«Ведьмин котел» на Восточном фронте. Решающие сражения Второй мировой войны. 1941-1945

25 марта 1943 года ОКХ расформировало инспекцию «моторизованных войск» и с 1 апреля 1943 года переименовало их в «танковые войска».

Генерал-полковник Гудериан незамедлительно сформулировал инструкции по расстановке танковых войск. Он приказал использовать легкие и средние танки только как разведывательные транспортные средства. Танки типа «Панцер III и IV», которые до того времени использовались на фронтах, следовало постепенно вывести для установки на них нового вооружения.

Одновременно немецкая промышленность лихорадочно работала над изготовлением «Тигров» и «Пантер».

Однако реорганизацию бронетанковых войск невозможно было осуществить в течение нескольких недель. Гудериан составил программу, предложил меры по рационализации и в конце концов пришел к выводу, что располагает временем по крайней мере до начала 1944 года, чтобы создать новые мощные танковые войска.

Однако Гитлер категорически настаивал на том, чтобы новые танки участвовали в операции «Цитадель», причем в количествах, сводивших на нет все усилия Гудериана по реорганизации войск.

Тогда Гудериан предпринял последнюю попытку. На совещании 4 мая он предложил Гитлеру отказаться от проведения операции «Цитадель». Он, как и Модель, был уверен, что в этом сражении немецкие танки понесут слишком большие потери. Кроме того, следовало подготовить танковые резервы для ожидаемого в ближайшем будущем вторжения союзников во Францию. Только с помощью танков можно будет остановить, а где возможно, и оттеснить назад войска союзников.

Министр вооружений Шпеер поддержал Гудериана, подчеркнув, что новые танки еще не до конца испытаны. Если их сейчас ввести в бой, необходимо будет считаться с возможностью потерь из-за технических неисправностей.

В середине мая Гитлер устроил в рейхсканцелярии новое совещание. Присутствовали фельдмаршал Кейтель, Заур – чиновник из министерства вооружений и генерал-полковник Гудериан со своим начальником штаба.

Гудериан снова поднял вопрос о необходимости отказаться от операции «Цитадель». В конце он задал прямой вопрос:

– Почему вообще вы хотите в этом году наступать на востоке?

За Гитлера ответил фельдмаршал Кейтель:

– Нам это необходимо по политическим мотивам.

Гудериан возразил:

– Вы думаете, люди знают, где находится Курск? Миру совершенно безразлично, в наших он руках или нет. Я повторяю вопрос: почему вообще вы хотите наступать на востоке именно в этом году?

На это Гитлер ответил буквально следующее:

– Вы совершенно правы. При мысли об этом наступлении у меня начинает болеть живот.

Но на отмену операции «Цитадель» Гитлер в последний момент все же не смог решиться.

Игральная кость упала, и время пошло.

Это впечатление было и у начальника штаба армии генерал-полковника Цейтцлера, когда он в середине мая убеждал Гитлера, что операция «Цитадель» должна быть начата самое позднее в первые дни июня. А каждый лишний день означает невосполнимую потерю времени и даст русским возможность укрепить свои позиции на Курской дуге.

Генерал-полковник Йодль советовал следовать концепции фельдмаршала фон Манштейна, согласно которой необходимо было дождаться летнего наступления русских и в кульминационный момент наступления ударить свежими силами по утомленным советским войскам.

Яснее всех выразился генерал-полковник Модель, которому предстояло возглавить северную ударную группу и повести ее в направлении Курска. Он сказал:

– Я против этого наступления, потому что не могу с парой людишек вести войну.

Цейтцлер возразил:

– Но ведь это наступление – приказ фюрера.

– Я не собираюсь в этом участвовать. Скажите это фюреру. Я не намерен рисковать своей репутацией и делать то, что с самого начала является бессмысленным и будет стоить много ценных человеческих жизней.

А Гитлер тем временем принял решение в пользу преобладающих политических соображений. Все они снова и снова возвращались к развалу союза между западными державами и Советским Союзом. Он был убежден, что западные союзники прекратят любую дальнейшую помощь Советам, поскольку втайне их боятся. Гитлер желал нанести Советскому Союзу такой разрушительный удар, чтобы власть имущие в Кремле оказались вынужденными выйти из войны. Он основывал свои планы на том, что недоверие между Советами и западными союзниками, значительно усилившееся в эти недели, станет еще глубже.

После ужасной находки в Катыни и краха польско-советских связей в Кремле поняли: необходимо что-то предпринять, чтобы покончить с недоверием англичан и американцев. И в середине мая было принято решение в качестве доказательства «дружественных намерений» Советского Союза и как уступка западным союзникам распустить Коминтерн. Тем самым Сталин хотел показать, что он отрекся от идеи мировой революции и готов строить коммунизм в рамках одной страны – Советского Союза. В то же время он надеялся, что западные союзники летом текущего года наконец откроют второй фронт в Западной Европе, что несколько снимет нагрузку с Красной армии.

Но пришло лето, и западные союзники дали понять, что на организацию второго фронта в этом году рассчитывать не стоит.

По этой причине недоверие в Кремле значительно выросло. На этот раз принять меры, чтобы развеять или хотя бы смягчить подозрения русских, предстояло американскому президенту Рузвельту. Он отправил к Сталину посла Дэвиса, чтобы тот передал личное приглашение американского президента на общую встречу.

Сталин заставил себя долго уговаривать, и послу Дэвису пришлось призвать на помощь все свое красноречие, прежде чем Сталин в конце концов обещал прибыть на личную встречу с президентом Рузвельтом 15 июля. Казалось, страсти улеглись. Все же в конце июня 1943 года Сталин послал британскому премьеру Уинстону Черчиллю очень злую телеграмму.

В ней он требовал немедленного открытия второго фронта в Европе. Одновременно он напомнил Черчиллю обо всех его обещаниях, которые тот давал относительно открытия второго фронта в течение года, но не выполнил. При этом он использовал выражения, которые доселе в дипломатической переписке не считались употребительными.

Черчилль ответил ничуть не менее откровенным посланием.

На это Сталин тотчас отреагировал, отозвав из Лондона советского посла Майского. Советский посол в Вашингтоне Литвинов тоже получил приказ вернуться в Москву. Одновременно Сталин отчетливо дал понять, что личную беседу с президентом Рузвельтом считает отложенной на неопределенное время.

В столицах западных союзников воцарилось вполне обоснованное беспокойство.

«Выйдет ли Советский Союз из войны?» – спрашивали в Лондоне.

«Решится ли Сталин на сепаратный мир с Гитлером?» – тревожились в Вашингтоне.

Отношения между западными державами и Советским Союзом вступили в самую острую фазу.

Намерение Гитлера провести операцию «Цитадель» по-прежнему стояло на повестке дня.

А тем временем русские еще более укрепили свои позиции на Курской дуге. Особенно на обоих флангах, где и должно было начаться немецкое наступление. Туда они стянули сильные войска и сконцентрировали большое число противотанковых орудий. Немецкие самолеты-разведчики постоянно кружили над этим участком. Аэрофотосъемка совершенно отчетливо показала, что русские ожидают здесь немецкого наступления, причем в самое ближайшее время.

За ночь, словно из-под земли, вырастали новые артиллерийские позиции русских. Днем и ночью велось укрепление деревень, рылись противотанковые рвы, сооружались уличные заграждения.

На Курскую дугу непрерывно шли русские танки, саперные и стрелковые части.

Одновременно на немецкой стороне фронта в расположении группы армий «Юг» начали приниматься меры, имевшие целью отвлечь внимание противника от приготовлений к наступлению немцев на Курской дуге, сконцентрировав это внимание на действиях группы армий «Юг».

За линией фронта группы армий «Юг» началось передвижение сильных танковых формирований – они симулировали активность. Саперы готовили десантные катера и понтоны. Немцы надеялись, что эти приготовления не укроются от воздушной разведки русских. К тому же немецкие самолеты-разведчики постоянно кружили над советскими позициями, расположенными напротив группы армий «Юг», инсценируя напряженную разведывательную деятельность. И наконец, велись оживленные переговоры по радио, рассчитанные на перехват русскими.