Ищите Волка !

Попова приняла меня за "инженера Храмова": кто же ещё мог приехать к ней с Волги? Острая жалость захлестнула мое сердце. Я бросился к ней, взял ее руки в свои:

- Нет, Аграфена Меркурьевна, я не Храмов. Но его знакомый. Меня зовут Вениамином, а фамилия - Биэин.

Ну вот, я и произнес слова, что давно хотел сказать. Но не при таких обстоятельствах мечталось сказать их.

- А-а, - протянула Попова, сразу обмякнув. - А я-то, старая, посчитала, что Сергей Николаевич решился наконец приехать. Давно обещается...

- Ну, - вмешался мой попутчик, - пойду я.

- Может, чайку попьешь, Павлуша? - предложила Попова. - С медком. Соседи-то меня все балуют, не забывают.

- Благодарствую! - солидно отказался тот. - Спешу я.

Он ушел. А Попова вдруг захлопотала, засуетилась.

- Что же я, клуша, о чае-то заговорила, когда добрый ужин собирать надо. Гость-то ко мне какой приехал, с Волги, от самого Сергея Николаевича... Извиняйте, как вас по батюшке-то величать? Вениамин...

- Александрович, - улыбнулся я. - Но зачем же по отчеству, Аграфена Меркурьевна? Просто называйте - Веня. Я же вам в сыновья гожусь. У ваг. ведь был сын?

- Был сыночка у меня, был, - закивала она. - А вам об этом Сергей Николаевич рассказывал?

- Да, - ответил я. - Но я и без него о том знал...

Я чувствовал, что не могу найти каких-то очень важных слов, необходимых сейчас. А она молча смотрела на меня, и в ее широко раскрытых невидящих глазах будто застыли вопросы: что ты за человек? зачем приехал с Волги ко мне домой?

- Знали? - ответила она наконец. - Как же так?

- Сейчас скажу... Вот только с духом соберусь...

- А что так тяжко-то?

- Аграфена Меркурьевна, тут ведь вместо поселка когда-то деревня Варваровка была?

- Она самая, - кивнула Попова.

- И вы здесь с самого рождения своего?

- Тут родилась, - подтвердила женщина, - тут и помру. А что тебе с того, что родилась я в Варваровке, Веня?

- Очень это для меня много значит, Аграфена Меркурьевна. Вы себе и представить не можете, как много.

- Ой, не пойму я тебя никак, Веня...

- Сейчас, сейчас, - заторопился я. - Да вы только не волнуйтесь.

- Э-э, милый ты мой, ты сам-то не волнуйся, я ж по голосу-то слышу, как ты с сердцем говоришь. Угадала ли?

- Угадали, Аграфена Меркурьевна, - ответил тихо я. - Я ведь, Аграфена Меркурьевна, этого часа, может быть, всю свою жизнь ждал. Скажите, ваш муж кузнецом был?

- Кузнецом.

- И других кузнецов до войны не было в Варваровке? Скажем, в тридцать пятом году?

- Один мой и был. Хороший кузнец, уважали его люди.

- И сын ваш родился в тридцать пятом году, правда?

- Верно. Но не пойму я... Зачем, извиняйте, меня выспрашиваете о том? Это ушло уже все...

Она волновалась, называя меня то на "ты", то на "вы".

- Тут, знаете, Аграфена Меркурьевна, какая история получается... - Я облизнул губы, потянулся к графину, налил воды в стакан, выпил, поставил стакан на место. - Простите, Аграфена Меркурьевна, а не довелось ли вам в том же году выкормить своей грудью еще одного ребенка?

- В тридцать пятом? - переспросила она. И лицо ее тронула улыбка. Было такое. Как же забыть... Помню, привез как-то зимой один мужчина, высокий, молодой совсем, жену в нашу деревню. На сносях она была. В больницу вез. Но то ли с пути сбились, то ли лошадь везти отказалась по тайге. Иной раз у нас такое бывало. Почует лошадь дикого зверя, и тут уж ничего не сделаешь с ней. Не пойдет, и все!.. Так что было дальше?.. А, ну так и было... Разрешилась его жена от бремени, да только померла, бедная. Молоденькая, ох, как жалко, когда молоденькие гибнут! У меня ведь и муж нестарым погиб. При пожаре. За общественное добро жизнь положил, зерно спасать стал. И сыночка мой тоже два годика только пожил...

Аграфена Меркурьевна всхлипнула. По ее щеке - одинокая - скатилась слеза.

- Да и брат у меня, Алешенька, совсем молоденький был, когда на фронт ушел. Чтобы не вернуться... И осталась я одна на всей земле. Вот и ослепла. Давно уж. Но жить нужно. Люди помогают. Ох-хо... Что же я, старая, на себя-то все повернула? Да... Когда такое несчастье случилось, я и взяла ребеночка к себе. Мать - на то она и мать. Если одного прокормишь, то и второй голодным не останется. Не погибать же мальчонке. И муженек мой сказал: "Молодец ты, Аграфенушка, справедливо рассудила. Будто двух мы с тобой сыновей родили. Пусть растет крепким на твоем молоке..." Вот так все и было. А почему вас это интересует-то?

- Потому что я и есть тот мальчонка, Аграфена Меркурьевна. Веня. Я вас давно разыскать хотел, да не знал, как найти. Случайно все вышло...

- Господи, сила твоя! - пробормотала Попова.

И вдруг, найдя и прижав к своей груди мою голову, с причитаниями заплакала. Я понимал, что сейчас она прижимает, голубит своего сына. Она плакала, потому что такие бурные воспоминания на нее нахлынули вмиг, что только слезами и можно их было смыть. Материнскими слезами...

Потом долго сидели мы с Аграфеной Меркурьевной за столом. И она рассказывала мне о том, как ушел в сорок первом на фронт ее брат. Последний, кто остался у нее в жизни А потом пришло извещение, что пропал он без вести. Да так больше и не обнаружился. Только в сорок четвертом она вдруг получила письмо от бывшего фронтовика Сергея Николаевича Храмова. Писал он, что служил вместе с ее братом Алексеем Кропотовым - ее девичья фамилия Кропотова - в одной летной части. Вылетели они однажды на задание, и их сбили фашистские зенитки. Выбросились на парашютах, но попали к немцам в тыл. Долго пробирались к своим. Наткнулись на немцев. И Алексей прикрыл его, Сергея Храмова, своей грудью. Друга спас от смерти, а сам погиб. Умирая, он просил Сергея разыскать свою сестру, дал адрес. Помочь попросил - по мере возможностей.

- С тех пор мы и переписываемся, - говорила Аграфена Меркурьевна. Хороший он человек, Сергей Николаевич-то. Душевный. Уж как он мне помог - и говорить не буду. И деньгами... А главное - вниманием, словом теплым... Все к себе приглашает жить. Но куда я, старуха, поеду? У него жена, двое детишков. Не могу людей стеснять. Он на будущее лето обещался приехать: мол, дом подремонтирую, по хозяйству чего сделаю. Да я отговариваю их с Надеждой. Жену его так зовут.

- Да, да, знаю я Надежду Николаевну, - добавил я. - Славная женщина.

- Да что вы! - Она вдруг перекрестилась. - Ангел настоящий, а не человек! Когда они мне деньги прислали в первый раз, я воспротивилась. Но она сама мне написала письмо, уж такое душевное, такое хорошее! Очень просила не отказываться... Вот... Значит, вы и есть тот самый мальчонка, да? Господи, вот радость-то для меня выпала какая...

- А когда вам Сергей Николаевич последний раз написал? - осторожно спросил я.

- Так ведь только три дня как прислал телеграмму! Вы разве не знаете?

- Нет... - замялся я. - Я эти дни в другом городе находился, в Волжанске. А он-то сам в Старогорове...

- А, ну да, ну да, - закивала она. - Три дня назад прислал телеграмму. Просил выслать все документы, письма и фотографии Алешенькины. Хочет книгу о нем написать. Я уже все приготовила. Хотите взглянуть?

- С удовольствием!

Значит, инженер сюда не пожалует. Но зачем ему понадобились документы, письма и фотографии Алексея Кропотова?

- Вот он, мой братик! - с гордостью произнесла Аграфена Меркурьевна, раскрывая передо мной семейный альбом.

Я едва не зажмурился. С фотографий на меня смотрел... "инженер Храмов".

24

Разумеется, он выглядел моложе. На тридцать лет. Но это был он! То же длинное, "лошадиное" лицо. Тот же крупный нос. Волевой подбородок. И глубоко запавшие глаза.

Я ничего не сказал Аграфене Меркурьевне. Не мог сказать. Мы договорились, что все документы ее брата, письма, фотографии я захвачу с собой и отдам Сергею Николаевичу. Аграфена Меркурьевна даже обрадовалась моему предложению.

- Слава богу! А то бы извелась: вдруг на почте затеряются, - частила она. - Только когда они ему больше не нужны будут, пускай обратно их вышлет. Не забудете сказать?