машинисток, персонала Красного Креста и разных гражданских служб и т. д., а еще и ставших совершенно ненужными штабов и тыловых служб, так называемых «восточных легионеров», на верность которых уже нельзя стало полагаться, русских военнопленных, румынских частей и, разумеется, прежде всего раненых. Если бы армия использовала транспортные возможности судов снабжения, которые приходили теперь из Констанцы и возвращались обратно порожними, то при планомерной эвакуации стало бы возможным переправить морским (а частично также и воздушным) путем через Румынию более 100 тысяч человек. Все же остальные военнослужащие боеспособных частей должны были бы остаться в городе.

Караваны со снабжением доходили до места еще сравнительно спокойно, русские летчики проводили атаки еще достаточно нерешительно, а германская авиация пока успешно отбивала налеты вражеской авиации.

Севастополь в эти дни являл собой картину сплошного хаоса и неразберихи. Командиры разыскивали остатки подчиненных им частей, штабы пытались установить связь с вышестоящим командованием, как из-под земли возникали новые боевые части, которые пытались заполучить для себя продовольственное довольствие и получить боеприпасы, выяснить свой участок обороны и организовать свой КП. Со всего Крыма непрерывным потоком сюда стекались отбившиеся от своих частей военнослужащие, поодиночке, мелкими группами, пешком или на переполненных грузовиках, которые счастливо избежали участи попасть в руки Советов. Несчетное число более ненужных и потому брошенных автомашин самых разнообразных видов скопилось на отстойных площадках. Таких же брошенных лошадей ожидала куда более трагическая судьба.

Командованию армии удалось собрать остатки обоих корпусов в границах крепостной территории, пополнить солдатами всевозможных частей, обозниками, военнослужащими авиации и флота и определить на оборонительные позиции. Передний край обороны протянулся теперь вокруг Севастополя с севера на юг полукругом диаметром 20 километров на юге и 10 километров на севере — за ним был город, порт, а затем — только море.

На Северном фронте оборону держали XXXXIX горнострелковый корпус с 50-й и 336-й дивизиями, на восточном участке (ближе к югу) V корпус с 98, 111 и 73-й дивизиями, а также с вновь организованными ударными группами из румынских дивизий и других батальонов. Самую мощную силу представляла собой 9-я зенитная дивизия, которая смогла привезти с собой более 300 легких и тяжелых орудий. Поскольку румыны более не представляли собой сколько-нибудь серьезную силу, то были эвакуированы румынская 1-я горнострелковая дивизия и по три батальона 2-й и 3-й горнострелковых дивизий. Согласно приказу Гитлера, больше ни одна часть не имела права покинуть Крым. Приказ командования армии от 16 апреля гласил: оборонять крепость Севастополь, не делая ни шагу назад!

Будь этот приказ отдан на определенный краткий период, в нем был бы внутренний смысл, а именно: обеспечить организованную эвакуацию еще находящихся в Севастополе войск. Сражающиеся солдаты, безусловно видя и понимая эту необходимость, сохраняли бы свой боевой дух, несмотря на всю тяжесть боев и обстоятельств. Солдаты все еще верили своему Верховному главнокомандующему, несмотря на глубокое разочарование, с которым они выслушали его новый приказ. После отхода с кубанского плацдарма они перегруппировались и были готовы продолжать сражаться, пока не поступит долгожданный приказ об оставлении Крыма и пока в порт Севастополя не войдут суда для их вывоза. Их стойкость в боях определялась бы необходимостью удерживать город и порт именно для этих целей.

Однако Севастополь уже не был той крепостью, в которой советский гарнизон оборонялся весной 1942 года и которая была взята германскими войсками после многодневных тяжелейших боев (с 30 октября 1941-го по 4 июля 1942 года. — Ред.). Тогдашние мощные крепостные укрепления были разрушены и взорваны, установленные после этого германские морские орудия и береговые батареи имели сектор обстрела только в море, существовавшие ранее бункеры, форты и казематы не были восстановлены и могли служить разве что для размещения штабов, лазаретов и складов. Передний край обороны был укреплен довольно внушительно и имел проволочные заграждения, однако оборона не была глубокоэшелонированной — отсутствовали 2-я и 3-я линии обороны. Вырытые в очень твердой известняковой почве траншеи были недостаточно глубоки. Лишь на полуострове Херсонес имелись хорошо оборудованные тыловые позиции.

Но плохое состояние крепости было еще не последним отрицательным моментом. После отступления наземных сил люфтваффе потеряли все имевшиеся у них в Крыму аэродромы и теперь располагали только двумя взлетно-посадочными полосами под Севастополем и на Херсонесе, которые вскоре должны были очутиться под огнем русской артиллерии.

А еще — конечно, прежде всего — имелся враг, прекрасно знавший всю местность и все крепостные укрепления, враг, обладавший громадным численным перевесом и собравший все силы для окончательного сражения. Так, 4-й Украинский фронт насчитывал теперь 24 стрелковые дивизии, 1 танковый корпус, 1 артиллерийскую дивизию, 2 зенитные дивизии и другие ударные части. Отдельная Приморская армия также получила подкрепления.

В числе других приказов, касавшихся вопросов обороны, был один, ставший для войск особо трудным и болезненным для исполнения, о чем нельзя умолчать. Как уже говорилось выше, при эвакуации не предусматривался вывоз транспортных средств и лошадей, поэтому весь транспорт был перегнан для уничтожения на большие открытые пространства. После приказа от 21 апреля все лошади должны были быть пристрелены и сброшены в море, поскольку фураж для них отсутствовал и они не должны были попасть в руки врага. И вот эти верные четвероногие товарищи военных лет терпеливо стояли длинными рядами, ожидая своей очереди. Так как немецкие погонщики, конюхи и фуражиры отказались убивать своих верных друзей, эту кровавую работу взвалили на вспомогательный персонал из добровольцев. Румыны не стали пристреливать каждую конягу отдельно, но согнали их на край приморского обрыва и косили их из пулеметов. Тысячи конских трупов плавали потом в заливах под Севастополем и Херсонесом — общим числом 26 тысяч. И еще тысячи, отпущенные своими погонщиками из сострадания на волю и мирно пасшиеся затем в долинах между фронтами, чуть позже нашли мученический конец в ходе ожесточенных перестрелок.