Сталин. История и личность

Такое объяснение Гитлер, по-видимому, принял и спросил Хильгера, полагает ли он, что Сталин готов прийти к договоренности с Германией. Хильгер вновь сослался на доклад, с которым выступил Сталин 10 марта. Когда же Гитлер, наконец, попросил его оценить ситуацию в России, Хильгер отметил ее растущую экономическую силу, серьезное ослабление военной мощи, вызванное тем, что 80% командного состава Красной Армии подверглись репрессиям, а также идеологический отход от коммунистических доктрин в сторону русского национализма, осуждение экспериментирования в искусстве. Как Хильгеру стало известно позже, Гитлер сказал Риббентропу после беседы, что если Хильгер прав в оценке тенденций в СССР, то следует как можно скорее предпринять меры, предотвращающие дальнейшее укрепление советской мощи²³. Таким образом, вместо того, чтобы смягчить отношение Гитлера к России, Хильгер лишь ужесточил его позицию, проанализировав развитие событий. Для Гитлера соглашение со Сталиным было бы возможно лишь как кратковременный маневр, служащий достижению цели на пути к завоеванию России.

Не будучи осведомлен о реакции Гитлера на слова Хильгером и не осознавая степени одержимости «фюрера», Сталин продолжал следовать курсу, который в 1941-1942 гг. едва не привел страну к гибели. Двадцатого мая Молотов принял посла Шуленбурга, во время беседы с которым новый нарком иностранных дел предложил, хотя и не изложив детали, ради возобновления в то время застопорившихся советско-германских экономических переговоров подвести под них «политическую базу». Сообщая об этом в Берлин, Шуленбург рекомендовал проявить осторожность, дабы предложения с немецкой стороны не были использованы Кремлем для давления на Англию и Францию²⁴, с которыми Советы вели тогда переговоры.

Выступая 31 мая в Верховном Совете, Молотов сослался на переговоры с Лондоном и Парижем, а также указал на недостаточность гарантий со стороны двух западных демократий Советскому Союзу. Он также отметил, что эти переговоры никоим образом не мешают советскому правительству развивать деловые отношения с такими странами, как Германия и Италия. Молотов добавил, что переговоры с Берлином о новом торговом соглашении и новых кредитах уже начались.

Затем Сталин предпринял через Молотова новый шаг. Советский поверенный в делах в Берлине Георгий Астахов посетил 14 июня болгарского посланника и имел с ним беседу, о которой, как Астахов знал, будет сообщено немецким властям. Москва, сказал он, колеблется между тремя возможными решениями. А именно: между заключением пакта с Англией и Францией, во-первых; выжидательной позицией («дальнейшим затягиванием переговоров»), во-вторых; сближением с Германией, в-третьих. В наибольшей степени пожеланиям Москвы отвечал третий вариант. Однако на пути к его реализации существуют препятствия. Так, Советский Союз не признает контроль Румынии над Бессарабией и не может не опасаться нападения Германии через государства Прибалтики или Румынию. Если Германия заявила бы, сказал Астахов, что она не нападет на СССР, или заключила бы с ним договор о ненападении, то тогда Советский Союз, возможно бы, воздержался от подписания пакта с Англией. Поскольку же Москва не знает, чего на самом деле хочет Берлин, то она может предпочесть продолжение переговоров с Лондоном, прибегнув к тактике их затягивания и гарантировав себе свободу рук в любом конфликте, который мог бы разразиться²⁵

В последовавшие за этой встречей недели Берлин стал проявлять интерес к политическому сближению с Москвой. Пока шел взаимный зондаж ради достижения такой цели, остававшиеся в тайне события в сфере влияния Берии свидетельствовали о решении Сталина идти на соглашение с Гитлером. Смещение Литвинова сопровождалось изгнанием из Наркоминдела последних сотрудников его эры и заменой их людьми, подобными Громыко, которые обладали небольшим опытом внешнеполитической деятельности или вообще не имели его. Большинство изгнанных чиновников (в том числе Евгений Гнедин) оказались за решеткой.

Гнедин был арестован и заключен во внутреннюю тюрьму на Лубянке 11 мая. Его делом лично занялись Берия и бериевский прихвостень Кобулов, возглавивший следственный отдел НКВД по особо важным делам. Кобулов заявил Гнедину, что он арестован как «крупный шпион», и потребовал выложить все начистоту о «связях с врагами народа». Гнедин отверг обвинения. Тогда его привели в кабинет Берии, где в присутствии последнего Кобулов и лейтенант НКВД дали ему понять, что он «больше не в кабинете супершпиона, его бывшего шефа», т. е. Литвинова. Дабы вынудить Гнедина помочь состряпать дело против возглавляемой Литвиновым группы «врагов», орудовавших в Наркоминделе, его заставили обнаженным лечь на ковер перед столом Берии и зверски избили резиновыми дубинками. Избиения повторялись и становились все изощреннее, но Гнедин не сдался.

Другие арестованные, близкие к Литвинову (в их числе дипломат Е.В. Гирш-фельд), не выдержали пыток. Гнедину показали протокол допроса Гиршфельда от 12-16 мая, в котором содержалось заявление, что Литвинов «в антисоветских целях подстрекал к войне»²⁶. Совершенно очевидно, что именно в этом обвинили бы Литвинова и его подчиненных публично, если бы только Сталин решил столь убедительным способом продемонстрировать свое желание заключить сделку с Гитлером.

Тайный обмен мнениями между Москвой и Берлином шел все лето. Одновременно Сталин усилил нажим на Гитлера, дав Молотову указание обсуждать с англичанами и французами вопрос о заключении тремя державами пакта о взаимопомощи. Факт таких переговоров и цели пребывания в Москве руководителя центральноевропейского отдела британского МИДа Уильяма Стрэн-га были общеизвестны. В начале августа Стрэнг, так ни о чем и не договорясь, покинул Москву. Однако 11 августа в советскую столицу для обсуждения пакта трех держав на уровне генштабов прибыли британская и французская военные делегации. Советскую группу на переговорах возглавлял Ворошилов. В основном он тянул время. В конечном счете камнем преткновения оказалась неспособность англо-французской стороны добиться согласия Варшавы разрешить Красной Армии пересечь польскую территорию для того, чтобы «войти в контакт» с противником. Хотя польское правительство и было заинтересовано в

помощи России военным снаряжением и материалами, оно, однако, опасалось возможности советской оккупации Восточной Польши, чтобы пойти на такие условия²⁷

Что касается Гитлера, то его на быстрое достижение соглашения с Москвой подталкивал не только призрак «новой тройственной Антанты». Гитлеровские планы предусматривали сокрушение Польши еще до того, как Франция и Англия выступили бы на ее стороне. Для обеспечения этого гитлеровские армии должны были выступизъ к началу сентября, т. е. до того, как осенние дожди могли бы затруднить операции²⁸.

Четырнадцатого августа Риббентроп отправил в Москву телеграмму Шулен-бургу, в которой сообщил, что, «по мнению имперского правительства, между Балтийским и Черным морями нет таких вопросов, которые не могли бы быть урегулированы к полному удовлетворению обеих стран». После лихорадочного обмена посланиями об условиях соглашения Гитлер телеграфировал Сталину, что он намерен сделать пакт «долговременной германской политикой», и согласился с его проектом, подготовленным Молотовым. Гитлер выразил уверенность, что дополнительный протокол, которого добивается Москва, можно было бы быстро согласовать, если бы для ведения переговоров туда мог прибыть ответственный немецкий государственный деятель²⁹. В результате Сталин пригласил Риббентропа посетить Москву 23 августа.

Получив послание Сталина, Гитлер не смог скрыть бурную радость «фюрера». Барабаня кулаками по стене, он выкрикнул: «Теперь весь мир у меня в кармане!»³⁰ Двадцатого августа Гитлер, опережая события, объявил ошеломленному западному миру, что Германия и Россия договорились заключить пакт о ненападении.

Во второй половине дня 23 августа Риббентроп в сопровождении помощников прибыл в Москву на личном самолете Гйтлера «Кондор». Встреченный с почетом в аэропорту, на здании которого развевалось пять флагов со свастикой, он был доставлен в здание бывшего австрийского посольства, а затем привезен в Кремль на машине, украшенной флагом со свастикой. Здесь Риббентроп был приятно удивлен, увидев, что его ждали не только Молотов, но и Сталин. Переговоры прошли быстро, и после полуночи соглашения были подписаны.